Декабрец! Второй сезон - Автор, пиши еще!

он как ошпаренный соскочил с дивана: «Скоро первая электричка, пора ехать обратно, домашние небось потеряли, волнуются…» Быстро собравшись и глотнув воды прямо из носика чайника, Борис направился к выходу.

«Спасибо тебе, папа, за все мое детство! За счастливое время, когда вы с мамой были живы», – выключив свет и оглянувшись напоследок, он начал закрывать дверь. Потом, в каком-то порыве, вернулся и снял со стены портрет отца, решив забрать его с собой.

Приехал Борис домой еще затемно, открыл осторожно входную дверь, чтобы не разбудить родных. Прислонил портрет отца к стене. В коридор выскочила дочка и вышла заплаканная жена.

– Ездил в деревню, предупредить не мог – разрядился телефон. Спешил на последнюю электричку, звонила соседка тебя Маша, – сбивчиво оправдывался он.

– Мы боялись, что с тобой что-то случилось, – дочка крепко обняла его за шею.

– Боря, мы справимся, не переживай! – жена уткнулась в плечо и шмыгнула носом. – Не пропадай так больше, пожалуйста!..

– Папочка, а что ты принес?

– Это портрет дедушки. Помнишь, в деревне на стене висел. Не захотел, чтобы дедушка один остался на праздники. Пусть он с нами будет. Как Дед Мороз!

– Ой, здорово, папочка! А бабушка?

– Бабушкины снимки у нас дома, в альбомах. Мы потом и бабушкин портрет сделаем!

– Ну все, папа приехал, теперь идем завтракать! – скомандовала жена, направляясь на кухню.

Все устали и переволновались за прошедшую бессонную ночь, а потому, наскоро перекусив, пошли спать.

Днем семья собралась в гостиной. Портрет торжественно водрузили на стол.

– Боря, а давай выбросим раму, она испорчена плесенью, а папе купим новую, как сможем, – предложила жена, протирая портрет тряпочкой.

– Давай, конечно! – он начал снимать раму, картонную подложку…

На пол выпали две сберегательные книжки. На одной значилось имя дочки, на другой – имя Бориса.

«С Новым годом, родные мои!..» – послышалось в комнате.

Рождение истории

Автор: Сергей Фастунов

Редактор: Мария Муравлёва

Ночь выдалась беспокойной: кошки решили, что надо выйти на прогулку. Первой в три часа, как обычно, запросилась Кися. Гена спал чутко, и любой посторонний шум в доме выдергивал его из сна быстро и надолго. Пришлось встать и выпустить ночную гуляку.

Через сорок минут начала тихонько мяукать под входной дверью Пятнаша. Гена снова встал. Не желая зажигать свет, хозяин дома в потемках попытался найти кота Крюка. Но обычные места ночевки мужской части кошачьей команды были пустыми. Поэтому пришлось выпустить только кошку Пятнашу, и снова лечь спать.

Крюк решил выйти на улицу через полчаса: сел в коридоре и стал громко жаловаться на закрытую дверь.

– Ген, выпусти дурака, спать мешает. ― Василиса толкнула мужа локтем в бок.

– Да их проще утопить! Весь сон отбили! ― ворчал хозяин дома, шлепая босыми ногами по кафелю пола в коридоре.

Сон Геннадия упорхнул вместе с кошками на улицу. Гена передвинул указатель даты на квартальном календаре. Красный прямоугольник неотвратимо полз по последней неделе уходящего года к цифре 31. Мужчина натянул толстые шерстяные носки, закутался в махровый халат и плюхнулся в кресло перед ноутбуком. Ночь, тишина и тусклое освещение настраивали на творческий лад. Да и задание в очередном писательском марафоне нужно было сдать сегодня до десяти утра по Московскому времени.

Идей никаких не было, совсем.

Гена бесцельно повозил мышку по коврику с картинкой галактики. Потом сходил в комнату дочки Марьюшки, взял плюшевую акулу и вернулся за стол. Вот так, рано утром, когда никто не видит, можно сидеть в обнимку с дочкиной игрушкой. Уткнуться в нее носом, стараясь уловить за пропитавшим все запахом духов тот аромат, которым когда-то пахла маленькая девочка, спящая на его сильных руках. Но мягкая тушка акулы лишь нагнала тоски и печали. Гена с трудом удержался от просмотра старых фотографий. Потом, ведь обязательно захочется позвонить дочке, чтобы услышать ее голос, а у них сейчас минус два часа и глубокая ночь.

– Ну, тогда начну писать список покупок, все равно сегодня ехать в село, ― пробормотал хозяин сам себе и взялся за ручку и лист бумаги. Сосиски, сыр, печенье, йогурты быстро заняли свое место в верхних строчках.

– А, что еще нужно? Новый год же, что-то готовить будем…, ― мужчина посмотрел в сторону спальни. Поднимать Василису в пятом часу ради составления списка покупок совсем не хотелось.

– А ведь идея! ― вдруг на хозяина дома снизошло озарение. Гена отложил в сторону список покупок и начал печатать текст:

«Напоминалочка

Домовой Пыхтыч почесал бороду и осторожно тронул Пятнашу за ухо.

― Тебе чего, хрыч древний? ― кошка даже не стала открывать глаза.

― Ну… это… Новый год и Рождество скоро. Хозяин на ярмарку поедет за подарками и угощениями. Предлагаю про обиды забыть. А то, как в прошлом годе выйдет: опять ерунды всякой привезет и Марьюшка расстроится.

― Марьюшка расстроится, ― передразнила Пятнаша, ― Она, может, совсем не приедет. У нее в городе друзей полный кузовок.

― Приедет, приедет. Я их разговор по компухтеру слышал, ― Пыхтыч опять почесал бороду.

― Что? Опять блох нацеплял? Тебе говорили, не таскайся к Дудариным ― они грязнули.

― Да не-е-е, это я волнуюсь. Мы ведь с тобой последний раз сильно поругались.

― А из-за кого нас опять выставлять на улицу начали? Кто пакетами по ночам шуршит?

― Ну, я ж дырочки заклеивал, чтобы крупа и соль не высыпались…

― Днем заклеивай, хрычина замшелый! А Кися, вон, ушко отморозила.

― Ну ладно тебе. Простите меня. Надо бы списочек составить.

― Списочек составить, ― опять передразнила Пятнаша, ― Крюка будить не будем?

― Толку-то от него? Снова вопить начнет «Пусть „выскаса“ привезет, мне понравилось». Тьфу! И за что его хозяин любит?

― Ласковый он. Ты вспомни, как его гости тискают. Ни я, ни Кися таких мук невыносим, а он терпит, да еще и мурчит.

Пыхтыч расправил на полу листок из тетради в клеточку и достал остро заточенный карандаш из-за пазухи.

― Так, пунхт один: мандарины, три кэгэ.

― Фу! ― Пятнаша сморщила нос.

― А чего фу? Я их люблю. И хозяин тоже.

― Тогда пиши селедку.

― Ага, пунхт два: сельдь жирная большая, две штуки.

― Может, лучше три?

― Не перебарщивай. Марьюшка наверняка и вам гостинцев привезет. И от шубы много чего останется.

― Тогда еще паштету печеночного надо.

― Да, да. Значица, пунхт три: паштет из гусиной печенки, две банки. И пунхт четыре: масло сливочное, один кэгэ. Оно и к паштету хорошо и к картошечке вареной.

― Сметану еще напиши.

― Пунхт пять: сметана пожирнее. Сколько писать-то?

― Ты меня спрашиваешь? Я бы вообще одну сметану кушала.

― Ты бы уже на второй день от сметаны нос стала воротить, если бы только она одна была в миске. Пишу «четыре стаканчика больших». Она и для соуса к шашлыку пойдет, и с творожком утром, и на крэм, если Марьюшка торт затеет.

―