Боярыня Морозова - Кирилл Кожурин

Поживите, светы мои, угодно Христу, стойте в вере християнской, а к прелести не прикасайтеся, не погубите душу свою вовеки! И помните, светы мои, смертный час и как явиться Страшному Судии, сведущему дела наши и помышления.

Ох, светы мои, не льститеся, что млады и юны! Видите, светы мои, млады и юны умирают, не щадит смерть младости и не милует юности, всех равно гробу предает. О, светы мои, почтитеся, чтобы вам от Христа, Света, не отлучитися. Да прошу у вас, светы мои, поживите в любви межу себя, и друг друга утешайте, и друг другу покоряйтеся, и друг о друге радейте.

Светы мои любезные, берегите вы птенца того сирого, брата своего единоутробного, и будьте к нему ласковы, берегите, светы мои, его от нынешней прелести, и помните ему мой приказ. Светы мои любезные, будьте ласковы к нему и берегите от всего его, любите, светы, его паче себя; а хотя он сглупа что вам и досадит, и вы на него, светы мои, не дивуйте и не гневайтеся, что еще не смыслит он сглупа вам досадить. А как он посмышлеет, станет он о вас умирать и станет вас утешать, только у него что вы, а у вас только что он, немного вас, светы мои! Поживите в любви и друг на друга не наглядитеся.

Да еще у вас молю, светы мои, молитеся Богу, не ленитеся, и прибегайте к Нему, Свету, и просите у Него милости: Он, Свет, вам, сирым, отец и мать, Ему, Свету, я вручила вас и Его ради, Света, оставила вас; Он, Свет, вам, сирым, — радость и в печалях ваших заступит вас.

Да еще молю у вас, светы мои, чтите вы слово Божие почасту, а не станете честь слово Божие и не узнаете прелесть нынешнюю, не от чего будет познать. А станете честь слово Божие, и вселится в вас страх Божий, познаете сами прелесть и погибель нынешнюю. Чтите Кирилу Еросалимского, и Ефрема, и Апоколипсис, и о вере Книгу; тут познаете сами все. Да прошу у вас, светы мои, утешьте меня в печали моей, обрадуйте сердце сокрушенное!

Отпишите, светы мои, ко мне своею рукою обе, светы мои, и не обленитеся, отпишите обе ко мне по грамотке, обрадуйте меня! Будто на вас погляжу и порадуюся ручке вашей. И да отпишите, светы мои, ко мне, что у вас делается, сохранил ли вас Бог в Великий пост.

Отпишите, светы мои, каков до вас отец, и нет ли вам утеснения от кого, и про все житие свое отпишите, каково житье ваше, отпишите, светы мои, про брата, как он живет и каков он до вас, о всем, любезные мои, отпишите ко мне, не обленитеся, утешьте вы печаль мою, будто с вами побеседую, как прочту ваши грамотки; а ныне нет у меня ваших грамоток, нечему порадоваться.

Да молю у вас со слезами, будьте вы, утроба моя возлюбленная, обрадуйте душу мою вовеки, стойте вы в вере истинной до конца, будьте, светы мои, кротки и смирны и поживите угодно Христу; часто молитеся и чтите слово Божие, вселится в вас страх Божий. Посем буди на вас милость Божия и мое благословение. А сие писание крепко берегите и часто чтите»[339].

Но, думая о будущей судьбе своих дочерей, княгиня приходила в отчаяние: «Светы мои любезные, ох, мои светы ненаглядные, утроба моя возлюбленная. Две горлицы, светы мои, пустынные, два птенца беззлобивые, две горлицы осиротевшие! Ох, мои светы возлюбленные, не имеете вы к кому приклонити главу свою! Ох, сиры, светы мои, сиры, от младых ногтей осиротели! Кто не умилится на вас, сирых, глядя, или кто не прослезится, сиротство ваше видя! Утроба моя и душа моя о вас сокрушилась.

Да молю и прошу у вас, светы мои, со слезами, ей, и с рыданием, не презрите моего прошения слезного, поживите, светы, угодно Христу, не преступите вы Божию заповедь и святых отец предания, и не забудьте, светы мои, приказу моего, о чем я у вас беспрестани маливала. Да молю у вас, светы, будьте вы смирны и кротки и Богу угодны, во всем имейте, светы мои, любовь межу себя и друг другу покоряйтеся; ведаете, какова Христу любовь надобна; да и смирение, и кротость любит Христос; да и люди похвалят вас, как увидят вас кротких, и смиренных, и любовных межу себя. Берегите, светы, брата от всего и не бранитеся с ним и будьте к нему ласковы. Ох, мои светы, поживите угодно Христу и в любви межу себя, и утешьте, мои светы, утробу мою плачевную, обрадуйте, светы мои, сердце мое сокрушенное, чтобы мне в сем веку и в будущем о вас радоваться! Светы мои, и впредь утешьте меня, отпишите ко мне, будто на вас, светов, погляжу и обрадуюсь. По сем буди на вас милость Божия и мое благословение, буде заповедь Божию и мою во всем не преступите.

Светы мои, будьте Богом хранимы, попекитесь о душе своей, подщитеся одесную стать, утешьте во веки матерь и меня, грешную. Любезные мои, любовно поживите промеж себя. Буде исправите прошение наше, буди на вас милость Божия и наше благословение. Сердешной друг, утроба моя, ты, Настасьюшка, не печаль ты меня, Богу угодно поживи. Не презрите прошения нашего во всем. Докучайте, светы, отцу, чтобы взял Богородицу Тихвинскую. Как, светы, не порадеете такой, свет наша, чудотворный образ.

Поживите, светы мои, как годно Христу. Не ленитеся Богу молиться, да и слово Божие чтите, светы мои любезные. Светы мои, не забывайте меня и отцу о мне говорите, грех было ему забыть меня»[340].

Характеризуя личность княгини Евдокии Урусовой и ее эпистолярное наследие, Пьер Паскаль нашел очень точные и очень выразительные слова: «Эти письма длинны, беспорядочны, изобилуют повторами, полны нежных слов: это излияние жалоб, слез, сожалений, но среди всего этого есть весьма разумные советы. Евдокия — до безумия любящая мать и строгая христианка, образованная, последовательная и вдумчивая. Ее усилия, ее пример не останутся напрасными; по крайней мере, Анастасия через несколько лет возгорится почти необычайным в то время стремлением положить на Руси начало миссионерскому делу, идти обращать язычников, «хочет некрещоных крестить», «их же весь мир трепещет». «Материн болшо у нея ум-от!» — даст в дальнейшем свое заключение удивленный Аввакум. Где мы увидим лучше, чем в этой семье, насколько старая вера совмещается с самой христианской жизнью, и последовательной, и убежденной, и враждебной как новинам, так и религии, исполненной условностей и компромиссов?»[341]

«Смерило на смерть наступи»

Вскоре было начато новое расследование. 29 июня 1675 года, на Петров день, в Боровск из Москвы был прислан известный своей лютостью дьяк Федор Кузмищев,[342] который «мучениц истязал о приходе и о приношении». Сохранился указ о присылке Кузмищева в Боровск: «Того же (1675. — К. К.) году послан, по указу великого государя, в Боровеск из Стрелецкого приказу от думного дьяка Ларивона Иванова Стрелецкого же приказу дьяк Федор Кузмищев, да с ним того же приказу подьячей старой да два молодых. И указано ему тюремных сиделцов по их делам, которые довелось вершать, в болших делах казнить, четвертовать и вешать, а иных указано в иных делах к Москве присылать, а иных велено, которые сидят в больших делах, бивши кнутом, выпущать на чистые поруки на козле и в провотку, для того, что в тюрьме в Боровске тюремных сиделцов умножилось много. А велено ему, Федору, обо всем отписываться к Москве и присылать в Стрелецкий приказ, и о том, скол ко он по указу великого государя вершит всяких розных чинов людей и в каких делах, по ежемесяцом списки за своею рукою, к думному дьяку к Ларивону Иванову с товарыщи»[343].