Обманутые сумасшествием - Андрей Попов

Теперь самое время зевнуть от скуки. Неужели все-таки этот полулегендарный инопланетный разум, о котором столько писалось, столько мечталось, столько складывалось фантасмагорий, что сама идея его существования за столетия уже очертенела до тошноты? Ведь после гибели цивилизации лустангеров вера в «братьев по разуму» перешла в область религии. Ученые давно подсчитали, что на планетах пригодных для жизни (коих, кстати, очень и очень немного) вероятность «эволюционного взрыва» настолько мала, что даже проинтегрировав ее на всю обозреваемую вселенную мы получаем (по мнению академика Ассмаузера) вот такие пессимистичные цифры: одна или две цивилизации на пятьдесят галактик. Так что же? Ассмаузер ошибся в расчетах или эта ничтожная вероятность все-таки вторглась в наши пределы? Вот она, запоздалая сенсация, которой успели переболеть за несколько веков до ее появления. И наконец вот ОНИ — те самые «братья». Что же они такое: порождение чертей или неудачное творение иногалактического божества? Откуда они, сволочи, вообще взялись? С какой луны свалились? Нельзя сказать, что Млечный Путь (наша система) была исследована вдоль и поперек, но тысячи тысяч беспилотных кораблей, уже три столетия зондирующие ее внутренности, набитые пустотой и скукой, не привели к желанным результатам. Лишь вселили в жителей Земли еще больше пессимизма и отчасти — гордости, что они, мол, чуть ли не пупы вселенной. Реликт. Уникум. Не имеющие образа и подобия во всем остальном мироздании.

Ну ладно, посмотрим что там дальше.

Существо оглянулось, изобразило что-то похожее на улыбку, затем достало из своего кармана маленький прибор, легко умещающийся на ладони, и что-то там нажало. Загорелся красный огонек, и из прибора выросла длинная антенна, уткнувшись своим концом в сгустившуюся тьму. Все понятно: передатчик. Этим нас не удивишь. Далее он (она или оно) заговорил на языке, не имеющим ничего общего ни с одним земных наречий:

– Я должен срочно связаться с советом Троих. Доложите, что их вызывает Крахт.

Еще минута ожидания. Красная лампочка два раза мигнула, и существо, в котором мы без труда распознали титул инопланетчика, продолжало:

– Здравствуй, Листр! Здравствуй, Глэббн! Здравствуй, Этк! — он даже слегка склонил голову, словно этот загадочный триумвират находился совсем рядом. — Да славится имя нашего Путеводителя Ордиза! Я нахожусь на планете Мертвых Тел и сообщаю главное: операция «Сумасшествие» завершена успешно. Нами захвачен еще один звездолет. Все пятеро землян мертвы. Причем, следуя Великому Моральному Принципу, я лично не убил ни одного из них. Один умер от страха, другой был зарезан своим же, третий, увы, повесился, четвертый, еще раз увы, неудачно поскользнулся, а пятый, видя, что больше ничего не остается, покончил собой… Пять несчастных случаев, не более того.

Потом существо долго и невозмутимо выслушивало говорящего (или говорящих) на другом конце связи, несколько раз кивнуло головой и в заключении произнесло:

– Все понял, буду ждать… Осталось похоронить одного землянина, и работа полностью завершена.

Что-то пока муторно-непонятное присутствовало в слове «работа», только что упомянутом. Но ясно было одно: под ним подразумевался отнюдь не дружественный контакт с родственной цивилизацией. Переговоры завершились, после чего, как в прокрученной назад киноленте, стали происходить обратные превращения. Гуманоид сунул передатчик в свой карман, расположенный то ли на одежде, то ли прямо на коже: во мраке не разберешь. Затем он стал медленно расплываться, подвергаясь невразумительным для человеческого ума метаморфозам. С каждой секундой он оседал вниз. И, уж если проводить прежнюю аналогию с надувной игрушкой, то сейчас из нее спускали воздух. И вот, перед нами опять комок желтой слизи, который проворно заполз по телу Фабиана на прежнее место, и грудная клетка захлопнулась. Робот ожил, тряхнул головой, будто только что проснулся и, отмеряя песчаный океан своей монотонной поступью, направился к месту, где лежал Кьюнг.

Глава шестая

Капитан открыл глаза. Черное небо галактики уже не было сном. Звезды, похожие на летящие метеориты, которым не дано погаснуть, некоторое время плясали в глазах, но вскоре небосвод снова затвердел, и они остановились. Реальный мир, как видно, все еще продолжал свое бессмысленное существование. Сквозь пелену невнятных ощущений он вдруг понял, что куда-то передвигается, вернее — его самого куда-то передвигают. Кьюнг сделал глубокий вдох и медленно приподнял голову. Так оно и есть. Их служебный робот, заботливо обхватив его за обе ноги, уже подтаскивал к могиле, наверное, желая исполнить свой последний долг. Кьюнг нащупал кнопку связи и хриплым голосом, переходящим в шепот, произнес:

– Фа-биан… Фабиан… жив я… жив…

Робот остановился, повернул голову и пронзительным взором фотодатчиков уставился на то, что убежденно считал трупом. Опять эта застывшая титановая маска! Сквозь нее невозможно было разобрать, что творится у него внутри. Страх? Растерянность? Недоумение? А может, то же механическое равнодушие? Маска лица оставалась неподвижной. Металл по сути своей черств и бездушен. В этом его сила. Робот склонил свою голову поближе к глазам капитана, тщательно их разглядывая. Его бутафорные брови неопределенно зашевелились.

– Фабиан… дружище! Ты же видишь — жив еще я! — Кьюнг с трудом приподнял руку, которая тут же в бессилии упала на грудь.

Всякий раз, когда их взоры встречались, внутри у обоих что-то вздрагивало, словно касались друг друга два разноименных контакта.

– Сэр, я думал, вы мертвы, — синтезированный голос, грубо разрезая тишину, был пропитан отравленными звуками. Тот же самый знакомый голос, тот же тембр, та же тональность: все ТО ЖЕ, и вместе с тем все НЕ ТО. Неуловимая для слуха, но чувственная фибрами души фальшь.

– Помоги мне подняться…

Через минуту капитану удалось занять вертикальное положение, на что, казалось, потребовались усилия близкие к подвигу. Но это только казалось… Он стоял, оперевшись на холодное тело робота. Шлем скафандра был с одной стороны весь опален и обуглился чернотой, на лице отчетливо проглядывались следы недавно текущей крови. Он еще раз попытался заговорить:

– Странно…

– Что именно странно, сэр?

– Я никак не могу вспомнить: что же было? Где Айрант?

– Он мертв.

Бесчисленные звезды, что дырявили полотно закопченного темнотой небосвода, молчали. И почему-то возникало диковатое ощущение, что это молчание есть с их стороны знак согласия. На любое утверждение. На любые реплики, даже противоречащие друг другу.