В исключительных обстоятельствах 1988 - сборник

Иван Александрович укоризненно взглянул на Петухова, тот виновато покачал головой. Вот где была ошибка! Не поверь он тогда Степанко на слово, возможно, все повернулось бы иначе. «Что ж, — подумал майор, — учтем при разборе дела, только бы раскрыть его».

Степанко продолжала:

— Уговорила я мужа съездить к Тамаре. Он согласился, когда узнал, что милиция приехала, и денег дал. Отвезли мы ей нужную сумму, заскочили еще в Ийск, в охотничий магазин муж давно собирался, а от Заозерного-то до города близко. Тамара с нами собралась, недостачу, говорит, заплачу. Из Ийска мы прямо домой.

— А с шубой что?

Та отвела глаза:

— Мы у Тамары ее забрали и продали, на вокзале продали, у поезда.

— Вот как, — удивился Николаев.

Ведь Тамара сказала, что одежду с нее сняли неизвестные. Так и бывает, что преступник, даже все тщательно обдумав, допускает оплошность в чем-то. А выяснить, куда же делась пропажа, поможет очная ставка матери с дочерью. Любопытно, как они выпутаются.

Клавдию Ивановну обязали явиться в Ийск.

Уже поздно ночью выбрались из Ярино. Смертельно усталый Николаев, несмотря на нещадную тряску, подремывал на переднем сиденье газика, но даже в этой полудреме его не оставляли мысли о деле. «Никак не можем добраться до какой-то главной улики, все пока туманно, расплывчато, очень подозрительная эта семейка — Степанко и Баркова-Снегова. Похоже, что ищем мы именно их, но где, где найти основное звено? Землянка? Что за землянка?»

Небо уже светлело, когда добрались до Заозерного. Утром, которое уже почти наступило, предстоял обыск у Снегова. Из Ярино еще необходимо заехать в Одон, навестить, если можно, Богданова. Скрепя сердце майор отправил Степанко в отдел под конвоем одного Петухова.

— Да не беспокойтесь, я с него глаз не спущу. — Здоровенный старший лейтенант выглядел рядом с тщедушным счетоводом внушительно…

Отдыхать особенно и не пришлось. Едва, кажется, приклонили головы к цветастым подушкам в доме участкового Гришина, где им соорудили постель, как наступила пора вставать. Жена инспектора приготовила завтрак — на огромной сковороде шипела яичница с салом, стояли на столе обычные сибирские разносолы. Николаев с улыбкой наблюдал за Ниткиным, который еще глаза не мог открыть по-настоящему, досыпая на ходу, а уже косился на еду, откровенно сглатывая слюнки. Вчерашний день получился, что называется, разгрузочным.

Гришин даже в доме был при полной форме и сообщил начальнику райотдела, что сбегал уже, позвал Снегова к себе в кабинет. «Чтобы время вам не терять», — пояснил он. Позавтракали быстро.

По дороге в сельсовет участковый рассказывал о парне, да Иван Александрович уже знал о нем многое со слов Сенькина. Ничего плохого за мужем Тамары не числилось. Ну, был ершистый, задиристый, да разве это большой грех по молодости? А закон не нарушал. После армии и женитьбы остепенился совсем. Взрослый мужик стал. За жену беспокоится. Мы ему не сказали пока, почему она в действительности задержана. Говорим, задержали за недостачу. Вы уж сами с ним, — говорил на ходу Гришин.

…Снегов покуривал на крылечке сельсовета — рослый, плечистый, сибирское скуластое лицо. Одет по-рабочему: телогрейка, кирзовые сапоги. Поздоровался вежливо, без неприязни, тревоги своей не скрывал.

Расспрашивая его о жене, о жизни, Николаев проникался все большим доверием к собеседнику, спокойная уверенность которого располагала к себе.

— Что же, разве это дело — девчонку за недостачу в тюрьму, — укоризненно говорил Снегов, — я сейчас с утра до ночи на работе. Что там с Томкой приключилось, сказать вам не могу. Однако я думаю, не станете вы ее судить — я заплачу, — он полез рукой во внутренний карман, извлек пачку денег — десятки, трешки, рубли, все не новые, измятые. — Занял у ребят. Кому их сдать?

Николаеву захотелось на мгновение, чтобы Тамара была непричастна к убийству, вопреки всему, что свидетельствует против нее. Стало жаль этого рабочего парня, которому, если догадки верны, предстояло пережить потрясение — он, как видно, любил жену искренне.

Молча выслушав то, что ему сказали о подозрениях в отношении Тамары, о задержании Степанко, о необходимости обыска в его доме, побледневший Снегов поднялся:

— Идемте.

Он сам указал все укромные уголки в доме, достал вещи супруги. Тщательно осмотрели и подворье — ничего подозрительного, но Николаев обратил внимание, что среди женской обуви нет ни сапог, ни калош — ничего такого, без чего в деревне при распутице не обойтись.

— А резиновая обувь у Тамары была? — спросил он у хозяина.

— Конечно, — ответил тот. — Боты.

— Не видно пока их.

Тот недоуменно пожал плечами:

— Всегда там, в прихожке стояли.

Вновь все осмотрели — напрасно. Вышли во двор осмотреть стайки. Ниткин наконец обнаружил то, что искали, под деревянным настилом в закутке, где жались друг к другу штук пять серых овечек со свалявшейся шерстью. Доски от стены чуть отошли, Сергей сунул туда руку, пошарил — и вот, пожалуйста. Вытащив один бот, Ниткин здесь же перевернул его подошвой вверх и принялся внимательно изучать рисунок литой подошвы.

— Иван Александрович, этот след.

— Не спеши, не спеши, как ты это можешь сейчас сказать, без экспертизы. — Майор боялся поверить в такую удачу.

— Я ее проведу, конечно, по всем правилам, — серьезно кивнул Ниткин, — но рисунок хорошо помню — долго изучал его, потом с обувью Костериной сравнивал, запомнил.

Тем временем Сенькин нашарил во втором ботике сверток — что-то завернуто в белый лист из школьной тетрадки в линейку.

— Иван Александрович, смотрите, — позвал он Николаева. Все подошли, развернули бумагу. Беспорядочно скомканные, в ней лежали деньги. На вопросительный взгляд майора Снегов лишь недоуменно пожал плечами, уголки губ его горько опустились. С любопытством, многозначительно переглядывались понятые.

Пересчитали: 112 рублей, и на купюрах — бурые пятна.

112 рублей — Николаев хорошо помнил эту сумму! Это же выручка магазина! «Вот оно, главное звено», — отметил Николаев, но, к своему удивлению, радости не ощутил. Кажется, убийцу нашли, но легко ли видеть понурившегося мужа Барковой — здесь свое горе.

Хозяин дома молча расписался в протоколе.

В Одоне Сергей обрадованно выскочил им навстречу — в белом халате, высокой шапочке, скрывавшей рыжий чуб, даже очки излучали радость. Николаев невольно покосился на правое стеклышко — пятна не было.

— Ну, как? — спросил Иван Александрович, едва поздоровавшись.

— Скрипит братишка, вылезет — как пить дать. Молодой, крепкий. Да и я, — он шутливо потер ладони, — и я не промах!

Николаев рассмеялся, обнял друга, похлопал по худой спине:

— Сергей, Сергей, мы все у тебя должники, и я — первый.

— Ну вот за долг и отдай Веру. Хоть на денек, а? А за это за все ты отдай мне жену, — пропел он. Хирург смотрел притворно умоляюще, сложив ладони. Майор, подыгрывая приятелю, тоже пропел:

— Возьми коня, возьми ружье, но деву не отдам! А если серьезно, дорогой, то никак нельзя сейчас Вере отдыхать. Кажется, железно напали на след, — он посерьезнел. — Похоже, что именно эта семейка виной всему. Слушай, когда еще сказал Сенека: «Одни преступления открывают путь другим». И ведь до сих пор это верно. А наш случай, если все так, как я думаю, на сто процентов подтверждает этот тезис.

— Думал ли Сенека, что в селе Одон Ийского района его будет цитировать сотрудник милиции? — протянул Сергей Сергеевич. — И вообще, чего это тебя, Ваня, на философию потянуло?

— Философия — вещь неплохая. Сенека и Ийский район, да еще село Одон когда-то, конечно, несовместимы были. А сейчас, как видишь, вполне. Не лыком шиты!

— Не лыком! — подхватил Сергей.

— С Аликом-то дашь мне поговорить? — спросил Николаев.

Врач кивнул головой:

— Недолго только. У парня был пневмоторакс, затруднено дыхание, слаб очень. Возле него неотлучно сидит Таня. Слушай, из нее отличная сиделка получится, отдай ее нам в больницу!

— Что ты, как побирушка! И все женщин просишь, и все молодых, красивых, гляди! — шутливо пригрозил майор. — Давай веди меня к больному.

Накинув длинный халат, Иван Александрович вошел в маленькую белую палату. Увидев его, вскочила Румянцева. Почувствовав движение в комнате, открыл глаза Алик, слабо и смущенно улыбнулся. Острая жалость пронзила Николаева. «Бледный какой, натерпелся, бедняга».

— Здравствуй, — майор ласково сжал лежавшую поверх одеяла руку лейтенанта.

— Здравствуйте, — прошелестел его голос.

— Как ты?

— Хорошо, товарищ начальник, — ответила за него Таня, и Алик опять улыбнулся, прикрывая глаза. — Хорошо, — повторила девушка. — Операцию Сергей Сергеич сделал отлично. Сегодня опять переливал кровь — хочет, чтобы скорее Алик поправлялся.