Психология - Уильям Джемс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нас вызывают тревогу странные на вид люди и странные животные, как большие, так и маленькие, но особенно пугают люди или животные, приближающиеся к нам с угрожающим видом. Чувство страха, вызываемое ими, вполне инстинктивно и предшествует всякому опыту. Некоторые дети, увидев впервые собаку или кошку, начинают реветь благим матом, после чего иногда в течение нескольких недель не удается уговорить их погладить этих животных.
Некоторые гады, и в особенности змеи и пауки, вызывают страх, преодолеваемый с большим трудом. Невозможно точно определить, в какой мере страх именно к этим животным инстинктивен и в какой мере отразился в нас под влиянием услышанных о них рассказов. Я убедился на собственном ребенке в том, что страх к гадам развивается у нас постепенно. Я дал в руки сыну живую лягушку, когда ему было шесть — восемь месяцев, а в другой раз, когда ему было полтора года. В первый раз он быстро схватил ее руками, несмотря на ее оборонительные движения, и в конце концов забрал ее голову себе в рот. Затем выпустил ее из рук, предоставив ей полную свободу разгуливать по его груди и лицу и не обнаруживая при этом никакого испуга. Но во второй раз, хотя за это время он не слышал никаких страшных рассказов о лягушке, его почти невозможно было уговорить потрогать ее. Другой мальчик, когда ему был один год, охотно взял в руки очень большого паука, а теперь он боится пауков, но за это время нянька успела напугать его страшными рассказами об этих насекомых. Моя маленькая дочь со дня рождения постоянно видела в доме мопсика, общего любимца нашей семьи. Около восьми месяцев (если не ошибаюсь) внезапно развился инстинкт страха к собаке и притом с такой силой, что девочка, несмотря на то что постоянно видела собаку, не могла к ней привыкнуть. Девочка вскрикивала всякий раз, как собака вбегала в комнату, и много месяцев спустя еще не решалась ее погладить. Нечего и говорить, что внезапная перемена в отношениях ребенка к собаке не была вызвана проявлениями злости со стороны животного, так как собака по-прежнему оставалась чрезвычайно ласковой. Двое других моих детей боялись в детстве меха. Подобное же наблюдение приводит Рише. Прейер рассказывает о маленьком ребенке, который начинал кричать от страха, всякий раз как его приносили на берег моря.
Одиночество в детстве служит одним из главных источников страха. Само собой понятно телеологическое значение как этого факта, так и того, что дети, проснувшись и не найдя около себя никого, проявляют страх непрерывным криком. Черные предметы и в особенности темные места, ямы, пещеры и т. п. вызывают весьма сильное чувство страха. Как этот вид страха, так и боязнь одиночества, боязнь быть «потерянным» объясняют в настоящее время, согласно модной гипотезе, влиянием опыта, унаследованного от предков. Вот что говорит по этому поводу Шнейдер: «Всем известно, что люди, особенно в детстве, боятся входить в темную пещеру или в тенистый лес. Чувство страха при этом, с одной стороны, несомненно, возникает отчасти вследствие того, что мы, согласно читанному и слышанному нами от других, думаем, будто в таких местах могут скрываться опасные звери. Но, с другой стороны, необходимо предположить, что этот страх, вызываемый известным восприятием, до некоторой степени прямо унаследован нами. Дети, которых никто никогда не запугивал страшными сказками, тем не менее, очутившись в темном месте, пугаются и начинают кричать, в особенности если при этом в темноте начинают раздаваться какие-то звуки. Даже взрослый человек, находясь один в лесу ночью, может легко подметить в себе неприятное чувство робости, которое неизбежно будет овладевать им, хотя он вполне уверен, что кругом нет никакой опасности… Этот страх темноты многие испытывают даже у себя дома, хотя в темной пещере или в лесу он гораздо сильнее. Подобный инстинктивный страх станет нам вполне понятен, если мы примем во внимание, что нашим диким предкам в течение бесчисленного множества поколений приходилось встречать в пещерах опасных зверей, в особенности медведей, что медведи нападали на людей преимущественно в лесу ночью и что, таким образом, между восприятиями темноты, пещер и лесов и чувством страха образовалась неразрывная ассоциация, которая сделалась наследственной» («Der menschliche Wille»).
Высокие места вызывают своеобразное болезненное чувство страха; впрочем, здесь весьма многое зависит от индивидуальных особенностей. Совершенно слепой инстинктивный характер движений, сопровождающих это чувство страха, обнаруживается в том, что они по большей части бесцельны, но рассудок не в состоянии подавить их. Очень возможно, что такие движения представляют случайную особенность в организации нервной системы и, подобно морской болезни или любви к музыке, не имеют никакого телеологического значения. Этот род страха проявляется у разных лиц столь различным образом и его вредные последствия имеют такой очевидный перевес над его пользой, что трудно понять, как мог возникнуть такой инстинкт путем естественного отбора. По анатомическому строению человек — одно из животных, наиболее приспособленных к лазанью по высоким местам. Поэтому лучшим психическим дополнением к такой организации должна бы быть способность сохранять присутствие духа на высоте, а не страх перед нею.
Вообще, далее известных пределов теоретическое значение страха крайне сомнительно. Некоторая доля робости, несомненно, приспосабливает нас к условиям того мира, в котором мы живем, но пароксизм страха, овладевая человеком, бесспорно, не доставляет ему ничего, кроме вреда.
Боязнь сверхъестественного — один из видов страха. Трудно подыскать для этого чувства соответствующий реальный объект, если только не допускать веры в привидения. Но, невзирая на деятельность «обществ психологических исследований», наука еще не уверовала в реальность выходцев с того света; ввиду этого мы можем только сказать, что известные идеи о сверхъестественных силах, ассоциируясь с определенной реальной обстановкой, производят это своеобразное чувство страха. Может быть, оно представляет сочетание нескольких простейших видов страха. Для получения сильнейшего мистического страха нужно сложение многих обычных элементов ужасного. Таковы одиночество, темнота, странные звуки, в особенности неприятного характера, неясные очертания каких-то фигур (или ясно очерченные страшные образы) и связанное с головокружением тревожное состояние ожидания. Последний элемент интеллектуального характера особенно важен. При виде того, как привычное для нас явление вдруг начинает осуществляться совершенно непредвиденным образом, мы чувствуем, что кровь как бы застыла на мгновение в жилах. У всякого из нас сердце перестало бы биться от страха, если бы стул в нашей комнате вдруг начал сам по себе двигаться по полу. На высших животных, как и на нас, таинственные, необычные явления производят сильное впечатление. Мой друг Брукс рассказывал, что с его большим породистым псом сделалось нечто вроде эпилептического припадка, когда пес увидел кость, двигающуюся по полу, не замечая нитки, при помощи которой ее двигали.
Подобные же факты приводят Дарвин и Романее. Со сверхъестественными образами ведьм и домовых связываются другие элементы страха: пещеры, болота, гады, насекомые, трупы и т. п. Мертвец сам по себе вызывает инстинктивное чувство страха, которое, без сомнения, обусловлено таинственностью смерти и которое при более близком знакомстве с трупом быстро рассеивается. Но ввиду того что страх, связанный с образами мертвецов, пещер и гадов, постоянно играет своеобразную роль во многих случаях помешательства и при кошмарах, можно не без основания предположить, не составляла ли эта ужасная обстановка, рисующаяся перед ненормально возбужденным воображением, когда-нибудь в ранний период существования человека обычных условий его жизни. Ученый-эволюционист, слепо уверовавший в гипотезу развития, без труда объяснит такое явление, стоит только предположить, что мы при болезненном возбуждении мозга способны впадать в душевное состояние пещерного человека, которое при нормальных условиях подавлено впечатлениями, унаследованными нами от позднейших поколений.
Известны еще некоторые патологические проявления страха и некоторые особенности в обнаружении обыкновенного страха, которые, пожалуй, можно объяснить с помощью унаследованных воспоминаний об условиях жизни наших предков — людей, даже животных предков. При обыкновенном испуге мы или обращаемся в бегство, или, как бы наполовину парализованные, замираем на месте. Последнее явление напоминает так называемый инстинкт притворной смерти, проявляемый многими животными. Линдсей в книге «Ум животных» замечает, что этот инстинкт требует большого самообладания со стороны тех животных, которые проявляют его. Но на самом деле здесь нет никакой притворной смерти, и потому в самообладании не возникает никакой надобности. Это просто временный паралич от страха, паралич, который благодаря своей полезности стал наследственным. Хищное животное вовсе не думает, что неподвижно лежащая птица, насекомое или ракообразное мертвы: животное просто не замечает их, так как его чувства, подобно нашим, гораздо скорее воспринимают движущийся, чем неподвижный предмет. Тот же самый инстинкт пробуждает спрятавшегося во время игры в прятки мальчика затаить дыхание, когда ищущий близко подходит к месту, где он скрывается.