Дьявольская радуга - Александр Годов

Не верить… Это не Алена.

«Ты постоянно раскидываешь носки по квартире. А еще ты обещал мне подарить новый мобильник. А еще ты любишь мороженое шариками. И обязательно развесное».

Пошла к черту!

«Коля, это я! Я! Как мне доказать это? Помнишь, ты рассказывал, как в детстве сломал палец, когда ходил на рыбалку? Ты споткнулся о камень и неудачно упал. Поверь мне! Во время секса ты любишь, чтобы я кусала тебя за мочку уха. А еще…»

Хватит.

«Не хватит! Я люблю тебя. Правда-правда. Я хочу быть с тобой. Прости меня, дуру, что изменяла тебе. Это все от того, что мне стало скучно с тобой. Но ты правда был скучным! Весь в работе постоянно. Сидишь за своим чертежами день и ночь. А если и говоришь, то только с дочерью. А я ведь не железная. Я тоже человек. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь любил меня. Чтобы каждый день говорил о том, как сильно влюблен, как дня не может прожить без меня. Просто говорил, тупой ты обормот!»

Уходи! Уходи из головы! Нет тебя, Ален. Ты сдохла. Умерла. Труп.

«Но я ведь в твоей голове, милый. Ты меня слышишь. Слышишь мой голос. Разве нет? Мы через многое прошли после моей смерти. Я спасла Машу! И ты можешь снова меня оживить. Можешь вернуть дочь».

Пятый мысленно засмеялся.

Алену никто больше не вернет. Её нет. Есть шансы спасти Машу — и только. Кивир хочет запутать его. Хочет дать ложную надежду. Этого кладбища нет. Нет старика, нет голубого неба, нет солнца и луны.

Всё — иллюзия. Бутафория.

«Я настоящая! Не иллюзия!»

Сгинь!

И голос умолк. Но надолго ли?

Пятый смотрел в небо и не мог сдвинуться с места. Сердце тяжело бухало; казалось, что по зеленым жилам, опутывавшим левую руку, струилось пламя; мушиный хоботок лихорадочно бил по щекам и подбородку.

Так не бывает. Невозможно.

Черные полосы в небе были людьми. Сотни, тысячи тел скатывались по невидимой трубе прямо в человеческое море.

Коля проклинал себя за то, что мечтал выбраться из Кладбища. Старик «вывел» его. Проклятый ублюдок! Урод!

Пятый хотел закрыть глаза, чтобы не видеть, как тела с противным хлюпаньем падают на… Не думать!

Самым удивительным было то, что человеческое море появилось внезапно, из ниоткуда. Пятый по привычке считал кресты, лениво скользил взглядом по эпитафиям, выбитым на гранитных памятниках, как вдруг услышал шум прибоя. Шум прибоя! Каким прекрасным показался этот звук!

Пятый мысленно обрадовался, догнал проводника и двинулся на шум. Он вглядывался вдаль, силясь разглядеть океан или море. Да хоть что-нибудь! Однако кресты по-прежнему сменялись крестами.

Старик положил руку на его плечо. Пятый вздрогнул, посмотрел в стеклянные глаза проводника. А когда отвел взгляд, то опешил. Могил больше не было. Вокруг простиралось море. Море из человеческих тел. Сколько трупов плавало в густой крови? Миллионы? Он не знал ответа.

Вот возле песчаного берега оказалось тело девушки. Лицо исказило страдание, зеленые глаза глядели в чистое голубое небо. Тело посинело, однако не потеряло привлекательности. Но больше всего Пятого поразили капельки крови, бусинками застывшие на её животе. Рядом с девушкой плавало тело мальчика. Коля бы дал ребенку лет шесть. Может, младше. Лицо было спокойным. Казалось, мальчик спит и видит сны.

Человеческое море не знало состраданья. Дети, старики, девушки. Порой Пятый замечал чернокожего или азиата.

Огромный человеческий бульон.

И подпитывали это страшное море тела, скатывающиеся с неба.

Удивительно, но запахов крови, запахов гнилого мяса не было. Не роились над мертвецами мухи, не клевали глаза вечно голодные чайки. Могильную тишину нарушали лишь шум прибоя (порой волна крови прибивала к берегу раздувшийся труп) да чавкающий звук упавшего с неба тела.

Пятый хотел повернуть назад, хотел крикнуть в лицо старику, чтобы тот увел его обратно на кладбище. Из тела словно выдернули позвоночник: тянуло к земле, ноги подгибались.

Это все сон. Так не бывает. Тела не скатываются по невидимой трубе!

И запах! Его не было. За эту мысль Пятый цеплялся как за спасительную соломинку. Если бы море действительно существовало, то были бы и запахи, и чайки, и…

— Темная ночь…

Пятый обернулся. «Архаровцы» длинной цепочкой выходили на берег. Каждый держал в руках раскрытую черную коробку с граммофоном. Музыкальные аппараты синхронно исполняли одну песню.

— Только пули свистят по степи…

Пятый сильнее сдавил рукоять пистолета. Сверхновой вспыхнула мысль: патронов нет. Если «архаровцы» нападут, то бежать некуда. Он подошел ближе к проводнику.

Старик тоже обернулся, губы раздвинулись в широкой улыбке, в глазах заплясали искры.

— Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…

Пятый пытался придумать пути отхода. Мозг лихорадочно анализировал ситуацию, предлагал варианты решений, но все мысли сводились к одному — выхода не было. Его, Пятого, загнали как крысу. И теперь остается лишь сражаться до последнего…

Старик грохочуще засмеялся. Он бросил взгляд сначала на него, потом на архаровцев. Его рот раскрылся, словно он хотел что-то сказать, но из глотки донеслись лишь невнятные клокочущие звуки. Продолжая смеяться, проводник подошел к берегу, зачерпнул крови и с наслаждением размазал алую жидкость по лицу.

Пятый замер.

Внезапно его осенило.

Конечно же! Теперь он такой же как архаровцы. Похож на них как две капли воды.

В ноздри ударил сладкий запах абрикосовых духов. Сначала Пятый подумал, что абрикосами несло от тварей, но, принюхавшись, понял, что абрикосами несло от него.

— В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь, — надрывались граммофоны.

Пятый засмеялся бы, если бы было чем.

Старик же перестал обращать внимание на архаровцев. Он складывал руки ковшиком, зачерпывал кровь и жадно пил, разливая её по подбородку и груди.

«Они не тронут тебя», — раздался в голове голос Алены.

Знаю.

«Сейчас ты уплывешь. И теперь только от тебя будет зависеть, захочешь ли ты вновь увидеть меня».

В смысле?

«Тебя ждет Кивир. Меня не будет с тобой».

Пятый нахмурился.

Начхать!

«То есть ты не веришь, что я — это я? У меня нет больше времени, чтобы что-то доказывать тебе. Ты дурак, Коль! Непроходимый дурак. Надеюсь, что все же будешь вспоминать меня. Хоть иногда. Я люблю тебя».

Пятый, повинуясь порыву, произнес про себя ту единственную молитву, которую знал.

«Я и так в мире. Мне не нужна молитва, глупый. Я просто надеюсь, что ты вернешься. Я так хочу исправить прошлое. Какой же идиоткой я была! Все эти измены, ночные клубы. Прости. Ты хороший. Если бы у меня был шанс, я бы сделала все возможное, чтобы вернуть твое доверие».