Арт-Джаз - Антон Шаффер

Говорил он негромким мягким баритоном, который прекрасно сочетался с его внешним видом.

– И что же вы предпочитаете писать? – поинтересовался он у Арта, когда машина выехала за пределы части. – В каком жанре предпочитаете творить?

– Живопись, хотя могу работать и карандашом, углем, чернилами, – ответил Арт. – Но предпочитаю краску. Если писать, то городской пейзаж…

Нетрошев прервал его смехом, от которого довольно долго не мог отойти. Успокоившись, он, сквозь, последние всплески хохота с трудом сказал:

– А ты и правда шутник, Олег! Это же надо так насмешить! Ты двумя красками что ли пишешь только? – Он опять зашелся густым смехом.

– Почему двумя? – не понял Арт.

– А разве, чтобы писать наши города, больше надо, чем две?

Арт понял, что снова сел в лужу. Надо было как-то выкручиваться.

– Понимаете, Георгий Андреевич, я использую, по возможности, всю цветовую палитру, но восстанавливаю цвета на полотне по памяти или просто представляя, как бы это могло выглядеть до Удара.

Нетрошев внезапно стал серьезным.

– Всю палитру говоришь? – уголки его губ опустились вниз, а на переносице залегла морщина, заметно портившая его облик. – А позволь тебя, Олег спросить, где же ты в наше-то время все краски берешь? Да и холсты тоже?

Здесь Арт нашелся быстро.

– До того, как попасть в Сопротивление, я, конечно, на чем попало и чем попало рисовал – это понятно. А когда оказался в Лесу, так там у них все было. А откуда – не знаю…

Лучшей тактикой сейчас было валять дурочку. Прикидываться несведущим ни в каких делах одаренным простаком, который по наивности возомнил, что может продемонстрировать свой талант самому Краснову. И это пока работало.

– Ну да, ну да, – пробубнил себе под нос главный хранитель. – Я как-то не подумал…

Арт сразу же сообразил, что он все понял про «эвакуатор», с помощью которого, вероятно, этому парню и доставали все необходимое для творчества. Вслух, само собой, Нетрошев ничего не сказал.

После этого они еще немного поговорили, но большую часть времени ехали молча. Арт боялся взболтнуть лишнего, а Нетрошев, видимо, считал, что говорить особенно с простым парнем из глубинки не о чем.

Через пару часов начались первые блок-посты. У них то и дело проверяли документы, а когда понимали, что перед ними главный хранитель, военные вытягивались по струнке и подобострастно отдавали честь, желая хорошего пути. Наблюдая за этими повторяющимися раз за разом сценами, Арт пришел к выводу, что Нетрошев не какой-то там мелкий чиновник в иерархии «ядерщиков», а фигура серьезная и уважаемая.

Когда въехали в Москву, Арт уже не мог оторваться от окна. Эту Москву он видел до этого лишь ночью, да и то, разве можно сказать, что видел… А теперь они ехали по городу днем. И город производил грандиозное впечатление. Величие руин подавляло и выглядело ничуть не менее монументально, чем, если бы дома стояли в целостности и сохранности. В голове у Арта замелькали кадры из американских блокбастеров, но ни один из них, как оказалось, не передавал того реального положения вещей, которое они так стремились воплотить на экране. Все было совсем иначе.

Город выглядел одновременно покинутым и живым. Это был странный контраст, но отрицать его было невозможно. Людей на улицах было довольно много, не то что ночью. Глядя на них можно было подумать, что они живут нормальной жизнью, а вокруг совсем не полуразрушенная Москва, а сияющий блистательный град, дарящий прохожим сове тепло и уют. Люди просто жили. Да, они выглядели не так как прежде, были плохо одеты и больше всего напоминали блокадников Ленинграда, но все это было внешнее, поверхностное. При всем своем убожестве, горожане оживленно разговаривали, заходили в дома, что-то несли в руках, чем-то обменивались… Пару раз Арт заметил целые семьи, которые передвигались по улице, словно просто прогуливаясь в воскресный день. Мать держала за руки двоих детей. Отец шел чуть впереди, разговаривая с ней в полоборота. На лице его была улыбка.

Было и много военных. Очень много. Некоторые из них также праздно бродили по улицам, другие несли службу, патрулируя и наблюдая за общественным порядком. Но той стрельбы, что была ночью, тех ужасных существ, которых они видели с Катей, нигде не было. Днем город жил обычной жизнью.

– В первый раз в Москве? – Подмигнув, спросил Нетрошев, внимательно наблюдавший все это время за реакцией Арта на город за окном автомобиля.

– В первый, – не моргнув глазом соврал Арт. – Никогда не был до этого. Очень хотелось, но все никак не удавалось. А потом город вообще закрыли. Ну а после уже эти из Леса к себе забрали. Какая уж там Москва?…

– Ничего, если все, как ты говоришь, я имею в виду твой талант, побродим с тобой еще по столице нашей родины! Не та Москва, не та… Да что говорить… Знаешь, Олег, я иногда так жалею, что ваше поколение не видело того города, который знали мы, в котором мое поколение выросло. Так обидно становится, что просто дальше некуда. Но вот то, что ты сказал, вселяет в меня надежду. Если ты не соврал и действительно владеешь даром художника, мы с тобой такое организуем! А Вождь поддержит – будь уверен. Представляешь, ты будешь воссоздавать на полотнах город, а я тебе буду подсказывать в плане красок, тонов, настроений! Это, Олег, будет великое дело. Я тебе точно говорю. Будущие поколения нам спасибо скажут.

Арту идея Нетрошева показалась весьма интересной. По крайней мере, если ему какое-то время придется заниматься чем-то в этом роде, то устроится он, вероятно, весьма и весьма не плохо. Да и к Краснову, наверняка, доступ будет. Размышляя, он не заметил, как они добрались до места. Машина остановилась около места, которое в той, настоящей Москве всем было хорошо известно как Красная площадь. Здесь же, как ему рассказывал дядя Слава, оно именовалось Площадью независимости. На ней так же стоял мавзолей, но лежал в нем совсем не Ленин, а некий Кротов, который на десять лет позже, чем в том мире, совершил здесь социалистическую революцию со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Машина въехала в Кремль (Столичную крепость по местному) через массивные ворота под Спасской башней (как она называлась здесь Арт понятия не имел) и покатилась по каменным булыжникам мостовой.

– Ощущаешь весь пафос момента? – рассмеялся Нетрошев. – В самом сердце страны находишься! Не многим смертным такое счастье выпадает в жизни. Если расстреляют, то хоть будет, что перед смертью вспомнит!

Он зашелся громогласным барским смехом, от которого Арту стало не по себе. Он постепенно начинал постигать человека, сидящего рядом с ним. За время пути Георгий Андреевич уже отпускал подобного рода шуточки, но сначала Арт не обращал на них особого внимания. Но этот смех говорил о многом – не так-то прост и добродушен был господин главный хранитель.

– Ощущаю, – с придыханием ответил Арт, сделав вид, что ему действительно лестно ото того, что его везут в такое место. – Ни когда бы в жизни не подумал, что мне может выпасти подобная честь!

Машина остановилась около одного из корпусов и «ядерщик», стоявший около входной двери тут же подбежал к ней, чтобы открыть дверцу Нетрошеву. Тот вылез наружу с надменным видом, отвергнув предложенную ему для помощи руку, и махнул рукой Арту, чтобы тот следовал за ним.

Они вошли в здание, внутри которого Арт почувствовал такой когнитивный диссонанс, что у него даже закружилась голова. Внутри все было настолько роскошно, что с трудом верилось, что за дверями этого дворца жизнь, которую нормальному человеку и жизнью-то назвать сложно. Золото ослепляло, переливаясь и сверкая в свете огромных хрустальных люстр, гроздями свисающих с потолков. На каждом пролете широкой лестницы стоял караул, который отдавал честь Нетрошеву, после чего каждый «ядерщик» молниеносно вставал на одно колено и поднимался лишь тогда, когда вошедшие достигали следующего пролета.

На третьем этаже они свернули в длинный коридор, в конце которого виднелись двустворчатые двери высотой до самого потолка, около которых также стоял караул. Они были еще на половине пути до дверей, когда словно из неоткуда появился человек в элегантном костюме, преградивший им путь. Арт не сразу сообразил, что этот денди вышел из двери, которая была сбоку, но полностью сливалась со стеной, будучи чисто внешне частью декора.

– Рад вас приветствовать, господин главный хранитель, – почтенно поклонился мужчина. – Вождь уже ждет. Я тот час же доложу.

– Будьте так любезны, Павел Павлович, – поблагодарил Нетрошев.

Они снова остались в коридоре вдвоем. У Арта созрел вопрос:

– Георгий Андреевич, – прошептал он. – А как же меня сразу к самому Вождю что ли?

– А что такое? -удивился Нетрошев. – Да. Сразу.

– Но ведь меня даже не проверили, – возразил Арт. – А вдруг я и правда соврал, что художник. Как же время -то можно отнимать так у Вождя?