Роза и лев - Элизабет Стюарт

— Вы уже достаточно наговорили мне приятных слов, мадам.

«Как быть? Ударить его еще больнее или отступить?»

— Я мечтаю лечь с вами где придется, под дождем и под снегом, мой супруг.

Не дождавшись от него ответа, она уже переступила порог.

Роберт метнулся вслед за ней так быстро, что успел задержать своим телом захлопнувшуюся уже было дверь.

— Джоселин, прости! Ты не заслужила то, что тебе пришлось вытерпеть сегодня… Она попыталась оттолкнуть его.

— Мой отец был со мной жесток, но вы еще хуже.

— Я привык ссориться с женщинами. Мы с Маргарет…

— Я не ваша Маргарет.

— Но я подумал…

— Что вы подумали?

«Что я не переживу, если потеряю тебя. Но как это объяснить ей?»

— Я представил тебя мертвой в заледенелом лесу. Вокруг враги, одни враги. Эрл Честер рыщет по дорогам…

— Значит, всему виной эрл Честер? — Джоселин посмотрела на мужа с сомнением.

— Я не хочу лишиться тебя, как лишился Адама.

Она позволила ему поцеловать себя в лоб.

— Это не первая наша стычка, Роберт. Ты ведешь достаточно войн. Зачем тебе еще и война со мною?

Его поцелуи становились все жарче. Джоселин закрыла глаза, и он целовал ее опущенные веки.

— Я принесу тебе что-нибудь поесть, мой господин. Но ты объяви слугам, что я выдержала испытание и между нами заключен мир.

— Я не голоден. Может, чуть позднее, а до этого я бы хотел насытиться тобою.

Джоселин, раскрыв губы, ответила на его поцелуй, но в ней не ощущалось прежней страсти. Она лишь позволяла ему ласкать себя. Черт побери, чем она отличается от Маргарет?

— Я уже попросил у тебя прощения, Джоселин. Так ответь мне тем же.

— Я отвечаю, как могу.

У них была длинная ночь любви, а после, когда Джоселин, простившая мужа, уснула, Роберт де Ленгли долго лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок и размышлял. Он мечтал о такой спутнице жизни — верной, пылкой, храброй, — и он получил ее, вот она, лежит в его объятиях. Но по силам ли ему, легендарному Нормандскому Льву, полностью завладеть ею? Не упустил ли он свой счастливый шанс, позволив сбежать из-под венца ее белокурой слабовольной сестрице?

21

— Вы и правда отправляетесь в Лейворте завтра?

— Да.

Джоселин нахмурилась. Супруг ее меж тем раздевался у камина, подставляя бока жаркому огню. Свой новый драгоценный пояс, подаренный ею, он аккуратно поместил на отдельный столик.

— До Крещения осталось всего два дня. Не стоит ли отложить поездку?

— Я уже прослушал мессу с моим кастеляном и воинами и очистился душой.

— И как долго вы намереваетесь отсутствовать?

— Не знаю. Все зависит от погоды и от того, насколько там готовы крепостные стены. Неделя… две. Я пришлю гонца, когда соберусь возвращаться.

Де Ленгли аккуратно сложил в дорожный сундук расшитую Джоселин бархатную накидку, на которой были золотой нитью вышиты львы, которые, по всем местным суевериям, должны были оградить его от опасностей.

Его рождественский подарок Джоселин был тоже выбран тщательно и с любовью — массивный золотой перстень с тонким чеканным узором. Только древние кельты могли придумать такой узор и поместить там, где положено было печатке, темный янтарь.

Оба они были довольны подарками и ночами любви, но житейские заботы разделяли их. Он все чаще уезжал, озабоченный положением в крепостях, а она управляла замком.

— Я как-то не так веду себя? — решилась спросить его Джоселин.

Роберт вздрогнул.

— Откуда такие мысли?

— Ты всех подозреваешь в измене… меня… и даже Аймера.

— Забудь о том досадном случае. Если бы я в чем-то подозревал его, он был бы уже мертв.

— Почему же ты обращаешься со мною так, будто я в чем-то согрешила?

— Мне так не кажется.

— Это видно по твоим глазам, когда ты смотришь на меня. И твои руки тоже выдают тебя, когда ты меня обнимаешь.

Джоселин нелегко было выразить одолевавшую ее тоску словами, понятными ему.

— Мне кажется, что, когда мы бываем вместе, все равно тебя нет рядом, словно ты отгорожен от меня стеной или находишься далеко-далеко…

Роберт попытался изобразить на лице улыбку.

— Теперь я вижу, как ты пала духом. Неудивительно, что ты утомилась, столько сил отдавая ведению хозяйства. Ты не хочешь опереться на мою руку…

Джоселин замотала головой.

— Нет-нет… речь идет не об этом. Я всей душой тянусь к тебе, но ты не подпускаешь меня к себе близко. Даже когда мы в постели, я это ощущаю. Вот почему ты так часто стал оставлять меня? Я не права?.. — У нее перехватило дыхание. С трудом она произнесла: — Ты уже тяготишься мною?

Роберт не выдержал ее напряженного, требовательного взгляда, устремленного на него. Он надеялся, что перемена в его отношении к жене не будет так заметна, но Джоселин, казалось, улавливала все и все видела насквозь. Это для него было мучительно, потому что он по-прежнему испытывал к ней нежность и не желал ее ранить. Но, слишком дорожа ею, он опасался отдать себя полностью этому чувству, помня горестные ошибки прошлого.

— Джоселин, любимая! Ни один мужчина не ложится в супружескую постель с такой радостью и не выполняет свой долг с таким усердием, как я каждую ночь. Как же ты могла подумать, что наскучила мне?

Тут он усмехнулся.

— Твое тело притягивает меня, с первой нашей встречи я испытываю к тебе вожделение. Слава Богу, что наш брак освящен церковью, а то бы я все равно взял бы тебя силой и грешил бы так до бесконечности.

Она глядела в его распахнутые ей навстречу зеленые с золотым ободком хищные глаза и знала, что никогда не познает всех тайн его души.

— Не убеждай меня, Роберт, что ничего не изменилось за последнюю неделю. Я хочу знать правду, как бы ни была она горька. Ты дал мне то, о чем я и не смела мечтать. Но если ты хочешь забрать свой дар обратно, то я имею право узнать об этом.

Что Роберт мог ей ответить? Что их медовый месяц не был таким безоблачным, как он надеялся? Что годовщина смерти Адама наполнила его душу воспоминаниями и страхом за грядущие потери? Что суеверные предчувствия заставляют его держаться поодаль от женщины, в которую он влюбляется все сильнее с каждым проведенным вместе днем, с каждой ночью в их постели?

Он ответил ей со всей возможной осторожностью, зная, что лжет, и не рассчитывая, что она до конца ему поверит.

— Я стал другим из-за того, что меня одолевают заботы…

— Я тому виной?

— Нет, мы отличная пара.

Роберт помешал кочергой угли в камине, выдержав паузу, чтобы как следует собраться с мыслями.

— Год прошел со дня кончины моего сына. Ты можешь сказать, и это будет справедливо, что я уж слишком скорблю о нем. Но так получилось, что он стал моим единственным приобретением в жизни, тем более горька его утрата из-за, мерзкого поведения его матери Маргарет. Я проводил с ним больше времени, чем обычно полагается отцам. Его маленькие радости были и моими радостями. Как он радовался приближению Рождества! Как он хотел увидеть Белавур, о котором я ему столько рассказывал.