Небо в алмазах - Alexandrine Younger

том, что случилось на улице Пестеля, присутствующим в коридоре лучше не знать. Запрут в четырех стенах…

А Космос готов рвать и метать, но чутье подсказывало, что молнии произведут нулевой эффект. Лиза умела уходить от ответа, молча демонстрируя свою усталость. Хотелось кричать во всю глотку, доказывая свою правоту, но сын профессора будто врастает в пол, не находя дежурного в таких случаях междометия.

Чёрт дери! Смотрит! Тупо уставилась на его понурую фигуру в черном драпированном пальто. Подбирала слова, чтобы выстрелить без осечки. Все убедились в этом через считанные секунды.

— Как посмотрю, вы готовились? — Лиза прыснула от смеха, усаживаясь на низкий пуф, и устало качая головой. — Ау, Пчёлкин? Глухой стал?

— Чё… — неловко откликнулся Витя, пытаясь не терять лица, — подарок не тот? Прости! Чего под руку попалось…

— И так вышло, что это Кос! Ну? Что ты как в детстве? За елочку спрятался! Тебя видно, братец… — из двух зол Пчёла всегда выбирал меньшее зло, и потому держался Черновой, решив, что не станет парировать сестре. — И вам физкульт, Космос Юрьевич! Не изображайте из себя черта, у вас похоже Юпитер в неблагоприятной фазе.

— Зато у тебя Венера взбесилась, — не остался в долгу Кос, теряя возможность помириться без суеты, — и с Луны упала, без парашюта!

— Вот и выяснили! — дутики, снятые Лизой, убраны в шкаф одним движением. Чехословацкая стенка с грохотом закрывается, но девушке не до испорченной мебели. — Какой Витюша молодец! Приехал! И Космоса с собой взял, а то всё Москва… — заметила Чернова, едва заметно подмигивая племяннику. Обстановка разряжалась с трудом.

— Загнал во двор овец… — правдоподобнее рифмы не придумать, успела прикинуть Лиза, когда в голове внезапно возникло комичное сравнение.

Пчёла тряхнул светлой гривой, и не скрывая эмоций, заржал, как гарцующая лошадь. Неугомонные! И можно было засекать, когда они начнут целоваться по углам. Витя ставил на три с половиной… минуты.

— Пошли! «Служу Советскому Союзу» посмотрим… — Елена дернула Пчёлу за рукав, уводя, для начала обживаться, а не портить своими папиросами фамильную пепельницу. — Тебе ведь полезно, призывник!

— Та я не годен же… — Пчёлкину впору махать своим военником, раздобытым путем великой военной хитрости и врожденного плоскостопия.

— Потому что армия не выдержит такое счастье! — резюмировала Чернова, закрывая двери в гостиную.

— Ну что, Юпитер… — вопрос Лизы неловко повис в воздухе, делая и без того малое пространство коридора душным и стягивающим, — не забыл дороги?

У Космоса нюх на ненастья и неурядицы Павловой. Появился, захватив второго из ларца. Решился поздравить, скрывая обиду. Напряжение, жившее в венах, заставило Лизу отвернуться, медленно понурив голову к стене. Вроде не операция, не укол. Сердце обрывается, когда Космос пронизывает её, стоя на расстоянии, и не решаясь заговорить первым. Это так не похоже на бравого балагура, который не знал неудач и стремился вырваться вперёд из любой толпы.

— Космос! — зазвучало требовательно, как будто командой к действию.

— У меня память хорошая, не все ж так хреново, — обычно разговорчивый, Кос все-таки подтвердил, что найдет выход из тупика.

— Слава Богу!

Космос решил рискнуть, нарушая ложное спокойствие Лизы, спрашивая:

— Лучше скажи мне… довольна?

Кос побеждал, не думая о верности выбранного метода, но состязание с сердцем проигрывал, не пытаясь сопротивляться единственной, за которую он боролся. Сначала с самим собой, удивляясь, откуда в нем эти глупые чувства, а позже доказывая всему свету, что никого к ней не подпустит. И сейчас не отступит. Позади Москва. В прямом и переносном смысле.

— Я рада тому, что вы с Пчёлой не поубивали друг друга в дороге.

— Твою дивизию! Слишком много чести! — из соседней комнаты послышался несдержанный гогот. Со стороны Космос бы тоже посмеялся над собой. Лет через десять, если повезёт.

— Зато все целы… — смех близких должен был смягчить Лизу, но почему-то ей только хуже от гнетущего взгляда справа.

Подростком Космос вторил ей, что непременно станет хирургом. Обычно, когда бинтовал стёртые в кровь коленки подруги. Лиза не раз падала с железного велосипеда старшего брата. Прошли годы, идеалы сменились, но Холмогоров резал без скальпеля, и был идеален в своём ремесле.

— Как оно? — Космос поднимает громадную ладонь к потолку, едва уловив, что от золотистых волос, забранных в косу, пахнет духами и дымом… И морозом. Курит и мёрзнет. Или нервничает. И это как-то неправильно… Его девочка, живущая в пелене своих высот и мечтаний, просто не должна была растрачивать себя по пустякам. Почему-то всё наперекосяк…

— Что? — непокоренная оборачивает влажные глаза; в них не было слез, но стоит щелкнуть пальцами… и водопад.

— Как в эмиграции? — звучно интересуется Кос, видя, как Лиза зябко тянет рукава старого синего свитера, и кусает губы, ожидая нового вопроса. — Крыша хоть не течёт?

— Где?! — резко бросила голубоглазая, не сразу понимая, что Космос снова теряет их шанс на адекватный разговор. Как будто бы ничего не было. Ни скандалов, ни криков, ни дачи… Каких сил стоил профессору Холмогорову ремонт чужих загородных хором!

— В твоей… пирамиде Хеопса, — издевался, — потолки-то какие-то тяжелые…

— Отойди, — дрожащим голосом проговорила Лиза, не зная, как отреагировать на откровенную насмешку, — если ты приехал, чтобы корить меня, то дверка не та! Или напомнить, почему мы оказались по разные баррикады?

— Нет, малая, ошиблась дверью ты! — теперь он не видел смысла таить свои длинные монологи для одного зрителя. — Когда прыгнула в последний вагон, сматываясь, как загнанный заяц! Ни строчки, ни звонка, ничего не оставить! Главное для братца, твою мать, ключи от хаты, чтобы фигусы твои грёбанные поливал! А на меня пофигу!

— А ты наглый, Холмогоров! С какой стати ты ведёшь себя, как будто я во всем виновата! Тебе напомнить? Дачу и тёлку, которая утешала? Но имени не знаю, может, ты мне подскажешь? Ах, милый, ты же не успел узнать! Я не вовремя накрыла тебя? Признай, что тебе стало тошно от моего присутствия! Развлекся, а пацаны бы прикрыли. Или ты думаешь, что я не знаю вашу шайку… Да получше некоторых, придурки!

— Ты отказалась разгребать нашу кашу, молчала. Тебе вообще было похеру, что со мной, и что я думаю, — Кос пытался унять нервно поднимающуюся пятку в лакированном ботинке, но тело упорно не слушалось, — но я не могу оставить все так, как есть! И один бить головой об стену тоже! Это ясно?

— А как же? Я просто избалованная дочура, которая рубит с плеча. Но память мне не изменяет. Ты повел себя безобразно! И не слышал моих слов… Подозревал в том, чего никогда не было!

— Легче бросить меня, как пса ненужного, чтобы назвал