Последний сын - Андреев Алексей Валерьевич

Сосед достал из кармана тряпку, одним движением убрал надпись и нырнул к себе, оставив на двери стариков разводы мела. Намочив платок, Фина принялась мыть ее. Она уже заканчивала, когда из лифта на этаж вышли пожилые супруги.

— Зря вы. Мы бы сами, — поздоровавшись, сказал старик.

— Мне это неприятно видеть, — смутившись, что ее заметили, Фина мяла в руке мокрый платок.

Она хотела поинтересоваться у супругов: как их сын, как дела у них самих, но не решилась. Старики в эти дни стали замкнутыми и, казалось, избегали общения. Первыми они в разговор не вступали, на вопросы отвечали односложно, сами ничего не спрашивали.

Не увидев в один из вечеров свет в окне пожилых супругов, обеспокоенная Фина подошла к их двери и прислушалась. В квартире было тихо. Фина нажала звонок. Ей никто не открыл. Постояв немного, Фина вернулась домой, не зная, что и думать.

— На митинге, может, — пожал плечами Телль.

Покачав головой, Фина показала на часы.

— Поздно уже. И у них он уже был.

В вечерних новостях говорили о погоде, когда Фина услышала открывшийся на этаже лифт. Она осторожно выглянула из квартиры. Пожилые супруги стояли у своей двери, спиной к Фине. Старик доставал ключ, а жена, опершись о стену, поправляла ногой половик у порога.

— Вернулись, — с облегчением сказала Фина разбиравшему постель Теллю.

— Хорошо, — как-то безучастно бросил тот.

Почувствовав недовольный взгляд жены, Телль поднял на нее глаза и через силу улыбнулся. Просто в тот момент он вспоминал, как Фина стелила Ханнесу диван, пока сын ужинал. Жена заботливо разгладила простынь, подбила подушку и, развернув, расправила одеяло.

— Мама, я сам! — просил вошедший в комнату сын, но Фина категорически покачала головой.

— Мне так приятно для тебя делать что-то нужное, — ласково объяснила она. — Позволь мне, пожалуйста.

— Стелю вот… Поздно ведь, — оправдывался сейчас Телль.

Ему не хотелось своими воспоминаниями рвать жене сердце.

***

Пожилых супругов Фина заметила на следующий день по дороге со смены. Они тоже шли с работы, медленно приближаясь к повороту в квартал больших домов. Перейдя улицу, Фина сделала несколько шагов навстречу старикам и остановилась.

— Как вы? — убедившись, что за ними никто не наблюдает, доверительно спросила она. — Вас вчера долго не было.

— Нас вызывали на допрос, — тяжело начала соседка.

Старик дернул ее за руку, но она отмахнулась.

— А ведь мы лет десять его не видели. Только когда по телевизору показывали, мы на него смотрели. Даже когда сюда перебирались, он сам не пришел. Только людей прислал и машину.

Фина внимательно смотрела на пожилую женщину.

— Вы будете писать куда-нибудь за него?

— Нет.

Фине показалось, что соседка испугалась вопроса.

— По-вашему, ваш сын может быть виноват?

— Мы не знаем, — старик словно заступился за жену. — Это уж там разберутся.

— Ну, а сердце что говорит?

— Что оно может говорить? — растерянно вздохнула пожилая женщина. — У него своя семья. Внучку мы даже никогда не видели.

Фина обратила внимание, что соседка ни разу в разговоре не произнесла слова "сын". Нет, это не страх за себя у них, это обида. Обида за прожитые без сына годы, за внучку, растущую без них.

Но ведь, когда про их сына только стало известно, соседка твердила, что он не виноват. Да, именно так: он не виноват. Сыном пожилая женщина его и тогда не называла.

Или, все-таки, страх?

Фина с сомнением глядела вслед старикам. Они уже подходили к дому. Как бы ни спешила Фина к себе, обгонять пожилых супругов после разговора с ними было стыдно.

Страх гадок, в обиде есть гордость. Поэтому — пусть будет обида, решила Фина.

Невольно возник вопрос: а Ханнес поступил бы так? Фина с мужем делали все, чтобы он вырос хорошим, порядочным человеком. Но ведь и старики-соседи тоже не растили своего сына негодяем. По ним же видно.

Любовь к сыну и обида на него разрывали стариков. Отца — меньше, мать — сильнее. По крайней мере, так казалось со стороны.

Больше с пожилыми соседями об их сыне Фина не разговаривала. Как писали городские газеты, он во всем признался. А узнав, что жена подала на развод и смену фамилии, заявил о ее причастности к своему преступлению. По его словам, она все знала.

После этого пожилая соседка слегла. Ей стало плохо на полпути с работы. Женщина остановилась, держась за сердце. Старик помог жене дойти до остановки, посадил на скамейку и попросил прохожих вызывать "скорую". Та приехала не сразу. Когда фельдшер подошел к пожилой женщине, она лежала на скамейке, тяжело дыша.

Старик стоял рядом с женой, не сводя с нее глаз. Столько тепла, жалости и тревоги было в его взгляде! Они ведь прожили вместе всю жизнь. Работали, растили детей, и вот теперь его жену увозят в больницу. Как она там будет без него?

Женщину отнесли в машину "скорой помощи". Муж поехал с ней. Фина видела, как старик, сев возле жены, взял ее за руку. Маленькая сухая ладонь утонула в огромном, с выступающими венами, шершавом кулаке, и дверь "скорой" закрылась.

Встретив пожилого соседа через несколько дней, Фина не сразу узнала его. Старик будто нес на спине непосильную тяжесть. Поймав потерянный взгляд соседа, Фина, поздоровавшись, с участием спросила про жену. Старик что-то хотел сказать, но внутри у него все заклокотало, и он в горе только махнул рукой.

Наутро его супруга умерла в больнице. С другого конца страны с двумя мальчиками, чуть старше Ханнеса, приехала дочь пожилой женщины. Она взяла на себя и старика, и похороны. Мальчишки помогали матери, как могли. Ходили в магазин за едой, гуляли с дедом, взяв его с обеих сторон под руки, выносили мусор. Глядя на них, Фина думала, что они могли бы стать с ее Ханнесом хорошими друзьями. Как-то братья вдвоем тащили тяжелую сумку, из которой сверху торчал хлеб, а сбоку выпирала картошка и банки консервов. Фина открыла ребятам дверь подъезда.

— Спасибо, — сказали братья.

— Как звали вашу бабушку?

За месяцы, которые Фина прожила по соседству, она так и не спросила имя у пожилой женщины. Только сейчас это стало для нее важным.

— Вера, — ответил мальчик постарше.

— А дедушку — Павел, — добавил второй.

Дочь Веры до последнего ждала брата, но тот не пришел проститься с матерью. Через несколько дней после похорон дочь с мальчиками уехали, взяв дедушку с собой. С тех пор, как не стало жены, старик не произнес ни слова.

А волнения в стране закончились выступлением Нацлидера. Он говорил о победе над внутренними врагами, отмечал ее роль в сплочении общества перед лицом внешних сил и заявил о готовности страны противостоять эти силам.

"Благодарю общество за поддержку, за проявление гражданской позиции. Идя навстречу воле народа, я принял решение участвовать в выборах главы государства", — неслось с экрана.

— Неожиданно, — холодно произнесла Фина.

Выдержав паузу Нацлидер добавил, что прощает совершивших ошибку.

"Возвращайтесь домой, к семьям", — закончил он.

И те же самые люди, которые все эти дни, которые еще утром с экранов и из динамиков до истерики требовали давить нацврагов, как клопов, теперь проникновенно заговорили о гуманизме, о том, как важно простить оступившегося человека, дав ему еще один шанс. Но, прежде всего, конечно, они наперебой твердили про мудрость и великодушие Нацлидера.

Слушать все это Фине было противно.

Вместе с другими прощенными вернулся домой и сын пожилых супругов. Только дома его больше никто не ждал. А у родителей ему никто не открыл дверь.

Выборы

Столы для сбора подписей в поддержку выдвижения Нацлидера поставили поначалу прямо в проходной Нацводы. Но это привело к толчее, и тогда фабричных активистов пустили по цехам.

Один из них подошел к Теллю. Тот, покосившись на лист с подписями, даже не стал отрываться от работы.