Дядюшка Наполеон - Irag Pezechk-zod

— Почему отец твой не ладит с дядюшкой?

— Потому что тот всегда его оскорбляет, говорит, что отец не из благородной семьи.

— Браво! Так вот сегодня твой отец готовится нанести удар дядюшке и всем прочим, кто так печется о происхождении и знатности, он жаждет швырнуть им всем в физиономию Практикана Раджаб-Али Гиясабади, сына торговца требухой, брата актерки из дешевого кафе… Он еще на свадьбе Гамар мечтал всех стравить, но тогда его затея сорвалась, значит сегодня…

— Так ведь вся родня уже знает, что Гамар вышла замуж за Практикана Гиясабади.

— Но сегодня, кроме родни, приглашены еще и знакомые. Например, генерал-комендант.

— Комендант?…

— Сам понимаешь, комендант города — важная шишка. По влиянию и авторитету ему сейчас равных нет. Этим приглашением отец твой сразу убьет двух зайцев: во-первых, посрамит перед ним Дустали-хана, дядюшку и всю семью, а во-вторых, вновь заставит дядюшку трепетать от ужаса — этот генерал известен своими симпатиями к англичанам.

— Значит, опять есть опасность скандала между дядюшкой и отцом?

— Да, это единственное, что меня беспокоит. Мне только тебя жаль, а то бы я мигом переметнулся к твоему отцу, мы бы задали старикану жару… Ну, ладно, пока у нас есть свободная минутка, скажи-ка, что ты сам намерен делать?

— Вы о чем, дядя Асадолла? Я не понимаю.

— А вот о чем. Во-первых, дядюшка не отдаст за тебя Лейли, потому что он в плохих отношениях с твоим отцом. Во-вторых, если бы даже и отдал, тебе придется ждать по меньшей мере шесть-семь лет, пока ты сможешь жениться.

В третьих, как ты рассчитываешь избавиться от того парня, который сейчас в больнице? Короче говоря, существует тысяча разных препятствий, а к путешествию в Сан-Франциско ты не пригоден. Если подумать хорошенько, получается, что Практикан Гиясабади…

— Дядя Асадолла…

— Да прекрати ты свое нытье! Смотри, какой трюк выкинул Практикан: договорились, что он за определенную сумму женится на Гамар, а потом разведется с ней. А теперь он настолько прочно там закрепился, что скорее Дустали из дома выживет, чем сам уйдет… Ему удалось так заморочить глупую голову Гамар, что она от матери родной отказаться готова, только бы ему угодить.

— Ой, смотрите, дядя Асадолла, Практикан с Гамар пришли!

Под руку с Гамар Практикан Гиясабади шествовал рядом с Азиз ос-Салтане. Он выглядел вполне прилично и ничем не напоминал былого убогого сморчка. Гамар с влюбленным видом так и льнула к нему.

— Дядя Асадолла, а где же его парик?

— С париком покончено. Он рассказал о нем Гамар, а та — будто всю жизнь обожала плешивых… Да она скоро мангал для терьяка ему разжигать будет! И вообще похоже, что лечение на курорте Сан-Франциско привело ее в разум. Придется признать, что от душевных заболеваний это лучшее лекарство!

Асадолла сделал несколько шагов навстречу Практикану:

— Приветствую, господин Практикан, как вы поживаете?

Ответ Практикана звучал в высшей степени почтительно:

— Только вашими милостями… Я ваш покорнейший слуга. Как раз сегодня утром я Гамар говорил, давно уж мы не свидетельствовали свое почтение его высочеству, надо будет упросить его как-нибудь вечерком осчастливить нас посещением.

— А что же ваша матушка не изволила пожаловать, господин Практикан?

— Она свидетельствует почтение, сейчас она Ахтар дожидается, попозже вместе придут.

Асадолла-мирза поцеловал Гамар в щеку:

— Ах, какая красивая стала дама! И кокетка какая!

— Посмотрите, дядя Асадолла, какое хорошенькое у меня платье! — улыбнулась в ответ Гамар. — Это мамочка мне сшила.

— Браво, ханум Азиз ос-Салтане, у вас каждый пальчик таланты рассыпает!

— Да нет, дядя Асадолла, это же не мама Азиз, а мамочка Нане-Раджаб.

Азиз ос-Салтане было нахмурилась, но комплименты, которые Асадолла-мирза принялся ей щедро расточать, заставили ее опять повеселеть.

Гости направились к отцу. В это время к нам подошел слуга дяди Полковника, неся на подносе стаканы с шербетом. Асадолла-мирза, окинув взглядом поднос, заявил:

— Спасибо, папаша, я этого не пью, скажи Маш-Касему, чтоб принес мне кой-чего покрепче.

— Маш-Касему? — негромко повторил слуга. — Да разве господин не знает? Маш-Касема час назад в полицейский участок забрали.

— Что? В участок?… Да что же он натворил?

Слуга дяди Полковника огляделся по сторонам:

— Ага об этом говорить запретили… Так что — я вам ничего не рассказывал! А только Маш-Касем в англичанина с крыши кирпичом швырнул.

— Да ты шутишь! Кирпичом в англичанина?

— Какие уж тут шутки. У того-то вся голова в крови была… Ага теперь тоже пошел в полицию.

Асадолла-мирза поспешно вскочил:

— Давай-ка сразу сбегаем, выясним, в чем дело. Боюсь, что это опять интриги твоего отца.

В дежурной комнате полиции нам прежде всего бросился в глаза сидевший на скамье молодой еще человек с перевязанной головой. Лицо его было залито кровью, кольца рыжих вьющихся волос слиплись от запекшейся на них крови.

Маш-Касем, повесив голову, стоял недалеко от двери перед дядюшкой и дежурным офицером. Рядом с Маш-Касемом вытянулся по стойке «смирно» полицейский, видимо тот, кто доставил его сюда. Дядюшка Наполеон сдавленным голосом говорил:

— Я сам накажу его. Но я все же ничуть не сомневаюсь, что он совершил это неумышленно…

Человек с разбитой головой, чуть покосившись в сторону, возразил с сильным гилянским[34] акцентом:

— Как это неумышленно? Что же, кирпич сам у него из рук выпрыгнул и мне в голову угодил? А ругань-то, которой он так и сыпал, она тоже сама изо рта вылетала?!

— Денег тебе дали, возмещение ущерба ты получил, — вмешался дежурный офицер, — чего еще тебе надо? Если ага желает лично наказать своего слугу, это тебя уже не касается. Вставай, пошел отсюда, занимайся своим делом!

— Слушаюсь, ваше благородие.

Раненый подобрал корзинку с копченой рыбой и ушел, мы вместе с Маш-Касемом тоже отправились домой. Едва закрыв за собой дверь полицейского участка, дядюшка обрушил на Маш-Касема поток брани. Тот, не поднимая головы, пробурчал:

— Можете что угодно мне говорить, ваше право… А все равно я на своем стоять буду: этот мерзавец если и не англичан сам, значит, лазутчик ихний. Я в этом квартале цельных тридцать лет живу, чего же я его раньше-то здесь не видел? Опять же, значит, тридцать годов с англичанами воюю, и все в них не разобрался?!

— Маш-Касем, замолчи, а не то я тебе собственными руками глотку заткну! — дрожащим от ярости голосом заорал дядюшка.

— Я-то молчу… Да тот несчастный чистильщик, чья кровь неотомщенной осталась, в день Страшного суда он вас за полу-то схватит… Теперь он, бедняжка, смотрит на вас с того света, ожидает, что вы за его невинную кровь с англичанов взыщете…

Когда мы вернулись, прием был в полном разгаре. Прибыло множество гостей, тар учителя Ахмад-хана бренчал во всю мочь. Господину коменданту все выказывали чрезвычайную почтительность и уважение, так что место, где он сидел, превратилось в центр собравшегося общества… Даже дядюшка Наполеон при всем его отвращении к англичанам и их сторонникам вежливо уселся по правую руку от почетного гостя.

Отец все время следил за входной дверью. Я шепнул на ухо Асадолла-мирзе:

— Видите, дядя Асадолла, как отец волнуется? Я думаю, он ожидает еще каких-то важных гостей.

Асадолла-мирза отхлебнул глоток вина и, тихо посмеиваясь, пробормотал:

— Лорда Асгара-Трактора он ожидает и леди Ахтар-ханум…

Из страха перед дядьями, особенно перед дядей Полковником, который все еще бросал на меня суровые взгляды, я не решался приблизиться к Лейли. Но тем не менее, с кем бы я ни говорил, мои жаждущие взоры все время были прикованы к ней. Бедняжка Лейли после моей драки с Пури тоже не осмеливалась ко мне подойти. Очевидно, мы оба чувствовали себя виноватыми.

Ожидания отца наконец завершились успехом: появилась Ахтар, сестра Практикана. В жгуче-красном платье с огромным вырезом, вызывающе выставив грудь, она вошла в сопровождении своей матери и Асгара-Трактора. Внешность Асгара обращала на себя еще большее внимание, чем кричащий туалет его дамы. Это был здоровенный мужик, на его бритой голове отчетливо лиловели шрамы от ножевых ран, на шее болтался зеленый галстук — по всей вероятности, из гардероба Дустали-хана. Манера здороваться и произносить положенные любезности сразу выдавала, к какому сорту людей он относится.

С их приходом отец так и просиял, а дядюшка Наполеон и дядя Полковник, наоборот, сразу скисли. Воспользовавшись тем, что тар на минуту замолчал, отец принялся обхаживать пришедших:

— Что вам предложить, господин Асгар-хан? Чаю, шербета, вина? Будьте как дома, не стесняйтесь!

Асгар, который, оказавшись в таком обществе, вероятно, чувствовал себя не в своей тарелке, сдавленным голосом отвечал ему: