Нон Лон Дон - Чайна Мьевилль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слово «так» вылетело у него изо рта в виде синего жука величиной с футбольный мяч.
– В общем-то… – начала Диба, напряженно размышляя. – Давайте попробуем. Может, у меня и получится. Ведь я здесь не местная. Наверно, я знаю слова, которые для вас будут новыми.
Выдержав паузу, она попыталась вспомнить, какие словечки они с подругами употребляли в школе, какие она слышала по телевизору в сериалах. Она не собиралась отказываться от любого мало-мальски интересного варианта.
– Мне, например, понравилась ваша корона, – наконец сказала она. – Классный прикид!
Мистер Спикер изумленно раскрыл рот – лицо его так и просияло от восхищения.
– Прикид! – с удовольствием повторил он. Изо рта его выполз большой кузнечик, сплошь покрытый серебристым пушком.
– А вот как вы со мной разговариваете, мне нравится не очень. Вы что, крутой?
– Крутой! – пропел мистер Спикер, интимно понизив голос и извергнув изо рта какую-то миниатюрную тварь с одним-единственным вытаращенным глазом.
– Ну да. И вообще, хватит, мне надоел этот стёб.
– Стёб! – На этот раз изо рта его неуклюже выбрался бурый медвежонок о шести лапах. Мистер Спикер от восхищения едва сдерживался, чтобы не завопить во всю глотку.
– Ну что, по-моему, с тебя этого хватит, слышь, братан, – заключила Диба. – Теперь ты должен нас отпустить на все четыре стороны и пожелать попутного ветра…
– Братан! – в упоении повторил мистер Спикер и радостно вздохнул, а в это время изо рта его вылетел огромный шмель; вместо шмелиных лап у него во все стороны торчали человеческие руки, и, судя по его бестолковому полету, он был совершенно пьян. – Чудесно, просто чудесно!
– Ну вот и все, – сказала Диба. – Простите нас за то, что мы без специального разрешения разговаривали в ваших владениях. А теперь будьте так добры, отпустите нас. Пожалуйста.
– Что такое? Отпустить? – удивился мистер Спикер. – О нет, не думаю, что это так уж необходимо. Я за всю свою жизнь не слышал столь прелестных слов. И теперь я могу наслаждаться ими, любоваться ими!
И это была истинная правда. Словеныши, рожденные жаргонизмами Дибы, демонстрировали исключительное здоровье, и энергия била из них ключом. Мистер Спикер не сводил с Дибы завистливых глаз.
– Нет, нет и еще раз нет! Мы это так не оставим! Ты остаешься здесь. Ты будешь разговаривать со мной этими своими очаровательными словечками. Ты станешь учить меня, ты покажешь мне все, что знаешь, ты останешься здесь навсегда!
60. Словеса взбунтовались
– Это несправедливо! – закричал Хеми. – Мы не согласны!
– Вы же обещали! – пискнула Книга.
– Мало ли что обещал. А делать буду то, что захочу, – заявил мистер Спикер. – Что такое обещание? Слова, и ничего больше! А я – мистер Спикер, говорить слова – моя натура. И слова для меня ничего не значат! Или значат все, что я захочу, все, что придет мне в голову! Слова повинуются мне бес-пре-ко-словно! – скаламбурил он.
Голос его эхом раскатился по огромному залу, и веселые словеныши так и посыпались, так и запрыгали у него изо рта. Диба не успела оглянуться, как они окружили ее со всех сторон и крепко вцепились ей в одежду. Она совсем растерялась. Что же теперь делать?
– А я думаю, это все неправда! – вдруг во весь голос заявила она.
В зале воцарилось напряженное молчание, все взоры обратились к ней.
– Что такое? – изумился мистер Спикер.
– Дело в том, – продолжила Диба, – что лично я так не считаю! Слова только делают вид, что повинуются нам во всякое время, когда мы захотим. А на самом деле это не так!
Хеми смотрел на нее с не меньшим недоумением, чем сам мистер Спикер.
– О чем это ты? – спросил наконец он.
– Да, о чем это ты? – как эхо, повторил мистер Спикер.
Диба помолчала немного, залюбовавшись словенышем «это», похожим на живую паутину.
– Слова далеко не всегда означают то, что мы хотим сказать, – объяснила она. – Причем это касается всех, кто их произносит, без исключения! Даже вас, будь вы хоть трижды мистер Спикер!
В зале повисла напряженная тишина. Все, в том числе и толпа словенышей, ждали, что она скажет дальше.
– Ну например… идет по улице человек и вдруг слышит, как кто-то кричит: «Эй, парень!» Он оборачивается и видит, что кричали не ему, а совсем другому. Значит, слова «эй, парень» заставили обернуться не того, кого надо! То есть повели себя не так, как хотел тот, кто их прокричал. Или где-нибудь на вечеринке, скажем, видишь человека, одетого как-то совершенно дико, и говоришь: «Ну и прикид, умереть – не встать!» – а он думает, что ты над ним смеешься. Но ты ведь не хотел его обидеть. Или, например, скажешь про кого-нибудь «сумасшедший!», но это ведь вовсе не значит, что он сошел с ума. И ты так не считаешь. Напротив, ты им восхищаешься!
Все словеныши не сводили с Дибы глаз и дрожали от возбуждения. Мистер Спикер вдруг побледнел, и его даже передернуло от отвращения. Видно было, что он очень недоволен.
– Да и вообще, – невозмутимо продолжала между тем Диба, – многие слова означают одно, но воспринимаются совсем по-другому. Скажешь что-нибудь, а тебя поймут совсем не так, а то и вовсе наоборот. Ну, например, я говорю про кого-нибудь: «Этот человек положительный». Я хотела сказать, что он хороший, а кто-нибудь услышит и подумает: «Понятно, зануда, значит». Ясно?
– Д-да… – пробормотал Хеми. – Да-да.
– Дело в том, – продолжала Диба, глядя прямо мистеру Спикеру в глаза, – что нам лишь кажется, будто слова полностью в нашей власти, будто мы сами решаем, что они должны означать. На самом-то деле все не так! Тут решает не только говорящий, но и все, кто его слушает. А это значит, что ты, может, и хотел бы повелевать ими, но не тут-то было! Они вообще никому не подвластны. А значит, свободны!
– Это все отвратительный вздор, полная и возмутительная чепуха! – залопотал мистер Спикер, изрыгая из себя одного за другим совершенно растерянных и обалдевших словенышей.
Но Диба снова перебила его.
– Можете сколько угодно воображать, что слова вам подчиняются! Но на самом деле это совсем не так!
– Все, все, ни слова больше! Молчать! Ко мне, верные мои словеныши! Взять ее и убрать с глаз
