На грани доверия. Книга третья - Марина Васильевна Ледовская

посмотрел на часы, — пока я поговорю с врачом, узнаю, когда будет можно побеседовать с вашей родственницей. До свидания, — пошёл по коридору, вдруг обернулся. — Почему-то у меня стойкое ощущение, что вы оба знаете, куда больше, чем говорите.

— Вы ошибаетесь, — отозвался Николай.

— Хорошо бы. Но профессиональное чутьё у меня как у собаки, и оно ещё пока не подводило. И если вам есть что мне сообщить — позвоните, — он сделал рукой телефонный жест, улыбнулся и скрылся за поворотом.

— Как мне хочется его убить, — процедил Фертовский. — Правда, как легавая собака, идёт буквально по пятам, — сжал кулаки.

— Успокойся, Коля, пожалуйста, нам надо сохранять хладнокровие и выдержку. Я вот подумала: а что если всё-таки твой сын тут ни при чём? Ну не причастен он к этому ограблению. Был кто-то другой с Биком.

— А куда в таком случае делся Володя? Никого не предупредил, просто исчез, к тому же вместе со своими вещами. Его телефон отключен. Он мне ничего не говорил о решении уехать. Я же звонил Маргарите и узнавал — сын у них тоже не появлялся. А куда деть факты, что грабители знали код, сумели отключить сигнализацию? А зажигалка на месте преступления? Нет, увы, но всё складывается так, что мой родной сын причастен к ограблению квартиры. Только не пойму двух вещей: где он взял этого Бика и зачем крал у собственного деда? Ведь этот гарнитур ему всё равно перешёл бы по наследству.

— Про Бика не знаю, а вот что касается гарнитура, — Надя сделала паузу, — могу предположить, что твоему сыну нужны были деньги и, может быть, срочно. Знаешь, что сказала Сашка? В чём ещё призналась? Она, оказывается, подслушивала не один разговор своего брата, — Николай внимательно посмотрел на жену, был мрачнее тучи, — Володе этот Грум звонил несколько раз и, судя по реакции парня, расстраивал его, может, и угрожал. А кому ты обычно должен, тот и угрожает.

— Ничего утешительного, — Николай пальцами сжал лоб, — не думал, что в моей семье настанут такие времена, когда я собственного сына буду подозревать в преступлении. Да ещё ограбившего своего же деда. Хорошо, что мой отец не в курсе, хотя бы пока. Как всё навалилось на нас: ограбление, исчезновение Вилли, травмы и беременность Маши, мой отец в клинике на обследовании.

— Ты назвал его Вилли, — удивлённо заметила Надя.

— Да? — Николай посмотрел на неё. — Всё-таки я его совсем не знаю, и он, наверное, больше Вилли, чем Володя, — вздохнул, — отвезу-ка я тебя домой и поеду на квартиру к отцу, обещал Степановне навестить её. Старушка за эти дни сильно сдала. К тому же она там одна.

— Тогда поедем к ней вдвоём? — предложила Надежда, — вдруг тебе понадобится помощь. Как бы наша Степановна не заболела.

— Хорошо, Надюша, поедем, — согласился Николай, — и заодно сообщим ей о том, что Маша пришла в себя. А также, что в семье ожидается пополнение. Теперь Степановне есть резон ещё пожить.

Глава 77

Пицца оказалась очень вкусной, все три вида, Мира скромно съела один кусочек, затем второй, ну а дальше Дима кормил её сам, а ещё он открыл бутылку вина со сплошь импортными надписями, с какими-то нашлепками и биркой на длинной шее. Пирожные в прозрачных коробках больше напоминали произведения искусства, чем кулинарии. Но до них дело не дошло, Дима пообещал, что завёрнет их Мире с собой. Как завернёт и во что, он не смог объяснить, потому что захмелел от вина. Мира тоже почувствовала во всём теле необыкновенную лёгкость, а также весёлость, она слушала забавные тосты Данилевского и хихикала над ними, над собой, над всем, что попадалось ей на глаза. Шкуру она назвала коровой Зорькой, кресло апельсином, а картину просила отдать художнику, чтобы дорисовал. Дима клятвенно заверил её, что так и сделает.

С остатками вина в бокалах они вышли на террасу прямо за окнами гостиной. Правда, там было холодно, но Данилевский закутал Миру в тёплый плед, а сам накинул куртку. Центр террасы занимал столик на кривых ножках, на нём что-то наподобие головки уличного фонаря, внутри которого находилась толстая жёлтая свеча. Возле столика два ротанговых кресла, покрытых мохнатыми накидками. У стены стоял небольшой диванчик с множеством подушек разных размеров, часть из них тоже была лохматыми, рядом жардиньерка. Дима усадил Миру в кресло, поправил плед, зажёг свечу на столе. Стало так уютно, так по-домашнему, несмотря на осеннюю погоду, что Мира почувствовала — ей нравится этот дом, но не из-за богатства. Нравится его обстановка, сдержанность красок, продуманность. А ещё, наверное, потому что здесь жил Дима.

— Допиваем вино! — сказал он и поднёс свой бокал к бокалу Миры. Тоненько зазвенел хрусталь. — За нас, ура!

— За нас, Димочка! — Мира сделала глоток, но не допила вино, посмотрела вдаль. — Красивый вид, можно наслаждаться уже только им. Люблю Москву, особенно некоторые её улочки. Мы с Таей иногда гуляем по ним. Таисья — моя подруга, — пояснила она.

— Это та девочка, которая была с тобой в торговом центре? — с трудом сдерживая улыбку, спросил Данилевский. Когда он вспоминал об их шпионских играх, то не мог не смеяться.

— Да, она самая, — Мира так и не допила вино, поставила бокал на столик, — мы дружим с первого курса, Тая умница. И очень хорошая подруга.

— А у меня всегда лучшим другом был Севка, друг и брат. Я ему доверял свои тайны, он меня выслушивал, давал советы. Он и сейчас за меня переживает.

— Да, я заметила это, — вставила Мира. — Я бы тоже не отказалась от такого брата.

— А ты же у мамы одна?

— Да, сколько себя помню, мы с ней всегда жили вдвоём. Я же тебе рассказывала, что мой отец умер рано. У мамы были поклонники, но она так и не вышла замуж. А потом заболела, — Мира вздохнула.

— Ничего, она обязательно поправится, вот увидишь. И даже скоро, — Дима поднялся с места, подошёл к креслу, в котором сидела Мира, наклонился к ней, хотел обнять, но локтём задел бокал с вином. Вино разлилось как раз на плед, в котором она сидела. Всё бы ничего, но плед был белым. От вина он моментально покрылся красными пятнами.

— Ой, — Мира вскочила, — надо срочно его замыть, где у тебя тряпка? А мыло? А может, лучше порошком сразу? — она подхватила плед и рванула в гостиную.

— Мира, да не суетись ты и оставь этот плед, — Дима пошёл за ней, закрыл дверь на террасу. — Не надо его замывать. Бросим в машинку, отстирает.

— Ну как же