Исторические корни волшебной сказки - Владимир Яковлевич Пропп

дерева у разных сибирских народов и приходит к заключению, что оно означает «дорога». Все эти материалы чрезвычайно интересны, но вывод, который делает Штернберг, должен быть признан весьма сомнительным. Штернберг возводит его к представлениям о священном дереве в Индии, «где каждый Будда, а еще раньше, нужно думать, каждый духовдохновенный, имел, как каждый шаман в Сибири, свое особое дерево, с которым связана его сила, называемое bodhitaru, дерево мудрости, ведовства». Восхождение по дереву к небу, брак с дочерью солнца, или восхождение первых людей из преисподней вверх — подобные сюжеты имеются не только в Азии, но и в Америке.

Таким образом, выясняется, что с культом мертвых дерева связано мало, если не считать погребение на деревьях или в стволе деревьев. Но дерево-посредник имеет отношение к шаманскому посвящению и к образу птицы, с одной стороны, и, как видно по материалам Анучина, — к лодке, к колоде, в которую закладывают покойника, — с другой. Все эти связи в этнографии не изучены. В специальных работах о дереве Phil pot и Зеленина о дереве как посреднике между двумя мирами не упоминается.[380] Но для наших целей достаточно и этих указаний.

8. По лестнице или ремням. С деревом тесно связана переправа по лестнице. Уже из материалов Штернберга мы видели, что шаманское дерево принимает форму лестницы.

В русской сказке горошинка вырастает до неба. «И стала туда лесенка» (См. 43). Эта лестница служит не только для того, чтобы подняться на небо, но и для восхождения на гору. «И тотчас в горе показалась лестница» (Аф. 93 а). Для нисхождения в подземный мир служат ремни. «Тут он подумал лошадей своих зарезать и шкуру с них содрать и ремней нарезать, надвязать и кошелку сплести и туда (то есть в подземное царство) опускаться» (Худ. 2). В кошелке, сплетенной из лошадиных ремней, мы легко узнаем деформацию шкуры, в которую завертывает себя герой. Влезание на гору может совершаться другим, несколько неожиданным образом: герой входит в пещеру: «Вошел туда — железные когти ему на руки и на ноги сами наделися. Начал на гору взбираться» (Аф. 71). Птичьи когти вскрывают связь и этого мотива с образом птицы.

Мы видим здесь разнообразные, ассимилирующиеся друг с другом формы для поднятия вверх и для опускания вниз. Все приведенные формы сравнительно поздние и легко выдают свое первоначальное происхождение из других форм, в частности от животных. И хотя боги, спускающиеся по веревке с неба или в преисподнюю, встречаются уже довольно рано, в погребальных обычаях лестницы встречаются только в стадии, соответствующей Египту. У древних египтян при некоторых мумиях найдены миниатюрные лесенки, по которым души могли спускаться и восходить на небо.[381] Эта лесенка, конечно, волшебная, ею можно пользоваться только зная магические формулы. Эта лесенка находится в ведении Сета. «Сет стоит в связи с солнечным богом и его группой, и соответственно с этим старое учение представляет Сета распорядителем лестницы, при помощи которой умерший может подыматься к солнечному богу, — лестницы, по которой он сам однажды поднялся».[382] В «Книге Мертвых» (гл. 53) мы читаем: «Слава тебе, о лестница бога, слава тебе, о лестница Сета. Установись, о лестница бога, установись, о лестница Сета…».

Эти механические средства переправы (лестницы, ремни, веревки, цепи, крюки и т. д.) представляют собой деформацию более ранних представлений. Данная форма переправы, точно так же, как и предыдущие, указывает на то, что здесь отражены представления о переправе в иной мир.

9. При помощи вожатого. То же можно сказать, когда героя ведут в иной мир. Мы здесь касаемся широкого круга представлений о вожатом души. «Волчица побежала, и вслед за ней поскакал царевич» (Аф. 96). «Ступай вверх по морю, попадется тебе серебряная птичка золотой хохолок: куда она полетит, туда и ты иди» (Аф. 71 с). Мы опять видим того же животного вида водителя, что и в других формах. Если сравнить три случая: 1) герой превращается в птицу и улетает, 2) герой садится на птицу и улетает, 3) герой видит птицу и следует за ней (Аф. 96), — то здесь мы имеем расщепление, раздвоение героя. И действительно, ведение герой есть поздняя форма. Его нет, например, в американских мифах. Там, где уже развилось индивидуальное шаманство, таким водителем является шаман. Но и он применяет известные нам средства передвижения. Гольдский шаман говорил Штерн бергу: «Разные души надо водить разными путями: если гольд по происхождению оленевод, то его душу надо возить на оленях, а если собаковод — то на собаках; иных приходится везти на лодке».[383]

Там, где охота вообще перестает играть производственную роль, водитель душ антропоморфизируется, но не теряет своей первоначальной связи с животным. В Египте, например, в позднее время таким водителем был Осирис. «Осирис, богов водитель, проходит через Туат (подземный мир), он проламывается сквозь горы, он прорывается сквозь скалы, он радует сердце каждого khu» (Книга Мертвых, XV, 84). Но это — несомненно более позднее явление. Более ранним является представление о жуке, в которого мертвый иногда превращался, но который впоследствии стал водителем. «Я вошел в дом царя посредством жука, который привел меня сюда» (там же, стр. 247).

10. Заключение. Какие же выводы можно сделать из рассмотренных форм? Первый и основной вывод тот, что все способы переправы имеют одинаковое происхождение: они отражают представление о странствовании умершего в загробный мир.

Второй вывод: разнообразие форм часто может быть рассмотрено как наслоение более поздних на другие, более ранние формы. Смена эта вызвана сменой форм производства. Древнейшая форма есть тотемическое представление о превращении человека в свое тотемное животное. С отмиранием тотемизма формы эти меняются. С появлением ездовых животных и усовершенствованием способов передвижения начинают меняться сперва формы переправы (на птицу садятся), а потом и самые животные: появляются олень и конь. Конь первоначально ассимилируется с птицей, равно как у народов, не знавших коня, — лодка, создавая гибридные формы. Фигура умершего раздваивается на везущего и везомого или ведущего и ведомого. С переходом на земледелие водитель антропоморфизируется и обожествляется, но животная природа водителя еще ясна из рудиментов и параллелей. Даже такие формы, как лестница, дерево и ремень, обнаруживают при сопоставлениях свою первоначальную животную форму.

Глава VII. У огненной реки

I. Змей в сказке

1. Облик змея. В центре внимания этой главы будет стоять фигура змея. В частности, нас займет мотив змееборства. Каждому, хоть немного знакомому с материалами по змею, ясно, что это — одна из наиболее сложных