Могила галеонов - Мартин Стивен

— Почему они ушли? Отчего не атакуют? — спросил герцог, говоривший без переводчика (тот был ранен). Грэшем повернулся к Маниону, и тот заговорил с ним прямо. Им всем, конечно, было не до формальностей.

— Скорее всего у них кончился порох, — ответил Грэшем. — Да и ветер относит нас на север, в сторону от земли герцога Пармского. Зачем им рисковать, если ветер делает всю работу за них.

Герцог кивнул и посмотрел вдаль, за корму, туда, где виднелись паруса английских кораблей. Он был в одной тунике. Два своих плаща он раздал: один — раненому офицеру, другой — юнге со сломанной ногой, теперь лежавшему в его каюте. За ночь они потеряли три корабля. «Сан-Матео» и «Сан-Фелипе», едва ли уже способные держаться на воде, сели на мель на фламандском побережье. К утру ветер снова усилился. Половина кораблей к этому времени стали неуправляемыми из-за состояния парусов и мачт. Ветер нес их на северо-запад. Впереди было фландрское побережье.

Герцог велел бросить оставшийся якорь. Из этого не вышло ничего путного. Дно было слишком мягким, и якорь не мог надежно выполнять свою роль, а приливное течение продолжало нести корабль к песчаному берегу. Он отдал приказ измерить глубину моря с помощью лота. В «Сан-Мартине» было пять морских саженей. Если глубина воды меньше, значит, корабль сядет на мель, перестанет быть живым, сражающимся судном и превратится просто в громоздкую мишень для англичан.

— Семь с половиной морских саженей! — крикнул моряк с носовой части судна.

— Семь! — объявил солдат на мачте.

— Шесть с половиной, — доложил следующий.

Грэшем и Манион сидели, обнявшись, у фальшборта, глядя куда-то вдаль невидящими глазами. Снизу на палубу поднялся корабельный священник. Герцог встал на колени и тихо попросил исповедать его. Священник поднял дрожащую руку. Все, кто находился на палубе, также опустились на колени, склонив головы. Все они молча молились. И тут раздался возглас:

— Шесть морских саженей!

Люди, молившиеся на палубе, вздрогнули от неожиданности.

А Грэшем думал о том, кто из людей будет его помнить, когда его не станет. Конечно, это был бы Манион, но они скорее всего погибнут вместе. Его будет помнить Джордж. Может быть, и Анна, но она может проклясть его. Помнить его будут, видимо, Толстяк Том и Алан Сайдсмит в Кембридже, а также Спенсер, Инайго Джонс, Бен Джонсон в Лондоне…

Он поднял голову и посмотрел на огромное развевавшееся на грот-мачте знамя «Сан-Мартина». Его кончик показывал в сторону песчаного берега. И вдруг направление изменилось, словно мощная невидимая рука развернула знамя. Оно реяло на ветру, «указывая» теперь обратное направление — в море. Ветер внезапно сменился на противоположный.

— Шесть с половиной саженей! — раздался радостный вопль. Вся команда застыла в ожидании.

— Семье половиной саженей!.. Восемь с половиной!

Люди вскочили на ноги. Матросы обнимались, повсюду слышались торжествующие возгласы.

— Благодарение Богу! — Голос герцога прозвучал негромко, но его услышали все. Герцог встал. Он посмотрел на своих людей, так храбро дравшихся и проливших столько крови, и они снова опустились на колени. Молились ли люди когда-нибудь еще так же истово, как они, руководимые духовником своего герцога?

Вскоре после этого герцог снова вызвал Грэшема (на сей раз рядом с ним находился переводчик) и сообщил: один из кораблей Армады несколько дней назад захватил в плен английское рыболовное судно.

— На борту оказался неожиданный груз, — сказал он. — Девушка-испанка, по ее словам, направлявшаяся в Кале, которая назвалась Мария Анна Люсиль Риа де Сантана. — Грэшем вздрогнул. Герцог продолжал: — Говорят, по ее словам, она вынуждена была бежать из Англии из-за ее связи со шпионом. Они решили не отсылать ее обратно в Англию, а передать на другой наш корабль, на «Сан-Матео».

У Грэшема упало сердце. Тот самый корабль, отнесенный на мель на фландрском берегу! Его команда либо стала добычей моря, либо была захвачена врагами-голландцами.

— Но там решили — девушке не место на таком корабле, — продолжал Сидония. — На борту одного из грузовых судов, несмотря на мой приказ, имеются женщины, и ее также отправили туда.

Герцог помолчал немного, затем заговорил вновь. Грэшем не решался задавать вопросов.

— Я бы снова сражался с англичанами, если бы мог, — сообщил Сидония. — Но ветер лишил меня такой возможности. Теперь нам остается только пройти с флотом вдоль северного берега Шотландии, а потом, миновав Ирландию, вернуться в Корунну, чтобы возобновить сражение в другое время. Я уже не могу даровать победу моему королю. Могу лишь спасти флот. — Он испытующе посмотрел в глаза Грэшему. — Я думаю о вас лучше, чем вы полагаете. Я решил: вы сядете на баркас, доберетесь до грузового судна и встретитесь с вашей подопечной. Вы можете доставить ее в Кале. Я не ожидаю вашего возвращения сюда.

Грэшем начал было благодарить Сидонию, но тот поднял руку.

— Не говорите ничего. Просто идите, — сказал он. — Может быть, мы еще увидимся. В Испании или даже, кто знает, в Англии.

Грэшем низко поклонился герцогу. Баркас быстро понес молодого англичанина туда, где находились грузовые суда. Он оглянулся на пострадавший в боях флагман. На палубе корабля он, Генри Грэшем, заново родился. Он теперь уже навсегда перестал быть ребенком. Его служба у Уолсингема оказалась тупиковым путем.

Анну он увидел, как только ее привели на палубу. Многое напоминало об их первой встрече — теперь уже целую вечность назад. Она была в рваном платье и с нечесаными волосами, но характер ее оставался таким же твердым и упрямым, а красота стала еще заметнее из-за отсутствия косметики (да Анна в ней и не нуждалась). И она изменилась — она также перестала быть ребенком. Анна улыбалась, и эта улыбка говорила о многом. За ней стояло понимание, в каком недобром и ненадежном мире приходится жить людям, так что немногим из людских планов суждено в нем осуществиться. Но ее понимание также означало и готовность принять многое в этом мире.

Они были немногословны при встрече — им не требовалось красноречие.

— Нам, кажется, суждено встречаться на море, — сказала Анна.

— С вами… хорошо обращались? — спросил он.

— Женщины здесь спокойнее мужчин. И они очень добрые, — просто ответила она. Анна посмотрела ему в глаза и добавила: — Я здесь единственная девственница. А это, кажется, единственное достояние, которое можно потерять, но нельзя вернуть.

Небо потемнело, облака стали низкими. Ветер, гнавший Армаду все дальше на север, мешал им попасть в Кале, хотя их баркас был, конечно, куда более маневренным, чем большие корабли. С большим трудом продвигались они вперед, держась как можно ближе к берегу. Их лодка не являлась сколько-нибудь завидной добычей для грабителей, и большие английские корабли не стали бы преследовать ее здесь, рискуя сесть на мель. Лишь один англичанин, знавший о больших испанских кораблях, оказавшихся на мели у этих берегов, был слишком алчен, чтобы упустить такой шанс на добычу, и готов был обшарить все прибрежные воды в поисках попавших в беду испанских галеонов, чтобы добыча не досталась не заслужившим ее, с его точки зрения, голландцам.