ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №10 2007 г. - «ЕСЛИ»

– Не волнуйся, девочка, все в порядке.

– Я так не думаю, – сдавленно произнес Егор.

Горошин живо обернулся и замер, увидев прижатый к виску дочери ствол нагана. Обхватив Катю за шею, Егор медленно отступал к стене.

– Бросьте оружие, доктор, – сказал он. – Или как вас там? Вы ведь на самом деле никакой не доктор, правда?

– С чего ты взял?

– Вам нужно тщательнее следить за речью, – именной, подаренный Яшкой наган мелко дрожал в руке Егора. – Слишком много киношных фразочек, которых в двадцатом году еще не было. Проговариваетесь.

– Ты с ума сошел! – хрипела Катя, пытаясь вырваться. – Пусти сейчас же!

– Не трепыхайся, – посоветовал Егор. – Я ведь могу и выстрелить. С тобой тоже далеко не все ясно. Мустафа, возьми-ка у Максима Андреевича ствол…

Горошин, не сводя глаз с Егора, медленно снял автомат с плеча и отдал Каримову.

– Отпусти ее, она ничего не знает.

– Сейчас узнает, – пообещал Егор. – Это ведь вы подсунули Яшке оружие и посоветовали угнать станцию?

Катя застыла, с ужасом глядя на отца. Горошин помялся.

– У нас не было выхода. Появление на земле аппарата из будущего да еще с ротой красноармейцев на борту неизбежно привело бы к нашему разоблачению.

– Поэтому вы сделали все, чтобы красные и белые перестреляли друг друга в космосе?

Горошин склонил голову.

– Это не мое решение.

– А чье? Фальшивого товарища Ленина? Не скромничайте, Максим Андреевич, вождя пролетариата тоже подкинули вы или ваши коллеги, ведь нужно было, чтобы все прошло тихо и тайно.

– Ах ты ж, сучий потомок! – простонал лежащий в углу Яшка, сплевывая кровь. – Над святым посмеялся, гнида!

– Историю нельзя переписывать, – угрюмо произнес Горошин. – Даже из человеколюбия. Земляне не могут допустить появление во Вселенной новой, не зависимой от них цивилизации. Я нарушил это правило, когда помог спастись врангелевцам. С тех пор расхлебываю…

– Ничего себе, человеколюбие! – всплеснул руками Купер. – Сколько планет вы собирались спалить, чтобы замять это дельце?

Горошин отчаянно замотал головой.

– Все это вышло случайно! Лично я хотел только спасти дочь и вернуться назад, в свой две тысячи сотый год…

– Две тысячи сотый? – Джеймс, Егор и Мустафа переглянулись.

– А что вы делали в двадцатом? – спросил Джеймс. – Шпионаж? Диверсии? Устранение неугодных предков?

– Экскурсии, – грустно сказал доктор.

– Да ладно! – Егор недоверчиво махнул на него наганом. – Что еще за экскурсии?!

– Самые обычные, – доктор пожал плечами. – У меня было туристическое бюро, доставлявшее людей в прошлое. Историки, литераторы, просто любопытные – сотни туристов… К сожалению, технологии обратного переноса в будущее не существует. Поэтому приходилось совершать небольшой космический полет на околосветовой скорости, с расчетом вернуться в свое время. Для этого у меня был запас кораблей. Только и всего…

– Только и всего… – задумчиво повторил Егор, машинально поглаживая Катю по волосам. – Можно больше не вырываться, – сказал он ей, чмокнув в ушко. – Похоже, теперь наш папа говорит правду…

– Чей-чей папа? – с беспокойством спросил Горошин. – Вы-то здесь при чем?!

– Спокойно, папаша! – улыбнулся Егор, пряча пистолет в карман. – Из любого, даже самого глупого положения всегда можно найти выход! Что если вам совершить еще одну экскурсию в прошлое?

Максим Андреевич опустил седую голову.

– Меня больше не пустят. После крымского инцидента путешествия во времени запрещены.

– Придется разрешить, – твердо сказал Егор. – Уничтожить внеземную цивилизацию силами товарища Косенкова вам не удалось…

Каурый Черт, плохо кованый, полумертвый от усталости и бескормицы, заметно припадал на левую заднюю, но честно тянул разбитую подводу с ранеными в гору.

– Сгубили коня, – вздыхал ездовой тяжелой батареи Алексеев. – Где ж это видано – кровного аргамака с-под седла да в оглобли!

Алексеев шел рядом с подводой, изредка «деликатно» встряхивая поводьями. Погонять Черта было ни к чему. Конь и так исходил паром, скользил сбитыми копытами по заиндевелым голышам. Глядя на него, Алексеев чуть не плакал. Жилы рвет конь, торопится вслед за колонной на трясущихся тонких ногах, не жалея сил, словно бы уже и сам понимает, что к смерти своей спешит. На корабль ведь не возьмут, да и красным не оставят. Не скакать ему по степям лихим сумасшедшим галопом, как вон тот резвый да сытый полуэскадрон, что грохочет копытами навстречу!

Один из раненых откинул шинель, приподнялся на локтях.

– Что там, Алексеев?

– Разведка прибегла, – сказал ездовой, – должно, с Феодосии… Разведчики, огибая колонну, взрыли придорожную грязь, чуть прикрытую ледком, и осадили у коляски командира дивизии. Один из них спешился, откинув башлык, приложил ладонь к козырьку измятой фуражки и шагнул на дорогу. Коляска остановилась, а вслед за ней и вся колонна, не дожидаясь приказа, встала.

– Говорите прямо, Климович, – генерал Суханов не мог понять по глазам разведчика, чего ожидать от доклада, а ведь это было самое важное сейчас. – Суда… есть?

– Хм… как бы вам сказать…

Суханов раздраженно притопнул, качнув коляску.

– Не узнаю вас, ротмистр! Вы солдат или баба? Или меня принимаете за институтку? Отрапортуйте решительно! Есть суда?

– Так точно, ваше превосходительство! – вытянулся Климович. – Английский транспорт «Утопия» ждет под парами!

«Слава тебе, Господи!» – Суханов поднял глаза к белесому, лишенному солнечного зрачка небу, равнодушно взиравшему на него, словно глаз насекомого.

– Чудом удалось задержать, – продолжал ротмистр, – остальные ушли.

– Благодарю вас, Григорий Сергеевич, – Суханов с чувством пожал руку разведчика. – От себя и от всей дивизии.

Ротмистр покачал головой.

– Это не моя заслуга, Петр Арсентьевич. Некто доктор Горошин, из местных, буквально силой вынудил английского капитана задержаться. Сам Бог нам этого доктора послал. Я оставил ему в помощь прапорщика Шабалина с пулеметным отделением, но следует поторопиться, ваше превосходительство, красные наступают от Керчи. Прикажите прибавить шагу…

– Егорка! Где ты там? – сквозь бамбуковую занавеску на окне в комнату просунулась коротко стриженная и дочерна загорелая голова отца. – Самое интересное пропустишь!

Егор с сожалением оторвался от книги.

– Страничка всего осталась.