Смертник в серой шинели. Тетралогия - Александр Конторович

Отец Варшани кивает. Он уже в достаточной степени заинтригован, и на его лице явственно видно желание поскорее открыть эту дверь.

— Все готовы? Тогда — пошли.

Толкаю массивную дверь, и она неожиданно легко открывается.

Сразу за порогом начинается большое помещение. Откуда-то сверху падает рассеянный свет, освещая его, но дальние углы все-таки скрываются в темноте. Но даже и того, что можно рассмотреть, оказывается вполне достаточно, чтобы шокировать моих спутников.

Окружая невысокий постамент в центре помещения, по кругу равномерно расставлены столбы. И почти на каждом из них висит человек… Здесь преимущественно дети, начиная с десяти-двенадцатилетнего возраста, и молодые девушки. Мужчин мало, в первый наш визит сюда мы насчитали всего человек десять. И это, как правило, зрелые, крепкие люди.

Тела людей обнажены, на многих из них зияют кровавые порезы. Несмотря на то что некоторые из них почти высохли, в помещении нет запаха тлена и разложения.

Здесь тихо, слышно, как поскрипывают песчинки под ногами кого-то из нас. Слышно, как где-то в глубине помещения капает вода. Монотонно и неторопливо.

Взвизгивает песок!

Не сговариваясь, все монахи разом опускаются на колени и наклоняют головы. Отец Варшани начинает читать какую-то молитву. Я не очень хорошо разбираю слова, читает он молитву негромко, но, судя по всему, она хорошо известна его людям, и все повторяют ее вслед за ним.

Оглядываюсь на Котов — они стоят, только сжимающие оружие руки побелели. Эти не спускались со мною в первый раз, и данное помещение видят впервые. Барон — так вообще стоит весь белый. Представляю, каково им сейчас…

Беру у одного из Котов факел и иду по кругу, зажигая укрепленные на колоннах светильники. В помещении понемногу светлеет, и некоторые, особенно жуткие, подробности становятся видны лучше. Эти люди не умерли просто так, от голода и жажды. Многих из них перед смертью подвергали пыткам, и на телах отчетливо видны следы истязаний.

Возвращаюсь назад и отдаю факел хозяину.

Монахи уже на ногах.

— Что это, сын мой? — хитропоп явно потрясен. — Какими ужасными делами занимался здесь прежний лорд?

— При всех его прегрешениях, истинная мера которых видна только Господу, не думаю, святой отец, что он к этому причастен.

— Отчего же? Граф был хозяином замка и должен был знать…

— Должен. Но, скорее всего — не знал. У меня есть основания так полагать.

— Это — то самое важное дело, ради которого вы и потребовали нашего приезда? — сухо спрашивает брат Иан. Он старается себя сдерживать, но я вижу, с какой силой сжимаются его руки на кольце фонаря. Молодец монах, понимает, что не время сейчас показывать свои истинные чувства.

— Отчасти. Пройдемте за мною. Только осторожнее! Сами понимаете, что тело, пробывшее здесь достаточно долго, неминуемо должно разложиться. Однако, как вы видите — этого не произошло. Бог знает, какие методы были для этого использованы и насколько они опасны для живого человека! Так что лучше воздержитесь пока подходить к телам близко.

Обогнув столбы с распятыми на них телами, прохожу в центр помещения. Здесь на небольшом постаменте стоит серебряное блюдо. В его центре имеются два углубления, в которых лежат знакомые шипастые шарики. Вытаскиваю Рунный клинок, и все присутствующие видят, как чернеет его острие. В воздухе повисает низкое гудение. Убираю оружие и поворачиваюсь к монахам:

— Ну, что, брат Иан? Я полагаю, что некоторые вопросы, остававшиеся до сих пор вам неясными, найдут здесь свое разрешение?

Он подходит к постаменту и некоторое время смотрит на него.

— А что находится там? — кивает он в глубь помещения.

— Какие-то столы, шкафы с книгами, пара комнат. Сейчас они пусты, и я не знаю, что именно там делали. Впрочем, вы ведь и сами все это можете осмотреть.

— Сколько их здесь? — отец Варшани обводит глазами столбы.

— Людей? Шестьдесят восемь человек. Думаю, что последний умер совсем недавно, на мой взгляд — около недели назад.

Он качает головою.

— Я предполагал, конечно, что встречу здесь что-то необычное, как и все, что с вами связано, сын мой… Но чтобы настолько… Моя фантазия просто не в силах измыслить такое… настолько жестокое и бесчеловечное деяние.

Понимаю попа. Я тоже не сразу сумел уложить в своих мозгах все, что здесь увидел. Более всего потрясало даже не то, как жестоко умерщвляли здесь всех этих людей, а холодный и трезвый ум того, кто этим процессом руководил.

— Посмотрите сюда, — наклоняю вниз факел. — Видите? Столбы не замурованы в пол, их можно передвигать.

— Зачем?

— Трудно сказать. Но столб расположен к постаменту тем ближе, чем меньше и моложе человек, распятый на нем. Наверное, это имеет какое-то значение, только вот какое?

Мы пробыли в этом страшном месте еще около часа, после чего я в приказном порядке погнал всех наверх.

Даже я, хоть и спускался сюда уже не в первый раз, начинал чувствовать нехватку воздуха. Это не было связано с его отсутствием — что-что, а вентиляция здесь сработана на совесть. Нет, просто вся атмосфера этого жуткого места начинала понемногу сводить меня с ума. Хотелось вытащить клинок и методично настрогать в мелкую лапшу автора данного кошмара.

Оглядываюсь на барона и понимаю, что, судя по его внешнему виду, кровожадность моих помыслов существенно отстает от его воображения. У него даже глаза кровью налились, того и гляди — рванет. Догоняю и, отвернув пробку, сую ему в руку флягу. На полном автомате Лэн делает глоток. Еще один — и только после этого приходит в себя. Вполне осознанно глотает из фляги еще разок и лишь потом возвращает ее мне.

— Благодарю вас, милорд… это именно то, что сейчас мне нужно.

— Я же предупреждал…

— Дело в том, милорд, что там, внизу, на одном из столбов висит дочь моего солдата… Она пропала пару месяцев назад, все думали — заблудилась в лесу. Ее искали. Долго. Даже мои солдаты прочесывали лес. Но… А сегодня я увидел ее там…

Барон замолкает и вытирает пот со лба.

— Что я ему скажу? Ведь я держал Лайну на руках…

Да… плохой из меня советчик в таких вопросах.

Поднявшись наверх, все рассаживаются вокруг стола. Тишина, говорить никому не хочется. Пускаю фляги по рукам — не помогает.

Ладно, раз уж так дело пошло — беру вожжи в свои руки.

— Итак, мы все это видели. Отец Варшани, понимаю, что требовать от вас каких-то выводов сейчас рано, но все-таки — что это за место? То, что там присутствует Шерн, — очевидно. Что еще там может быть? И зачем меня настойчиво уговаривали покинуть замок на один день?

Хитропоп молчит. Он разом постарел лет на десять, и теперь хорошо видно, что это, в сущности, уже немолодой и сильно загруженный заботами человек.

Брат Иан поднимает голову:

— Брат Манрике, может быть, вы…

Встает третий научный монах. Проведя рукою, сбрасывает капюшон. Он совершенно седой, лицо изборождено крупными морщинами. Надо полагать, что этот дядя тут по возрасту самый старший.

— Пожалуй… Я многое видел… еще больше слышал и вот что могу сказать по этому поводу. Сами того не ожидая, мы нанесли страшный удар прямо в сердце этого зловещего Ордена!

Глаза присутствующих оживляются. Ну, хоть что-то!

— Я… трудно сейчас утверждать… но, если мне не изменяет память, то, что мы увидели внизу, — его святилище. Здесь рождается Шерн и происходят основные обряды.

— Какие, брат Манрике? — Очень бы мне хотелось знать, как можно побольнее наступить на хвост этой ядовитой гадине. Подкованным и окольчуженным сапогом. И давить, давить, давить — пока кровь не брызнет через кожу.

— В основе верований Ордена лежит культ Незримого. Это их божество, властное над жизнью и смертью всего живого. Ему поклоняются адепты Ордена, его именем совершаются все их злодеяния. Последнее такое святилище было уничтожено почти сто пятьдесят лет тому назад, и с тех пор о них никто более не слыхивал.

— То есть, если я правильно понимаю, во взятом сто лет назад замке его не было?

— Замок был разрушен, и это место перепахано. Сейчас уже невозможно ничего утверждать… но, думаю, что такой факт, как обнаружение святилища, наверняка был бы как-то отмечен в летописях.

— Ага… значит, эти ухари отсиделись здесь? И потихоньку восстановили структуру Ордена?

Манрике качает головой.

— Я бы не спешил с выводами. Мы слишком мало знаем о них. Как-никак, а сто лет прошло! Что-то старое могло отмереть…

— А новое народиться?

— И так тоже могло быть.

— Может быть, есть смысл попытать об этом нашего пленника? Да еще двое его соучастников где-то ныкаются, может, заодно и их поищем?