Кости холмов - Конн Иггульден

– Не хочу ничего слышать, – отрезал Джучи. – Оставайтесь. Ешьте. Я снова поговорю с вами утром.

Приказ прозвучал ясно, и гонцам оставалось лишь подчиниться. Оба поклонились, затем сели на лошадей и поскакали туда, где воины тумена уже разводили костры. Жадные до свежих известий, воины с радостью приняли ханских вестников.

Подав знак командирам, чтобы следовали за ним, Джучи пустил коня вниз по крутому склону, подальше от ушей рядовых воинов. По дну ущелья небольшая речушка бежала сквозь тень нависших над самой водой старых, кривых деревьев. Джучи спешился и отпустил коня испить воды, затем сам склонился к реке, набирая пригоршни холодной влаги.

– Садитесь рядом, – тихо велел он.

Не понимая, что происходит, командиры привязывали лошадей к деревьям и собирались вокруг Джучи, присаживаясь на пыльную землю, заняв почти половину склона. Воины отрядов оставались еще в поле зрения, но были слишком далеко, чтобы слышать его слова. Несмотря на выпитую воду, горло Джучи пересохло, и он нервно глотал слюну. Он знал по именам всех, кто сидел сейчас рядом с ним. Вместе с ними он воевал против конницы мусульман, сражался с армией хорезмшаха, брал города. Именно эти люди пришли на выручку, когда его окружили воины брата. Их связывало с ним нечто большее, чем присяга, но все же Джучи сомневался, что этого будет достаточно. Он тяжко вздохнул.

– Я не вернусь назад, – сказал Джучи.

Командиры, все до одного, замерли от неожиданности. Кто-то не дожевал мясо, кто-то застыл, едва дотянувшись рукой до бурдюка арака, когда доставал его из седельного мешка.

Для Джучи сказать такое было подобно проявлению трусости. Он снова жадно вобрал воздух, как будто задыхался от долгого бега. Безжалостно билось сердце, в глотке перехватывало дыхание.

– Я давно так решил. Этого дня я ждал много лет, с тех самых пор, как сразился с тигром и мы отправились в поход в эти земли. Я был верен отцу, моему хану, во всем подчинялся ему. Я отдавал ему свою кровь и жизнь тех, кто шел за мной. Я отдал ему сполна. – Джучи оглядел молчаливые лица своих командиров, пытаясь понять, что у них на уме. – Я поверну на север. Я не намерен идти ни в южные земли Китая, ни в Си Ся на востоке. Я хочу снова увидеть родные края, искупаться в ручьях, что десять тысяч лет дарили нам жизнь. Потом я умчусь так далеко и так быстро, что даже ищейки моего отца ни за что не догонят меня. Сотни стран и земель еще неведомы нам. Я видел некоторые из них с Субудаем. Я хорошо знаю его, но и он не сможет разыскать меня. Я поскачу на край света и там найду себе дом, свое царство. Дороги не ведут туда, куда иду я. К тому времени, когда отец узнает, что я не вернусь, для него я буду уже потерян.

Джучи видел глаза многих своих командиров, когда те слушали его, словно потеряв дар речи от удивления.

– Я не стану приказывать вам остаться со мной, – продолжал он. – Я не могу. У меня нет семьи, но у вас есть и жены, и дети, которых вы никогда не увидите вновь. Я не вправе распоряжаться теми, кто связан клятвой с моим отцом и Угэдэем. Вы нарушите клятву, если пойдете со мной, и вам не будет возврата к родным, не будет мира с моим отцом. Он снарядит погоню и будет искать нас долгие годы. Он не проявит жалости к нам. Я его сын и знаю это лучше других.

Произнося свою речь, он ерошил пальцами жесткую шерсть тигровой шкуры под лукой седла и ощупывал грубую кромку на шкуре, где Чингис отрубил голову зверя. Когда один из командиров-китайцев медленно поднялся на ноги, Джучи замолчал, чтобы послушать его.

– Мой господин… генерал, – начал китаец. Он заметно волновался и говорил с надрывом. – Зачем ты думаешь об этом?

Джучи улыбнулся, хотя горечь подступила ему ко рту.

– Потому что я и есть сын своего отца, Сен Ту. Он создал свое племя, сплотив всех вокруг себя. Разве я не способен на это? Неужели я должен ходить под рукой Угэдэя до глубоких седин, когда останется лишь сожалеть о прожитой жизни? Я заявляю вам сейчас, что это не для меня. Младший брат станет ханом всего народа. И, когда придет время, он не станет искать меня. А до тех пор я обзаведусь семьей, женами и детьми, в таком месте, где о Чингисе никто никогда и не слышал.

Джучи снова окинул взором собрание на берегу реки. Люди смотрели ему в глаза не моргая, будто их поразил гром.

– Я буду принадлежать самому себе. Быть может, всего несколько лет, пока меня не настигнут и не убьют. Кто знает, чем все это закончится? Но до тех пор я смогу говорить, что свободен. Вот почему я остановился здесь.

Командир-китаец в задумчивости уселся на прежнее место. Джучи ждал. Его командиры, все как один, сидели с бесстрастными лицами, скрывая друг от друга собственные мысли. Всеобщее молчание нарушало только журчание реки. Каждый должен был принять решение самостоятельно.

И вдруг снова заговорил Сен Ту.

– Тебе придется убить гонцов, генерал.

Джучи кивнул. Двое молодых людей положили головы в волчью пасть, хотя и не подозревали об этом. Джучи не мог позволить им вернуться к Чингису и раскрыть его местоположение, даже если бы он повернул на север после их ухода. Сначала он думал отправить их назад с какой-нибудь небылицей для Чингиса, однако убийство вернее этих игр с надеждой провести таких людей, как Субудай. Джучи не мог недооценивать дерзкий ум этого человека, да и своего отца тоже. Если бы гонцы просто исчезли, хан прождал бы несколько месяцев, прежде чем отправил бы новых. А к тому времени Джучи был бы уже далеко.

Сен Ту находился в глубокой задумчивости, и Джучи пристально наблюдал за ним. Как и те, кто сидел вокруг, Джучи чувствовал, что китаец будет говорить от имени многих из них. Сен Ту пережил множество перемен, начиная с появления монголов в Цзинь и заканчивая этим собранием на берегу мирной речки. Он сражался в первых рядах против отборной конницы шаха, но Джучи все равно не знал, что скажет китаец.

– В моей юрте осталась жена, господин, и двое сыновей, – сказал Сен Ту, подняв голову. – Если я не вернусь, с ними ничего не случится?

Джучи хотелось солгать, сказать, что отец не тронет женщин и детей. Он некоторое время боролся с собой, не зная, какой дать ответ. Но он обязан был сказать правду этому человеку.

– Я не знаю. Не будем обманывать самих себя. Мой отец – мстительный человек. Может, он пощадит их, а может, и нет. Все в его власти.

Сен Ту кивнул. Он видел, сколько страданий принял молодой полководец от своих соплеменников. Сен Ту почитал великого хана, но полюбил Джучи, как собственного сына. Он отдал свою жизнь этому юноше, который стоял теперь перед ним, такой беззащитный, ожидая, возможно, очередного отказа. Сен Ту закрыл на мгновение глаза, прося у Будды, чтобы тот даровал жизнь его сыновьям и чтобы однажды они, так же как и он сам, встретили человека, за которого можно отдать свою жизнь.

– Я с тобой, генерал, куда бы ты ни пошел, – ответил Сен Ту.

Хотя китаец говорил тихо, его слова слышали все. Джучи тяжело сглотнул.

– Я рад, дружище. Мне бы не хотелось скакать в одиночестве.

Тогда заговорил другой командир:

– Ты не останешься в одиночестве, генерал. Я буду с тобой.

Джучи кивнул. Глаза жгло от слез. Его отец тоже знал эту радость. Он тоже слышал клятвенное обещание идти хоть на край света за одним человеком, даже если это значило смерть и потерю всего, что дорого сердцу. Это стоило дороже, чем золото и города. Голоса командиров поднимались, нарастая, как шум прибойной волны. Они выкрикивали свои имена и один за другим клялись следовать за своим полководцем. Это был личный выбор каждого из них, но Джучи понял, что завладел их сердцами и владел ими всегда. Наконец многоголосая волна разразилась хриплым боевым кличем, от которого, казалось, дрожала земля.

– Как только гонцы будут убиты, я доведу свое решение до остальных, – сказал Джучи.

– Генерал, – вдруг снова сказал Сен Ту. – Если кто-то из них не пойдет с тобой, если они решат возвращаться к хану, то предадут нас.

Джучи посмотрел в черные глаза китайца. Старший сын хана долго обдумывал свои планы. И что-то подсказывало ему, что таких людей нужно убить. Куда безопаснее было сохранить жизнь гонцам, чем позволить своим людям вернуться к Чингису. Если их отпустить, то его шансы остаться в живых сведутся почти к нулю. Джучи знал, что отец примет решение в мгновение ока, но Джучи колебался. Он чувствовал на себе взгляды командиров, ждущих его ответа.

– Я не стану удерживать их, Сен Ту, – наконец сказал Джучи. – Если кто-нибудь пожелает вернуться к семье, я позволю ему уйти.

Сен Ту сощурил глаза.

– Посмотрим, что будет, господин. Если таких наберется немного, я могу приказать лучникам прикончить их.

Улыбнувшись безграничной преданности китайца, Джучи посмотрел на толпу верных ему людей на берегу реки, и сердце его забилось от радости.

– Я убью гонцов, – ответил Джучи, – потом будет видно.

Глава 30

Деревня в горах осталась нетронутой. Монгольское войско, возглавляемое Чингисом и Субудаем, добиралось туда три дня по узкому проходу через горы. Порой ширины дороги едва хватало для трех лошадей, и трудно было даже представить себе, что люди вообще могли выжить в таких местах. Однако на третий день, около полудня, монголы встретили на своем пути тяжелогруженую повозку, запряженную мулом. Поскольку дорога шла по краю глубокой пропасти и требовалось обеспечить безопасность движения туменов, Джебе заставил погонщика распрячь мула, и монголы сбросили телегу в ущелье. Субудай с интересом наблюдал за тем, как она полетела вниз, разбившись в щепки о скалы. Зерно широко рассыпалось по ущелью, растрепавшиеся на ветру рулоны ткани упали на камни.