В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди

Часа в три пополудни — Дон Жуан как раз спускался в ад — зазвонил телефон. Это была Имоджин Вудс.

Ну что, — сказала она, — ты можешь писать.

В самом деле? — неуверенно произнесла я.

Да. В самом деле.

Вы хотите сказать, что вам понравился рассказ?

Да, мисс Неуверенность, мне он действительно понравился. Настолько, что я собираюсь подкинуть тебе еще одно задание… если, конечно, твои комплексы не заставят тебя отказаться от него.

Я возьмусь.

Именно это я и хотела услышать, — сказала она.

Мне поручили еще один очерк для рубрики «Срез жизни» — только на этот раз мисс Вудс хотелось, чтобы я написала что-то забавное и остроумное на самую трогательную и волнующую тему: первое свидание. Объем по-прежнему составлял тысячу слов. И срок был тот же — неделя. И снова я рвала на себе волосы, пока, следуя совету Эрика, не заставила себя сесть и просто написать. Глупую историю про тот вечер, когда Дик Беккер — мой одноклассник хартфордской средней школы, высокий и нервный умник, с прыщавым лицом и неправильным прикусом, — пригласил меня на кадриль в местную епископальную церковь. Не могу сказать, что было самое чувственное первое свидание за всю историю человечества. Скорее оно было очень неуклюжим и оттого очень сладким. В конце вечера (в половине десятого для меня начинался комендантский час) он проводил меня до двери и целомудренно пожал мне руку.

Не случилось ничего такого, что оставило бы след в памяти, написала я. Не было ни волнующих прикосновений, ни намеков на поцелуй. Мы оба были очень сдержанные и официальные. Такие правильные и такие невинные. Впрочем, как и положено на первом свидании.

На этот раз я подошла к назначенному сроку с запасом в двадцать минут. На обратном пути из редакции я снова позавтракала в «Линдис», потом зашла в «Колони» и купила новую пластинку с записью трех фортепианных сонат Моцарта в исполнении Горовица. Как только я переступила порог квартиры, зазвонил телефон.

Знаешь, на мой извращенный вкус, — сказала Имоджин Вудс, — первое свидание должно закончиться тем, что наутро я обиваю себя в постели с Робертом Митчэмом[38]. Но, впрочем, я не такая паинька, как ты.

Я не паинька, — ответила я.

Еще какая. Именно поэтому ты лучший автор «Субботы/Воскресенья».

Так вам понравился рассказ?

Ну, если выкинуть парочку случайных глупостей… в целом понравился. Mucho[39]. И что у нас дальше?

Вы хотите поручить мне новое задание?

Обожаю девушек с могучей логикой.

Моим третьим заданием стал очерк под названием «Когда вавалится из рук». В очередной тысяче слов мне предстояло выразить вечную проблему, всем известную как «это не мой день». Да, я знала, это легковесная проза. И уж точно она не принесет мне Пулицеровскую премию. Но зато она давала возможность свежо и с иронией взглянуть на бытовые неурядицы и личные проблемы. Я могла — если цитировать Имоджин Вудс — писать остро. Но самое главное, я обнаружила, что действительно могу писать… и это открытие удивило и потрясло меня. Да, это была не беллетристика. И не высокое искусство. Но в моих очерках были и внятный сюжет, и юмор. Впервые за последние годы я почувствовала уверенность в себе. У меня был талант. Возможно, и небольшой талант — но все-таки.

Я принесла «Когда все валится из рук» за день до назначенного срока. Как всегда, отпраздновала это событие завтраком в «Линдис» и приобретением грампластинки в «Колони» (на этот раз «Вариации Гольдберга для клавесина» Иоганна Себастьяна Баха в исполнении Ванды Ландовской — цена была просто смешная, 89 центов). От мисс Вудс не было никаких известий в течение двух дней. К тому времени, как она позвонила, я успела убедить себя в том. что моя новая работа была настолько ужасной, что о карьере в «Субботе/Воскресенье» можно забыть.

У нас с Его Светлостью Главным состоялся разговор насчет тебя, — без предисловия сказала она, как только я схватила трубку.

О… в самом деле? Что-то не так?

Да, он ненавидит твои опусы и попросил меня объявить тебе эту новость.

После долгой паузы мне удалось вымолвить:

Что ж, этого следовало ожидать.

Господи, послушала бы ты себя. Маленькая мисс Фаталистка.

Так он что… мм… не просил вас уволить меня?

Аu contraire[40]… Его Светлости понравились твои очерки. Настолько, что он просит меня предложить тебе контракт.

Что за контракт?

Ну какой может быть контракт? Авторский, конечно. А ты о чем подумала? У тебя будет собственная еженедельная колонка в журнале.

Вы шутите.

Но она не шутила. И первый же номер журнала за 1948 год вышел с моей колонкой «Будни Сары Смайт». Собственно, это было продолжением тех трех «срезов», что я написала для мисс Вудс. Каждую неделю я бралась за какую-то мелкую проблему — «Парень, у которого плохо пахнет изо рта», «Научусь ли когда-нибудь варить спагетти?», «Почему я всегда покупаю чулки, которые рвутся^» — и преподносила ее в легком, развлекательном стиле. Разумеется, моя колонка не претендовала на высокое искусство. Но очерки получались по-настоящему комичными, и, поскольку сюжеты строились на земных заботах женщины, идеи не иссякали.

Поначалу мне платили по пятьдесят долларов за колонку из расчета сорок восемь колонок в год. Для меня это было настоящее богатство — тем более что на каждый рассказ уходило не больше одного дня. Однако к концу первого полугодия Его Светлость решил пересмотреть условия контракта — после того, как меня попытались переманить женские журналы «Лэдис хоум джорнал» и «Вуманз хоум компаньон». Оказывается, к моему великому удивлению, «Будни Сары Смайт» имели успех. Каждую неделю я получала до пятидесяти писем от женщин со всей страны. Они признавались в том, что с огромным удовольствием читают мои якобы остроумные хроники о том, что Имоджин Вудс называла «бабскими штучками». Лично Его Светлости — Ральфу Джей Линклейтеру — тоже начали поступать благодарственные отзывы. А потом произошли два события, которые помогли мне оценить собственную значимость: а) четыре рекламодателя журнала «Суббота/Воскресенья» попросили о размещении своей рекламы в моей колонке; и б) мне поступили предложения от двух женских журналов со значительным выигрышем в зарплате. Я даже опешила от этих предложений. Настолько, что невзначай упомянула о них в телефонном разговоре с Имоджин Вудс, когда мы обсуждали тему очерка для следующего номера. Судя по голосу, она забеспокоилась.

Если честно, Имоджин, — заверила я, — у меня даже в мыслях не было уйти из журнала. Это было бы неэтично.