Сто полей - Юлия Латынина

Бредшо подумал, что у Шавии, как у всякого хорошего рассказчика, повесть умнее повествователя, и сказал:

– Выгода, по-моему, в том, что теперь земля приносит не просо для крестьян, а деньги для храма.

– Дело не в деньгах, – сказал Шавия. – Раньше любой здешний сеньор жил своим зерном и пил свою бузу. Хотел – был вассалом Меша, хотел – стал вассалом короля Алома. Это называется – личная преданность. Теперь сеньор отдает Даттаму шерсть, получает от Даттама деньги и на эти деньги покупает ковры и шелка, и драгоценную утварь. Раньше сеньору от крестьянина ничего не было нужно, кроме снеди для пиров, и никто, в конце концов, не мог ухитриться отобрать у бедняка больше, чем тот вырастил. А теперь требуют не еды, а денег. И чтобы отдать деньги, которые он не выпашет плугом, крестьянин продает плуг, и корову, и своего ребенка. Теперь сеньору неприлично жить без денег. Он не может без Даттама, как пьяница без бузы. Это вам уже не личная преданность. Это – хозяйственная зависимость.

– Но ведь прибыль-то от шерсти он все равно имеет?

Шавия удивился.

– Какая, однако, прибыль? Это называется – продать масло, купить сыворотку. Вы ведь из-за моря не шерсть и не просо везли, а золото. Так же и в трактате Веспшанки сказано: «Из страны в страну возят драгоценные камни и меха, золото и другие редкости. Обиходные же вещи возить смысла нет, ибо прибыль от этого получить невозможно». Я ему говорю: «Если продавать сукно в Варнарайне, то и лам там надо стричь». А Даттам: «В империи, – говорит, – земли не хватает, а народ приучен любить справедливость. Пастбищам нужно много места. Я сгоню общинников с земли, а они пойдут писать доносы или прокламации». «А здесь?» – спрашиваю. «А здесь пусть идут, куда хотят. Это ихнее дело, а не храмовое. А земля – храмовая, а не ихняя. Не могут купить землю – пусть жрут солому». Вот и рудники, – прибавил Шавия. – Спешит из-за этого же…

Сзади послышался стук копыт. Племянник наместника, господин Даттам, кутаясь в черную, золотой гладью вышитую ферязь, подъехал к беседующим.

– А, господин Шавия, – сказал он. – Жалуетесь, что здешним оборванцам некуда доносы писать? Ничего, вы за них стараетесь. Поздравляю, кстати, какой слог, какой полет воображения!

Через два дня ночевали в растрепанной деревушке. Даттам, против обыкновения, не кривился при виде гнилых соломенных крыш. Это уже было не варварское запустение, а шерстяное производство. Племянник наместника хозяйским шагом заходил в дома, пропахшие кошенилью и крушинной корой. Грубые холсты белились на траве, как дорожки для встречи небесного начальства. В домах молились очагам, и рядом с каждым очагом стояла рама для сукна.

Посередине деревни был большой дом. Там раньше днем женщины собирались на супрядки, а вечером к ним приходили парни, все заголялись и веселились.

Когда Даттам и Бредшо заходили в избу вслед за улыбающимся приказчиком, Бредшо спросил:

– А за что сослали эконома Шавию?

Даттам усмехнулся:

– В Иниссе одна травка хорошо растет. Раньше жрецы эту травку ели и предсказания делали, а в наш век, как сетуют со всех сторон, все священное идет на потеху толпе. Завелись люди, растили эту травку и сбывали. Сулили Шавии отступное, а он их гонял и гонял. Наконец понял, что огня соломой не потушить, и заключил соглашение, что половина сбора с травки поступает через него в пользу бедных. И когда пришла пора откупаться от столичных инспекторов, Шавии лично откупиться было нечем.

Внутри избы пахло потом и паленой щепой. Прядильщицы сидели, задрав серые рубахи, и пускали веретена от бедра к колену и обратно. А парней было мало. Они глядели на расписные доски и задранные рубахи и пускали слюни.

Даттам выбрал себе двух девиц и велел им идти с ним, а Бредшо замешкался.

Когда он вышел из избы с девицей, было уже темно: по небу бежали рваные, мелкие облака, и на полях в вечереющем воздухе крутились маленькие вихри, – говорили, что в каждом вихре крутятся души погибших или замученных, и что если бросить в середину вихря нож, то раздастся крик, а нож окрасится красным. В последние годы все больше вихрей носилось по этим местам.

Парни стояли у избы притихшие и злые, глядя исподлобья на господ, и хуже всех глядел на Бредшо высокий парень в синей рубахе: видимо, жених девушки.

На пороге избы Бредшо встретился Шавия:

– Это правда, что Даттам возьмет с вас 50% за провоз золота в империю?

Как уже было сказано, между Ванвейленом и Даттамом был намечен поручительский договор, согласно которому один купец доверял другому купцу везти его имущество, а прибыль делили пополам. Таким образом юридически золото в империю ввозил Даттам.

– Трудно сказать, – признался Бредшо. – Я еще не подписал договора, а других способов нет.

– Отчего же нет? – возразил Шавия. – Даттам повезет в империю серебро из здешних копей. Предложите Даттаму следующее: вы продаете ему золото – за серебро и одновременно заключаете контракт на последующую продажу серебра за золота, уже в империи. Для Даттама эта сделка все равно выгодна из-за комиссионных, а монополии на ввоз серебра в империю у храма нет.

Помолчал и добавил:

– Только не говорите Даттаму, что это мое предложение.

На следующее утро Даттам и Бредшо завтракали в избе, и Даттам выговорил Бредшо, что тот дал девице целых два ишевика. Бредшо отвечал, что это потому, что она оказалась девушкой.

– А-а, ну это другое дело, – протянул Даттам и закричал хозяйке, чтобы та закрыла вьюшку.

– А вы, господин Даттам, вы еще не раздумали брать нас с собой в империю?

– Не раздумал, – сказал Даттам, – но все упирается в ваше, Сайлас, упрямство. Вы не хотите подписывать доверительный договор, а я не могу пустить в империю другое золото, кроме как принадлежащее храму.

– Очень хорошо, – сказал Бредшо. – Я хочу сделать так: мы подпишем договор, что я продаю вам золото взамен серебра из здешних копей, а потом мы подпишем форвардную сделку на продажу вами золота за серебро, уже на территории империи.

Глаза Даттама бешено блеснули, и он треснул рукой по столу, отчего стол крякнул и присел.

– Так! – сказал Даттам, – это кого же я должен благодарить за совет? Никак этого выродка Шавию?

– Шавия тут не при чем, – взъярился Бредшо, – стыдитесь, Даттам! Хоть один раз заработайте деньги честно!

– Мне не нужно честно, мне нужно много, – ответил Даттам.

На следующий день договор был подписан.

Два дня не случалось ничего, о чем стоит рассказывать. На пятнадцатый день путешествия въехали в графские земли. Бредшо сказали, что земля и все, что на земле отсюда до границ, принадлежит Оско Стрепету. Никто, однако, не подумал ему объяснить: все, что на земле, – это одно, – все, что под землей – совсем другое. А все, что под землей, по-прежнему принадлежало богу Варайорту, шельмецу и обманщику.