Взмах крыльев - Эдриан Феникс

Он выдергивает плюшевую касатку из-под руки Хлои и водит игрушкой по воздуху мимо ее хватающих рук. Он останавливает ее у носа Хлои. Наклоняет вперед.

— Мммм-муа! — Большой небрежный поцелуй касатки.

— Можно я буду расчесывать твои волосы, пока ты практикуешься в написании алфавита? — спрашивает Хлоя.

— Конечно, — отвечает Данте, протягивая касатку обратно.

— Парень, неси свою задницу вниз, в подвал, немедленно, — мужской голос — строгий и глубокий — говорит из-за кадра. — Придут посетители, надо тебя пристегнуть. Тебе не нужно ничего из этого школьного дерьма для работы, что ты делаешь, petit. Пустая трата времени, — говоривший смеется прокуренным голосом и кашляет.

— Чтоб тебя, — говорит Данте. — Я буду через минуту.

Улыбка Хлои исчезает, она садится, снова крепко прижимая мягкую игрушку к розовому свитеру.

— Оставь его в покое, — говорит она хриплым голосом, смотря из-под бровей — дерзкая и бледная.

— Тише ты. Или я стукну тебя по башке.

Рука Данте сжимает колено Хлои. Она закрывает рот. Он смотрит на говорившего, все эмоции сходят с его лица, но огонь продолжает бушевать в темных глазах, огонь, который тот должен почувствовать, увидеть.

— Тебе понадобится что-то большее, чем наручники, чтобы удержать меня, если ты тронешь ее, — говорит Данте низким и ровным голосом.

Снова прокуренный смех.

— Какой энтузиазм, мальчик. Двигай своей задницей, или я пошлю эту маленькую сварливую мадмуазельвместо тебя…

Данте поворачивается и целует Хлою в лоб, убирает ее длинные волосы с лица.

— Спокойной ночи, принцесса. Увидимся завтра.

Озабоченное лицо Хлои.

— Данте-ангел…

Он качает головой.

— Тссс. Jesuisici. Не спускайся вниз. Не сегодня.

Она печально кивает. Данте шлет ей воздушный поцелуй и выходит из комнаты.

Запись закончилась. Хэзер замерла — сколько ему лет? Двенадцать? — потом заставила свои пальцы нажать на следующий файл.

Позже, когда глаза горели, она поняла, почему ДеНуар говорил, что прошлое Данте лучше не вспоминать. Она поняла, что это разобьет его сердце. И поняла, почему Стёрнс называл его монстром.

* * *

Подавившись кровью, Данте проснулся. Темнота. Шум двигателя. Боль скреблась по груди. Кровь наполнила рот. Повернувшись на бок, звеня при этом наручниками, он сплевывал кровь на пол до тех пор, пока не смог вдохнуть.

Голова кружилась, он слушал успокаивающий рокот мотора. Опустил взгляд. Рукоятка ножа торчала из груди.

— Мы въехали в Алабаму, — сообщил Элрой. — Хорошо себя чувствуешь?

Данте поймал затуманеный взгляд Элроя в зеркале заднего вида. Извращенец лыбился.

— Не обращай внимания на нож, — сказал он. — Не смог устоять. Каково это?

Данте закашлялся, сплюнул, затем сказал:

— Да пошел ты! Сними наручники, и я покажу тебе, — он дернул руки, гремя наручниками.

Элрой засмеялся:

— Это мой братишка Плохого Семени.

Данте снова задремал, пока тянулись мили дороги, не заснул, но впал в сумеречную зону забытья, созданную наркотиками и болью. Он открыл глаза, когда фургон замедлился, затем остановился.

Извращенец выключил двигатель и потянулся. Он скользнул между сидений, остановившись, чтобы закрыть занавеску между передней и задней частями фургона. Пробрался на ту часть, где был Данте. Схватив изношенный черный рюкзак, он открыл его и вытащил толстую папку с листками.

— Время тебе узнать о некоторых вещах. — Элрой упал на колени и наклонился к Данте. — Например, кто ты и что ты. — Схватив рукоять ножа, он выдернул лезвие из груди Данте.

Отказываясь дотронуться до уз с Люсьеном, Данте пытался вместо этого связаться с Воном и Симоной. Боль гудела в голове при каждой неудачной попытке получить ответ. Что бы Извращенец ни вкачал в его вены, оно заглушало разум чем-то похожим на толстый слой марли.

Элрой игрался с ножом, вращая им во все стороны. Влажное от крови лезвие блестело под светом закрытой лампочки. Сделав последний пасс ножом, он воткнул его в живот Данте.

Данте зажмурился. Боль украла голос. Еще один удар, и боль обожгла грудь, выпуская воздух. Он закашлял кровью.

— Время, чтобы ты узнал все о С, — пробормотал Элрой. — Открой глаза.

Пальцы затрепетали на веках Данте. Шепот звучал около губ. Он учуял кровь на пальцах Элроя — свою собственную. Открыл глаза и посмотрел в потное лицо Элроя. Ухмылка исчезла. Все еще держа второй нож в груди Данте, тот надавил на него. Наклонил и повернул.

Боль пронзила грудь Данте, зрение пошло черными пятнами. Он закусил губу, заставляя себя не кричать, не доставлять удовольствие чертову больному придурку.

Данте-ангел?

Тссс. Не сейчас, принцесса. Нужно проснуться. Нужно прекратить грезить.

— Слушай меня, — сказал Элрой.

Данте моргал до тех пор, пока зрение не прояснилось. Сплюнул кровь. Закашлялся. Рукояти двух ножей торчали из его тела, одна — из живота, другая — из груди.

Извращенец поднял фотографии. Данте уставился на них. Там был он, но моложе, тех лет, которые не мог вспомнить. Боль вонзалась в виски.

— Твоя часть проекта называлась Плохое Семя, — сказал Элрой. — Моя тоже. На самом деле, мы — последние выжившие участники. Они забрали меня, когда мне было два или три года, после того как родители выдали старое доброе «ты убьешь меня, я убью тебя». — Он держал фотографию с улыбающимся подростком. — Правда, я был милашкой?

Элрой поднял папку, пролистал содержимое.

— Теперь ты, тебя они забрали вскоре после зачатия. Нянчились с твоей мамой всю тяжелую беременность, потом выкинули ее, после того как ты родился. Так как она была кровососом, они отрезали ей голову и сожгли тело.

С колотящимся сердцем, борясь за воздух, Данте пытался вникнуть в слова Элроя. Боль смывала мысли. Он закашлялся. Его мать…

Женевьева.

Ты так похож на нее.

Осы загудели, и зрение расплылось. Издалека он слышал, как Извращенец говорил:

— Она дала тебе имя, прежде чем умереть. И это позабавило Суку-Мамочку Мур, она оставила его тебе. Данте.

Удар пришелся на лицо Данте, откидывая его голову в сторону. Зубы снова врезались в нижнюю губу. Вспыхнул белый свет и замерцал по краям зрения. Прищурившись от света, он сфокусировался на землистом лице Элроя.