Святой дьявол - Распутин и женщины - Рене Фюлёп-Миллер

Дума была особо близка сердцу его, с самого своего назначения он делал все для второго созыва. С начала войны было распущено российское народное представительство, это полностью соответствовало желанию старого премьер-министра Горемыкина, который не хотел вступать в жаркие парламентские споры. Хвостов же, честолюбиво стремившийся стать сам премьер-министром, хотел доставить старому Горемыкину неприятности в надежде, что тот во время заседания Думы проявит свою некомпетентность, и при каждом удобном случае заявлял, что старику давно пора в могилу.

Но чтобы созвать Думу, надо было склонить к этому Распутина, а это, как понимал Хвостов, совсем не просто. Когда Хвостов и Белецкий осторожно попытались прозондировать почву, Григорий Ефимович неоднократно отрицательно высказывался о Думе.

- Кто же сидит в этой Думе? - говорил он. - Разве это настоящие народные представители? Нет, это помещики, аристократы, богачи, а не крестьяне!

Действительно, существовавший порядок выборов превратил бывшее народное представительство в представительство сословий, при котором крестьянство оттеснилось на задний план. Хотя старец немного знал и понимал эти сложные взаимоотношения, он чувствовал, что такой парламент никогда не выступит за те пункты программы, которые казались важными лишь мужику: за заключение мира и за разделение помещичьих земель между крестьянами. Так как большинство членов Думы высокомерные депутаты, помещики и дворяне, смотрели на Распутина с ненавистью и презрением, то и он был настроен к ним крайне враждебно.

Хвостов и Белецкий прекрасно об этом знали, поэтому лишь после длительной подготовки решились уговорить Распутина на созыв Думы. Эта подготовка состояла прежде всего из соответствующей обработки главы Думы Родзянко, которого Хвостов удостоил высокой награды при условии, что тот не допустит никаких нападок в Думе на Распутина. Только располагая таким обещанием, Хвостов принялся во время трапез в доме Андронникова оказывать давление на Распутина.

Он начал с того, что подчеркнул важность для всего государства созыва народного собрания после такого длительного перерыва. Убедившись, что этот аргумент не произвел на старца видимого впечатления, министр прибегнул к более сильному, намекнув, что дальнейшее откладывание созыва Думы будет воспринято как сопротивление Распутина и поэтому вызовет сильное недовольство им.

Белецкий, следуя заранее разработанному плану, вмешался в разговор и с вежливым сожалением заметил, что при таком обороте дел полиции будет очень трудно обеспечивать безопасность старца, так как на него может напасть какой-нибудь фанатик. Если же будет объявлен созыв Думы, то это всех успокоит и рассеет всякие сомнения. Напоследок Хвостов сообщил о заявлении Родзянко, а Белецкий подтвердил, что разговаривал с заместителем председателя Думы Протопоповым и тот гарантирует спокойную работу Думы.

Распутин все выслушал, никак не реагируя. Только прощаясь, он заметил, хитро улыбаясь:

- Я обдумаю все.

Ободренный Хвостов через несколько дней отправился в Ставку, чтобы убедить царя в необходимости созыва Думы.

Но он приехал слишком поздно, так как старый Горемыкин узнал про намерения Хвостова и принял меры. Сначала с помощью бюрократических формальностей он затянул решение совета министров, без которого царь не мог объявить созыв, а тем временем повторил шаг министра внутренних дел: связался с Распутиным и настроил его опять против Думы.

В результате во время следующего обеда на вопрос о принятом решении по поводу Думы Григорий Ефимович коротко ответил:

- Нам теперь не нужна Дума!

Его никак не удалось переубедить даже после того, как Андронников вручил ему крупную денежную сумму, прощаясь, он повторил:

- Нам не нужна Дума!

Хвостов был вне себя от ярости. Тщеславие не давало ему покоя, и, так как его попытка привлечь Григория Ефимовича на свою сторону провалилась, он принял новое решение для осуществления задуманного. Он решил удалить старца на некоторое время, чтобы в его отсутствие осуществить то, что прежде не удавалось. Для этого он составил прошение, в котором обосновал необходимость инспекционной поездки Распутина в Верхотурье и некоторые монастыри. Такая поездка, по его объяснениям, заставит умолкнуть все клеветнические сплетни о старце и еще больше укрепит его авторитет во всей стране.

Для подкрепления министр велел вызвать в Петербург давнего друга Распутина настоятеля Мартьяна из Тюмени, как посоветовал епископ Варнава, чтобы тот воздействовал на Григория Ефимовича и убедил его в необходимости поездки.

Мартьян вскоре прибыл в столицу и охотно согласился помогать министру в случае, если ему гарантируют должность архимандрита. Варнава тоже поставил условие: стать архиепископом. Хвостов поспешил к своему родственнику, ставшему обер-прокурором, и заручился его обещанием выполнить требования обоих.

Вновь состоялась рыбная трапеза, в которой на этот раз принимали участие Варнава и Мартьян. Пока старец с обычным аппетитом чавкал, все по очереди просили его съездить в монастыри. По окончании ужина Мартьян и Варнава кинулись целовать и умолять Распутина, пока тот не согласился. Хвостов тут же с любезной улыбкой заверил, что его министерство с великой радостью оплатит дорожные расходы, поскольку речь идет о служебных делах. Григорий Ефимович принял это предложение с видимым удовольствием, одобрительно кивнул, обнял министра и после этого отправился на "Виллу Роде".

Уже на следующий день князь Андронников от имени Хвостова вручил ему на поездку пятьдесят тысяч рублей, министр с удовлетворением ожидал момента, когда Григорий Ефимович покинет столицу. Но приготовления к поездке проходили на удивление медленно: проходили день за днем, неделя за неделей, а Распутин все не уезжал. Наконец Хвостов потерял терпение и однажды спросил его, обнимаясь при прощании, когда же он думает отправиться в дорогу, на что старец благодушно ответил, что и не собирается уезжать.

Ни министр, ни его помощник не нашлись что возразить. Молча они покинули квартиру Андронникова, молча сели в машину и, только проехав метров сто, Хвостов тихо, но злобно пробормотал:

- Поверьте мне, Степан Петрович, мы покончим с этим мерзавцем!

Глава четырнадцатая

Убийца с гитарой

Не успел в мозгу Хвостова зародиться план убийства Распутина, как он уже завладел всеми его помыслами, чувствами и поступками, а поскольку Хвостов был министром внутренних дел, главным начальником полиции и главой охранки, мысль об убийстве немедленно овладела и находившимся у него в подчинении аппаратом. Весь бюрократический механизм пришел в лихорадочное движение, и с этого момента план убийства прошел через все инстанции от самых высоких должностей до младших подчиненных, откуда снова возвратился наверх.

Началась деловитая суматоха, объявление и отмена приказов, конференции, заседания, советы и принятие решений, сменяющих друг друга, исправления и замены. Казалось, будто бескровный колосс российской бюрократии задвигал неуклюжими конечностями, чтобы отомстить слишком живучему, полному сил и жизнелюбия Распутину за вызывающее пренебрежение, с которым этот сибирский мужик относился к российскому государству с его хитрыми, искушенными министрами, начальниками полиции, чиновниками и сыщиками.

Месть бюрократии обещала быть страшной, но вскоре оказалось, что и в этом случае процесс развивается по обычному пути: как обычное прошение, так и план мести и убийства Распутина прошел через все инстанции, привел к накоплению документов, всевозможных запросов, справок и обсуждений, и в конце концов дело нисколько не продвигалось. Как тысячи других дел, осуществляемых министерством, это завершилось совершенно безрезультатно.

Правда, начало выглядело поистине угрожающе; министр Хвостов вызвал к себе своего помощника Белецкого и отдал ему приказ немедленно провести все необходимые распоряжения относительно убийства Распутина. Министр объяснил, что опасность и ущерб для государства и для самого Хвостова из-за деятельности Распутина возрастают день ото дня, поэтому надо как можно быстрее кончать с господством этого неотесаного мужика. Позиция министра при дворе уже упрочилась, и он не нуждается в поддержке Распутина, напротив, теперешнее положение только вызовет многие неприятности. При тщательной подготовке убийства нетрудно будет отвести от себя всякие подозрения, а позднее проявятся преимущества этого предприятия как для государства, так и для самого министра и его помощника. Разумеется, деньги в его осуществлении сыграют не главную роль, потому что для таких случаев министерство финансов располагает широкими возможностями.

Помощник министра вторил своему шефу и упомянул, что прежний министр внутренних дел Маклаков планировал ликвидацию Распутина. По требованию Хвостова, Белецкий подробно рассказал о предпринятых попытках Мак-лакова: генерал-губернатор Ялты Думбадзе послал Белецкому, тогдашнему начальнику канцелярии министерства юстиции, запрос, может ли он рассчитывать на официальное согласие на убийство Распутина. По плану Думбадзе, во время переезда из Севастополя в Ялту старца собирались заманить в удаленный дворец на морском берегу и там столкнуть со скалы. Тогда Белецкий придерживался точки зрения, что запрос губернатора находится в ведении не юстиции, а внутреннего управления, и по этой причине он передал телеграмму Думбадзе министру внутренних дел Маклакову. Министр немедленно связался с премьер-министром, с агентурой охранки и с дворцовой комендатурой, но последние придерживались той точки зрения, что в данном случае, принимая во внимание интересы царской семьи, необходимо отказаться от ликвидации Распутина. После основательного обсуждения всех вопросов, касающихся этой проблемы, министр Маклаков принял решение отказать генерал-губернатору Думбадзе в официальном разрешении, и покушение не состоялось.