Неугомонный - Хеннинг Манкелль

— Я ходила в аптеку. Клара заболела.

— Что-то серьезное?

— Незачем говорить таким тоном, будто она при смерти. Просто у нее температура и болит горло. Ничего страшного.

— Ты показывала ее врачу?

— Я звонила в поликлинику. По-моему, у меня все под контролем. Главное, не заводись и не заводи меня. Ты где был?

— Пока что не скажу.

— Иными словами, у женщины. Вот и хорошо.

— Нет, не у женщины. Наоборот, у меня есть важная новость. Недавно я говорил по телефону. С Хоканом.

Сперва Линда словно бы не поняла. Потом выкрикнула прямо в трубку:

— С Хоканом? Он тебе звонил? Что ты говоришь! Где он? Как он? Что с ним произошло?

— Не кричи мне в ухо! Где он, я не знаю. Он не сказал. Сказал только, что у него все в порядке. Судя по голосу, так оно и есть.

Валландер слышал в трубке шумное дыхание дочери. И ему было очень неприятно, что приходится лгать ей. Он пожалел, что перед отъездом с острова дал такое обещание. Скажу все как есть, думал он. Не могу я обманывать родную дочь.

— Звучит нелепо. Он ничего не говорил о причине своего исчезновения?

— Нет. Но сказал, что к смерти Луизы непричастен. Для него это явилось не меньшим потрясением, чем для всех нас. Он не имел с нею связи после своего исчезновения.

— Мои свекор и свекровь совсем сошли с ума?

— Не могу ответить. Во всяком случае, надо радоваться, что он жив. Это единственное, что он просил вам передать. У него все хорошо. Но он не мог сказать ни когда вернется, ни почему скрывается.

— Он так сказал? Что скрывается?

Валландер понял, что сболтнул лишнее. Но идти на попятный поздно.

— В точности не помню. Не забывай, я тоже был до крайности удивлен.

— Мне необходимо поговорить с Хансом. Он в Копенгагене.

— Во второй половине дня меня не будет. Позвони вечерком. Тогда и потолкуем. Мне, конечно, интересно, какова будет реакция Ханса.

— Он наверняка обрадуется.

Валландер отложил мобильник с неудовольствием. Когда правда выйдет наружу, Линда наверняка рассвирепеет.

В дурном расположении духа он вышел из дома, поехал в Истад за покупками. Приобрел новую кастрюлю, совершенно ненужную, и подумал, что цены на продукты питания взлетели выше некуда. Прогулялся по центру города, заглянул в магазин мужской одежды, купил пару носков, опять же совершенно ненужных, и поехал домой. Дождь перестал, прояснилось, потеплело. Он вытер качели, прилег. Проснулся в половине четвертого. Сел в машину и отправился в Лимхамн.

На что надеялся, он и сам толком не знал. Подъезжая к цели, чувствовал обычную смесь неловкости и утраты, как всегда при возвращении в город, где провел детство. Припарковал машину неподалеку от виллы Асты Хагберг и пешком прогулялся к доходному дому, где жил ребенком. Хотя фасад перестроили, а дом обнесли новой оградой, он сразу все вспомнил. Песочница теперь побольше, чем тогда. А вот две березы, на которые он лазил, исчезли. Он стоял на тротуаре, смотрел на играющих детей. Темнокожие, определенно со Среднего Востока или из Северной Африки. Женщина в платке сидела возле подъезда, вязала и одним глазом присматривала за детьми. Из открытого окна долетала арабская музыка. Здесь я жил, думал он. В другом мире, в другое время.

Из подъезда вышел мужчина. Подошел к калитке. Тоже темнокожий. С улыбкой посмотрел на Валландера.

— Вы кого-то ищете? — неуверенно спросил он по-шведски.

— Нет, — ответил Валландер. — Когда-то давно я жил в этом доме. По соседству с железнодорожным машинистом.

Он показал на окно второго этажа, где в свое время была их гостиная.

— Хороший дом, — сказал мужчина. — Нам здесь нравится, и детям нравится. Не нужно бояться.

— Хорошо. Люди не должны бояться.

Валландер кивнул и зашагал прочь. Ощущение, что он стареет, тяготило его. Он ускорил шаги, убегая от себя самого.

Виллу, где жила Аста Хагберг, окружал запущенный сад. Женщина, открывшая Валландеру, была такая же толстая, каким ему по телепередачам запомнился Сёльве Хагберг. Потная, нечесаная, в чересчур коротком платье. Сперва он решил, что от нее разит крепкими духами. Но потом сообразил, что экзотическими ароматами пропах весь дом. Она что, мебель духами обрызгивает? — подумал он. Пшикает мускусом на комнатные растения?

Она спросила, не желает ли он кофе. Валландер поблагодарил и отказался, его уже мутило от едких запахов, которые со всех сторон лезли в нос. Когда они вошли в гостиную, ему показалось, будто он попал на капитанский мостик большого корабля. Повсюду штурвалы, компасы в надраенных медных корпусах, под потолком вотивные кораблики,[28] а возле одной стены старинная подвесная койка. Аста Хагберг втиснулась в высокое кресло-вертушку, наверно тоже корабельное, как подумал Валландер. Сам он сел на вроде бы совершенно обыкновенный диван. Однако латунная табличка сообщала, что диван этот некогда находился на судне «Кунгсхольм» Шведского американского пароходства.

— Чем же я могу вам помочь? — спросила Аста Хагберг, закуривая сигарету, которую предварительно вставила в мундштук.

— Хокан фон Энке, — сказал Валландер. — Старый подводник, теперь в отставке.

На Асту Хагберг вдруг напал приступ мучительного хриплого кашля. Надеюсь, эта курящая толстуха не помрет прямо у меня на глазах, подумал Валландер. По возрасту она вроде бы моя ровесница, лет шестидесяти.

От кашля у нее аж слезы выступили на глазах. Но, когда приступ миновал, она спокойно продолжила курить свою сигарету.

— Пропавший Хокан фон Энке, — сказала она. — И его теперь уже покойная жена Луиза? Так?

— Я знаю, Сёльве собрал уникальный архив. Вдруг там найдется информация, которая поможет мне понять, почему Хокан фон Энке исчез.

— Его наверняка нет в живых.

— В таком случае я ищу причину его смерти, — уклончиво заметил Валландер.

— Жена покончила с собой. Значит, семья столкнулась с большими проблемами. Или?

Аста подъехала на кресле к столу, сняла чехол, под которым оказался компьютер. Валландер поразился легкости, с какой ее толстые пальцы забегали по клавиатуре. Через несколько минут она выпрямилась, прищурясь посмотрела на экран.

— Карьера у Хокана фон Энке была совершенно нормальная. Пожалуй, он достиг примерно того, чего мог желать. Если бы Швеция воевала, вероятно, поднялся бы по служебной лестнице еще выше. Хотя навряд ли.

Валландер встал, подошел к ней. От удушливой вони он старался дышать ртом. Прочитал текст на экране, глянул на фото, сделанное, когда фон Энке было лет сорок.

— Есть что-нибудь примечательное?

— Нет. Курсантом он завоевал несколько призов на скандинавских спортивных соревнованиях. Меткий стрелок, хорошая спортивная форма, выиграл несколько кроссов. Если это можно счесть примечательным.

— А что есть о его жене?

Толстые пальцы снова заплясали по клавишам, Аста опять раскашлялась, но продолжала поиски, пока на мониторе не появилась вдруг фотография Луизы. На снимке ей было лет тридцать пять, максимум сорок. Она улыбалась. Завитые волосы, на шее нитка жемчуга. Валландер прочитал текст. На первый взгляд и здесь тоже ничего странного, вызывающего удивление. Аста Хагберг нажала на клавишу, вызвала новую страницу. Валландер обнаружил, что по матери Луиза вела происхождение из Киева. «В 1905 году Ангела Стефанович вышла замуж за шведского экспортера угля Яльмара Сундблада. Она переехала в Швецию, получила шведское гражданство. Из четверых детей, родившихся в браке с Яльмаром, Луиза младшая».

— Как видите, все нормально, — сказала Аста Хагберг.

— Не считая того, что происходит она из России.

— Из Украины, нынче так будет правильнее. У большинства шведов корни где-то за пределами страны. Наш народ состоит из финнов, голландцев, немцев, русских, французов. Прадед Сёльве — шотландец, моя бабушка — по крови отчасти турчанка. А вы?

— Мои предки — смоландские арендаторы.

— А вы изучали свое происхождение? Всерьез?

— Нет.

— Если копнете, наверняка обнаружите что-нибудь неожиданное. Занятие увлекательное, хоть и не всегда приятное. У меня есть друг, лютеранский священник. Выйдя на пенсию, он решил отыскать семейные корни. И весьма скоро нашел двух предков по прямой нисходящей линии, которые в течение одного пятидесятилетия были казнены. Один — в начале семнадцатого века. За убийство и грабеж ему отрубили голову. Его внук завербовался в какую-то немецкую армию, из тех, что маршировали по Европе в середине семнадцатого века. Он дезертировал и был повешен. После этого открытия добрый пастор бросил изучать свою генеалогию. Пожалуй, его можно понять.

С большим трудом она вылезла из кресла и кивком пригласила его в соседнюю комнату. По стенам высились канцелярские шкафы. Аста отперла один, выдвинула ящик, заполненный папками.