Третий ангел - Виктор Григорьевич Смирнов

готовилась к решающему штурму. Девлет-Гирей посулил сделать мурзой того джигита, который освободит Дивей-мурзу.

9.

О том, что крымцы нападут уже завтра, Воротынский проведал случайно. Ночь выдалась вовсе безлунная, лишь редкие звёзды плыли в ночных облаках. Русские решили воспользовавшись кромешной темнотой, чтобы добыть хоть немного воды. Десяток охотников во главе с Темиром Алалыкиным выбрались из-под телег гуляй-города и поползли в густой траве туда, где тихо нёс свои воды Рожай. Перед рассветом охотники вернулись, таща на себе мокрые бурдюки с водой и зазевавшегося евнуха из свиты калги-царевича. Воду Воротынский приказал строго охранять, а пленного допрашивал сам. Изнеженный евнух оказался сущим кладом. Стоило Алалыкину разок приложить раскалённую на углях саблю к его пышным ягодицам, как евнух пронзительно взвизгнул, а потом залопотал так быстро, что Алалыкин не успевал переводить. Пленный рассказал, что накануне было перехвачено письмо. Московский воевода извещал осаждённых, что им на выручку идёт царь с большой армией. Поэтому великий хан нападёт на запертых в гуляй-городе русских уже завтра, до подхода царского войска.

Запустив пятерню в косматую бороду, Воротынский задумался. Он был уверен в том, что татары будут держать их в осаде, не предпринимая штурма до тех пор, пока голод и жажда не сделают своё дело. Дивей знал, что говорил. Ну сколь ещё выдержат десять тысяч человек, скопившихся гуртом на малом пятачке гуляй-города под палящим солнцем, без воды и пищи? Неделю? Две? А стоит им выбраться из гуляй-города как их вмиг посечёт ногайская конница. Воротынский не сомневался, что хан как опытный полководец понимает выгоды своего положения. Зачем лезть на дерево, если плод вот-вот сам упадёт в его руки?

Неужто и впрямь государь идёт на подмогу? Воротынский хорошо изучил царский характер. Рисковать собой он нипочём не станет. Да и откуда взяться великой армии? Воевода лучше, чем кто бы то ни было знал, сколь у царя под рукой войска. Нет, тут что-то другое, скорей всего письмо подкинул хану хитрован Токмаков, чтобы помочь осаждённым. Такие штуки и сам Воротынский проделывал не один раз. И слава Богу, что татары клюнули на эту наживку именно сейчас, пока люди ещё в силах сопротивляться. Забрезжила слабенькая надежда прорваться сквозь тройное кольцо осады и, опередив татар, уйти в Москву под защиту её стен.

До слуха воеводы донёсся шум. Воротынский прислушался. Лагерь гудел. Похоже, Алалыкин успел растрезвонить про царёву подмогу. В палатку один за другим входили радостно-возбуждённые воеводы. Воротынский не стал их разочаровывать. Пусть верят, что царь спешит на выручку. Надежда прибавляет мужества. Коротко рассказав о показаниях евнуха, Воротынский приказал, не мешкая, готовиться к отражению штурма.

10.

С восходом солнца в русском лагере отслужили молебен. Потом раздали последнюю воду. Всем поровну — по три глотка — и князьям, и боевым холопам. Опытные воины бодрили молодых. Сквозь бойницы в бревенчатых стенах следили за передвижениями татар, готовившихся к нападению. Слышны были командные выкрики, крымцы оттягивались от стен гуляй-города для пущего замаха, выстраивались за холмами в боевые порядки.

Томительное ожидание нарастало с каждой минутой и наконец разрядилось сигналом боевых труб. Вздыбилась земля под топотом коней, померкло солнце от тучи стрел, заложило в ушах от нарастающего слитного вопля «Алла!» Орда напала разом с трёх сторон. Глядя на надвигающуюся конницу, Воротынский в который раз подумал о том, что он всё-таки правильно выбрал позицию.

И снова чёрными змеями взвились над гуляй-городом волосяные арканы, снова прыгали через стены джигиты с саблями зубах, снова катились по земле в обнимку с русскими воинами. Зверея, ордынцы хватались за брёвна руками, русские отсекали их саблями. Отрубленные кисти валялись под ногами словно когти диковинных птиц. Небольшие русские пушчонки наносили врагу страшный урон, словно метлой отбрасывая от стен человеческий мусор. От их залпов шарахались татарские кони, сбрасывая и губя седоков. Немецкие наёмники в железных шлемах через бойницы хладнокровно выцеливали татарских военачальников. От их пуль в первый час боя погибли двое сыновей Девлет-Гирея.

Орде не хватало Дивея. Ногайцы непрестанно выкрикивали его имя. Слыша их крики, привязанный к телеге мурза выл от бессильной ярости как попавшийся в капкан волк.

Подобно азовским волнам орда вновь и вновь накатывалась на гуляй-город и, схлынув, всякий раз отступала, оставляя у стен крепости сотни убитых. К вечеру стало ясно, что лобовой атакой гуляй-город в этот день не взять. Длинные трубы гнусаво протрубили отбой. Хан решил дать отдых ногайской коннице. Пришло время турецкой артиллерии. Повинуясь его знаку, захлопотали пушкари в красных фесках. Первые залпы пришлись по бревенчатым стенам гуляй-города. Полетели щепки. Через час стрельбы хан убедился, что таким способом разрушить гуляй-город не удастся. Взамен разбитого простенка русские с поразительной ловкостью мгновенно ставили новый. Тогда хан приказал задрать жерла пушек как можно выше и стрелять навесом, чтобы ядра накрывали осаждённых сверху. От такой стрельбы проку было больше. После каждого залпа стали слышаться крики раненых, поднялись дымы пожаров, один раз в гуляй-городе сильно рвануло, видимо, взорвался пороховые запасы. Хан удовлетворённо сощурился и приказал продолжать огонь до наступления темноты.

...Когда пальба стихла, Воротынский собрал воевод в своей палатке, чтобы обсудить дальнейшее. Хотя крепость выстояла, и татары понесли огромные потери, лица воевод были пасмурными. Войско убыло на треть, не считая легкораненых. Трупы не успевали закапывать в заклёкшую землю. Над лагерем висел смрад. Пищи и воды не осталось вовсе. И что самое страшное — кончался порох. Было ясно, что ещё одного такого штурма гуляй-город не выдержит.

Весь день осаждённые вглядывались в горизонт в надежде на подход царского войска. Но и татары опасливо косились через плечо, а ну как русские ударят сзади? На этот случай осторожный хан приказал держать в резерве десять тысяч воинов и тем ослабил атакующий напор орды.

Вечером в сопровождении Дмитрия Хворостинина старый воевода обходил лагерь. Взобравшись на пристенное подмостье, сумрачно глядел на раскинувшееся внизу дрожащее озеро татарских костров.

— Ежели завтра не будет подмоги — конец нам, Михайла Иваныч! — вполголоса, чтобы не услышали воины, проговорил Хворостинин.

— Подмоги не будет, — сипло ответил Воротынский.

11.

Хан оплакивал двух сыновей и внука. Сыновья были зрелыми мужчинами, удивительно похожими на него самого в пору зрелости. Зато внук, его любимец Ахмат, весёлый и ласковый юноша, напоминал хану рано умершую первую жену-турчанку. Русская пуля угодила ему точно посреди широко расставленных миндалевидных глаз.

По мусульманскому обычаю