Диаспора - Борис Иванов

— Подумать только! — вежливо удивился его собеседник. — Вы, конечно, займетесь его проверкой... Подробной и тщательнейшей...

— В некотором смысле... — покрутил пальцами в воздухе Дель Рей. — В некотором смысле этот человек уже попадал в сферу нашего внимания. Не так уж много людей вербуются на работу на Инферне помимо Фронды... Но мы не сочли нужным разрабатывать его...

— Не та репутация? — с пониманием в голосе подсказал Блант. — Теперь, однако, как говорится, воленс-ноленс... Вы и мне подкиньте свое досье на этот счет...

— Это — не совсем та тема, которую я хотел бы обсудить с вами... — досадливо прервал его Гвидо. — Прочтите распечатку. Второй рапорт. Содержание первого я вам практически пересказал... Враг среди нас. Предатель. «Крот»... Дело настолько сволочное, что генерал Ковальски расконсервирует и передает нам под него свою резервную сеть на Фронде — группу Рейнолдса. Шесть человек. Сначала расщедрился на двадцать четыре часа, но теперь — продлил срок.

Блант опустил глаза на бумаги.

— Я догадываюсь, что под Кротом вы имеете в виду не господина э-э... Яснова, — вздохнул он, пробегая глазами по строчкам. — Но... — тут его рассеянный, казалось бы, взгляд вдруг стал кинжально-острым. — Но предполагать, что кто-то из сотрудников «Эмбасси» мог пометить вашего резидента, с подачи мафии... Вы понимаете всю ответственность такого заявления? — уставившись прямо в зрачки Гвидо, спросил главный контршпион.

— Не волнуйтесь так, Ференц, — теперь дьявольски спокоен оказался Дель Рей. — Поверьте, я понимаю, какая каша заваривается. Я и сам испытал шок. Но... Но я уже могу довольно существенно ограничить круг подозреваемых.

— Догадываюсь, — пожал плечами Блант. — Во-первых, это конечно же те, кто был допущен к информации по операции «Тропа»...

— Или мог узнать о ней, — расширил область догадок Гвидо и продолжал: — Во-вторых, это те, кто по делам бывает на Фронде и передвигается там бесконтрольно. И в-третьих, это те, кто не посещал Фронду с момента появления следователя Санди на борту «Эмбасси».

— Это еще почему? — с недоумением спросил Блант.

— А вот это — элементарно, — Гвидо позволил себе легкую улыбку. — Дочитайте рапорт до конца. С меткой на руках бандиты сцапали постороннего, которому Санди всучил ее. Бог его знает зачем... А если бы Крот мог передать мафии информацию на Фронде, то он бы прямо назвал им имя и приметы. И уж такого конфуза не вышло бы. Но Крот не смог. Значит, там не был.

Сон все-таки пришел к нему с рассветом. Может быть, это Камень, по-прежнему крепко прижатый к телу у солнечного сплетения, уговорил капризного Бога Дурных Снов дать покой страннику поневоле. И, может быть, он — этот странный Камень — нашептал Микису то, что ему привиделось во сне. А привиделся ему странный мир. Во всяком случае, не такой, в котором приходилось жить на самом деле. Может быть, такой, каким казался он в детстве — незатейливый и не злой.

В этом мире, как и здесь — в ущелье, под небом Инферны, — наступало утро, и кто-то, доверчивый и мудрый, вел его по скалистой тропке мимо нагромождений залитых светом восходящего солнца и оттого воздушно-легких скал. И мир вокруг был гулок и светел.

Он хотел познакомиться с ним — этот доверчивый и мудрый спутник, и это очень льстило Микису. Но и приносило ему боль. Стыд пронизывал его душу. Стыд и раскаяние за так бездарно прожитую жизнь. Он знал, что не достоин такого к себе отношения, что не о чем с ним, грешным — и еще как грешным, — разговаривать такому исполненному веры в силу добра и разума праведнику. И поэтому он боялся спугнуть его. Даже не поворачивался в его сторону, чтобы ненароком не выдать своим взглядом какого-нибудь низкого помысла.

Он никак не мог понять, о чем толкует ему этот таинственный спутник и куда он ведет его. Они говорили на разных языках — Микис не мог бы точно сказать, на каком языке говорит он сам, и уж точно не имел ни малейшего представления о том, на каком языке обращается к нему удивительный гость его сна. Может быть, в нем не было ни слов, ни даже звуков, в этом языке Мирового Добра. Он и не пытался задуматься над этим, потому что понимал, что живет сейчас во сне, в лучшем из снов, что приходили к нему когда-либо. Что стоит ему впустить в этот сон грубую земную логику, как чудо прервется и он снова окажется в унылом, грязном и жестоком мире чужой и недоброй планеты, в кольце преследователей, в петле не имеющих решения проблем...

И поэтому он плыл и плыл в потоке этой необычной беседы, избегая лишнего движения и лишнего звука. И, как ни странно, это помогало. Постепенно они начинали понимать друг друга. Или Микису казалось, что он начинает понимать и себя и того, другого... Что-то очень важное предстояло тому. Что-то, что должно было изменить его, превратить в какую-то иную сущность. И он хотел с кем-нибудь поделиться своим сокровенным, прежде чем это надвигающееся Изменение, которое наполняло его душу восторгом и тоской, наступит и сделает его иным... Наверное, и его странный спутник почувствовал, что между ними протянулась эта тонкая нить взаимного понимания, поэтому стал внушать Микису новое, что-то, что считал очень важным не вообще, а именно сейчас и здесь.

То, что незримый спутник стремился втолковать Микису, как-то относилось к местам, по которым они шли. И он стал присматриваться к простиравшемуся вокруг пейзажу. Он скоро понял, что идут они по местам, ему уже знакомым — по неуклонно снижающемуся пустынному и безжизненному плато Аш-Ларданар. Теперь тревога стала медленно, но верно заполнять его душу. Нет — не пропасти, разверзающиеся почти у самых ног, пугали его и не опасно нависающие над тропой скальные козырьки — нет... Тревога его была связана с чем-то, что ждало там — дальше, куда вела их тропа, свернуть с которой почему-то было уже нельзя.

Кто-то там ждал помощи, находился в беде, и туда подталкивал, звал его неведомый спутник. Там — во сне — Микис перешел на осторожный, крадущийся шаг и через какой-то промежуток времени вышел из тесной расселины в просвет, открывавшийся на небольшую равнину. Странно — хотя весь мир этого сна был светел и чист, долину эту заливала какая-то призрачная тьма. И средоточием этой тьмы было похожее на творение человеческих рук нагромождение каменных блоков и плит, образующих арки и некое подобие амфитеатра. Странная пародия на тусовку каменных столпов Стоунхенджа...

— Черт меня возьми... — Ким поднялся с дивана, на котором уже было вздремнул, да вот — не получилось. — Все это глупость — то, что мы сейчас придумали с вами, следователь... Забудьте эту ерунду, как страшный сон...