Товарищи - Анатолий Калинин

— Убить ты меня, конечно, сможешь, — спокойно возразил старик. — Но от этого ничего хорошего не получится. Я помру, и со мной помрет один военный секрет, которого никто, кроме меня, не знает.

Чакан с недоверием посмотрел на него. Черт его разберет, этого деда! Глаза у него хитрые, бородка, как у попа.

— Проводи, Куприян, его по балке в эскадрон, — неохотно сказал Чакан.

— Вот это другое дело, — вставая с земли и отряхивая с тулупа снег, сказал старик.

По дороге в штаб эскадрона он вертел из стороны в сторону головой в черной капелюхе. Вскоре они с Зеленковым по балке дошли до хутора, забитого машинами, повозками и лошадьми. В садах и на огородах стояли пушки, к скирдам соломы притулились танки. Дымились кухни, распространяя запах мясного борща и гречневой каши.

— А это что за диковина? — Старик остановился перед машиной, обтянутой серым брезентом.

Зеленков покосился на него. Чрезмерное любопытство старика рождало подозрения.

— Никак катюша?! — Он попытался отвернуть край брезента.

— Не лапай! — суровой прикрикнул на него Куприян.

— Хоть бы глазком взглянуть. У наших немецких квартирантов только и разговоров было о ней. Как же так, пройти мимо и не посмотреть! — Вздыхая, старик топтался возле машины.

— Ты, дед, не шпион? — спросил Куприян.

— Шпион, — сразу же согласился старик. — Человек один раз живет, и глаза ему даны, чтобы он ими видел и запоминал. Если бы все вместе сложить, что я на своем веку повидал, то и в чувал не влезет. А мне все мало. Ноги уже старые, но я им покоя не даю. По-моему, неправильно господь распорядился, чтобы человек половину своей жизни спал. Сколько бы он за это время успел по земле постранствовать. Ты вот не дал мне на эту штуку посмотреть и покоя лишил.

Но на КП эскадрона, куда привел его Зеленков, старик с сомнением посмотрел на безусое лицо Дмитрия Чакана.

— А скажи, сынок, над тобой кто-нибудь поглавнейше есть? — осторожно спросил он у Дмитрия.

— Ты мне не папаша. Выкладывай, что тебе нужно? — ответил Дмитрий.

— Веди меня к своему начальнику, — решительно заявил старик.

— Не дури, я таких шуток не люблю!

Старик рассердился.

— Это ты меня не дури, не твоего ума это дело.

Присутствовавшие при этом разговоре казаки ждали, что сейчас их суровый командир эскадрона по меньшей мере вытолкает этого надоедливого и вредного деда. Но Дмитрий неожиданно улыбнулся. Чем-то старик напомнил ему отца. И уж если он так бесстрашно пробивается к начальству, значит, зачем-то это ему нужно. Может быть, и в самом деле по какому-нибудь серьезному делу. «Отправить бы его к Луговому, но нет его сейчас на КП полка, куда-то уехал, а Синцов, конечно, выслушать его не захочет. Нет, пускай Зеленков отконвоирует его прямо к Рожкову. Тот, говорят, любит с дедами беседы вести», — решил Дмитрий.

— Отведи его на ка-пе дивизии, приказал он Зеленкову.

— Ну и надоел же ты мне! — со злостью сказал Куприян на крыльце старику. — Из-за твоих капризов я должен еще пять верст по морозу до штаба дивизии топать. Какой у тебя может быть секрет, что ты не захотел его нашему командиру эскадрона рассказать. Чем он не понравился тебе?

— Может, он и хороший, — согласился старик. — Но я до войны в нашем хуторе письмоносцем был и от грубостей давно отвык. Занесешь человеку письмо, а он не знает, на какой стул тебя посадить: «Пожалуйте, Федот Гаврилович, медку! Скушайте, Федот Гаврилович, блинчик…» Может, за то, что я же сам людям и письма читал. У одного дочка в Ростове в институте учится, у другого сын — пограничник, у третьей — летчик или моряк… — Он, видно, еще что-то хотел сказать, но отмахнулся и умолк. Всю остальную дорогу до КП дивизии шел рядом с Зеленковым молча. Лишь один раз остановился перед изуродованным прямым попаданием снаряда немецким танком. Танк вылез на вершину большого кургана и неуклюже застыл там, настигнутый ударом бронебойного снаряда в лоб. Черный корпус его был разметан мощной волной взорвавшихся от детонации снарядов. Далеко по окружности лежали в снегу клочья металла. Лишь на бортовой броне случайно уцелел желтый крест.

— Ка-ак его! — сказал старик, дивясь разрушительной силе пушечного удара, уничтожившего грозную машину. — Должно быть, толстый снаряд нужен был.

Зеленков поднял с земли противотанковую болванку.

— Вот.

— Что?

— Ею и разбило его.

— Этой тоненькой? Старик с недоверием повертел в руке болванку. Но тут же, пожевав губами, заключил: — А чего хитрого? Человек в миллионы раз поболе пули, а кланяется ей в ножки. Господь сотворил его с разумом, но от смерти и от глупости защиты не дал.

На КП дивизии старик с первого же взгляда понравился Рожкову. Он усадил его за стол, приказал, чтобы ординарец принес чаю. Осведомившись у старика, как его зовут, поинтересовался, откуда он держит путь.

— От Белой Глины. Тут сорок верст, — отхлебывая чай из блюдца, ответил старик. Ординарец высыпал на тарелку на столе горсть сахару, но старик двумя пальцами взял из нее только один кирпичик и откусывал от него маленькими кусочками. Все зубы у него были белые, еще крепкие.

— Как же, Федот Гаврилович, ты через линию фронта перешел? — с удивлением спросил его Рожков.

— Очень просто. Взял байдик и иду. Когда вижу, мины близко от меня начинают падать, прилягу и пережду. А как ослабнет огонь, обратно встаю. Нельзя мне было долго лежать.

Допив чай, старик перевернул вверх донышком стакан и, аккуратно собрав с тарелки оставшийся сахар, ссыпал его себе в карман.

— Моя старуха спасибо вам скажет, — объяснил он под улыбчивым взглядом Рожкова. — А над вами, товарищ генерал, в этой окружности кто-нибудь поглавнейше еще есть?

— Есть, — перестав улыбаться, суше ответил Рожков, начиная догадываться, куда клонит старик.

— И над ним тоже старший есть?

Рожков опять развеселился.

— До него далеко. Самый главный у нас товарищ Сталин.

Старик непритворно вздохнул.

— Его я только в кино видел. К Льву Николаевичу Толстому в Ясную Поляну ходил, к Ленину с делегацией от съезда казаков ездил, а к товарищу Сталину пока еще не проник. Но, бог даст, еще дойду, несмотря что старый.

«Дойдет», — поверил Рожков.

— Прикажите, товарищ генерал, чтобы к вашему самому главному начальнику представили меня. У меня уже время не терпит.

Рожков, хоть и обиделся на него, но вида не подал.

— Дайте ему машину с провожатым до штаба корпуса, — приказал он адъютанту.

— Провожатый у него есть, — заметил адъютант.

— Кто?

— Куприян Зеленков.

— А-а, знаю. Надежный казак.

Но этот надежный казак, когда они уже отъехали на генеральском вездеходе от КП дивизии, с возмущением заявил старику:

— Если бы мне и дальше пришлось с тобой на своих идти, я бы ни за что не пошел. Через тебя я мозоли уже с кулак натер. Это пехота пешком ходить привычная, а мы больше верхом.

— Привыкай, — нравоучительно ответил старик. — На лошади каждый дурак умеет кататься.

— Ты, дед, должно быть, и в могиле будешь ногами дрыгать, — съязвил Зеленков.

— А тебя, что ли, верхом похоронют?

— Это было бы неплохо, серьезно сказал Зеленков. — Вместе с конем было бы веселее лежать.

Сломленный усталостью последних дней и ночей, Милованов, всего на минуту отрываясь от карты, присел на край кровати и уронил на подушку голову. Мгновенно заснув, не почувствовал даже, как водитель укрывал его буркой.

Так и не узнал потом, сколько времени проспал, когда сквозь сон пробились к нему из-за двери сердитые голоса.

— Понимаешь русский язык или нет? — говорил кому-то его шофер. — Подожди час.

— Не могу я больше ждать, — неуступчиво отвечал ему другой голос, тонкий и совсем незнакомый Милованову. — И ты меня русскому языку не учи. Если боишься его разбудить, я сам смогу.

— Ты в своем уме, дед? Ведь он генерал.

— Это его должен немец бояться, раз он генерал. Не торчи на пороге, ну?!

— А этого ты не пробовал? — Слышно было, как шофер пошлепал рукой по прикладу маузера.

Вставая с кровати, Милованов приоткрыл дверь на переднюю половину дома.

— Что за шум?

Небольшого роста старик, в белом овчинном полушубке, выступил из-за спины шофера.

— Я тоже его просил, чтобы он на меня не шумел, — заговорил он, тут же и протискиваясь в комнату между Миловановым и притолокой. — Мне с ним больше совсем некогда дебаты разводить.

Милованов с удивлением смотрел на него. Старик поставил свой байдик в угол, расстегнул полушубок и, снимая с головы черную капелюху, поднял к нему взгляд.

— Если вы здесь самый старший…

— Пока я, — ответил Милованов.

Старик с сомнением оглядел его с головы до ног. Были они почти одного роста. По внешнему виду Милованов решительно не был похож на того начальника, которого так долго искал старик. Однако, взглянув в глаза Милованова, он вдруг успокоился. За свою жизнь он научился узнавать людей по глазам. «Он», — убежденно решил старик.