Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич

Да и само ложе любви Абдул Гамида заслуживало особого описания. Это была не просто кровать, это был одр, великолепное изделие достойное лучших французских мастеров, изготовленный из ливанского кедра, покоящийся на мощных ножках отлитых из чистого серебра, и увенчанный пурпурным шатром, разукрашенным золотой вышивкой и драгоценными камнями.

Когда Абдул Гамид вышел из заточения, бушевала неудачная для турок война с Россией. Выходом из нее был скорейший мир, который и подписали в Кучук-Кайнардже уже через шесть месяцев. Абдул Гамиду хотелось спокойствия и наслаждений. Два года спустя мощнейщее землетрясение разрушило султанский дворец, но Абдул Гамид приказал его срочно отстроить, видя в нем все сосредоточение своей власти и своего спокойствия. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Ведь тридцать восемь лет в заточении создали свой взгляд султана на мироздание. Тридцать восемь лет проведенных в ожидании… Чего? Престола, внезапной смерти в виде шелкового шнурка или чашки ароматнейшего кофе с растворенным в нем ядом? Всего двенадцать с небольшим мирных лет минуло, и опять над сералем развивается бунчук - черный лошадиный хвост, - знак войны.

- Всего двенадцать лет… - тоскливо подумал Абдул Гамид, беспокойно ворочаясь на своем великолепном ложе. – О, Аллах, почему им всем нужна эта война? Моим безголовым и продажным министрам, кровожадным и ненасытным янычарам, евнухам и даже моим женам… не говоря об остальных гяурах – французах, шведах, поляках. Их послы обтирают ежедневно пыль у Порога Счастья, лишь бы убедить меня, что война лучше мира. Только почему мои хваленые янычары, смелые в речах, изрекаемых на стамбульских площадях, так трусливо разбегаются перед этими неверными с первым же выстрелом? Мой брат казнил семерых визирей, я дал возможность служить и воровать (о, я уверен в этом!) Юсуфу-Кодже все эти двенадцать лет. Прощать русским потерю Крыма нельзя, но разве лишь войной можно решать такие вопросы. Разве длинная борода Юсуфа не означала его мудрости все эти годы? Или я ошибался в нем? Он слишком внимательно слушал и неверных, щедрой рукой отсыпавших ему золото, и фанатиков-дервишей, крутящихся волчком у янычарских казарм и, брызгая пеной, кричащих, что никакие русские не пошатнут силы воинов ислама, которые непоколебимы, как минареты наших мечетей. И вот снова война…

- О, падишах, тень Аллаха на земле, дозволь мне твоему недостойнейшему слуге нарушить сладкий поток твоих мыслей… - послушался дребезжащий, как кофейная чашка в руках неумелого слуги, голос визиря.

Султан недовольно обернулся вполоборота и отыскал в полумраке покоев сгорбленную в нижайшем поклоне фигуру Юсуф-Коджи:

- Что ты принес мне, недостойный? Какую очередную плохую весть ожидать твоему повелителю?

Подползая на коленях, визирь приблизился к ложу Абдул Гамида:

- Да не посмеют мои грязные уста осквернить уши своего повелителя плохими вестями.

- Говори! – коротко приказал султан.

- Король шведов Густав сдержал свое слово и объявил войну кралице! Его войска осадили русскую крепость Нейшлот, а флот закупорил эскадру Грейга в Балтийском море.

- Значит, их король падок на золото также, как мои министры? – усмехнулся Абдул Гамид в свою густую, тщательно расчесанную и пахнущую благовониями бороду. Султан откинулся на спину и стал рассматривать витиеватую роспись на потолке. Визирь молчал, сделав вид, что не расслышал последних слов повелителя. Весть была приятна Абдул Гамиду. Он даже пожертвовал свои золотые подсвечники из дворца, подавая пример всем банкирам и ростовщикам империи, когда набирали три миллиона пиастров для ненасытного шведского короля. Правда, если б султан знал, что из трех миллионов монет, один осел в сундуках визиря…

- А что Очаков?

Юсуф-Коджа вздрогнул от неожиданного вопроса. Судьба крепости, осажденной русскими войсками Потемкина еще не была решена, но флот их непобедимого Гасан-паши был только что разгромлен возле острова Фидониси, а посему комендант Очакова больше не мог рассчитывать на его помощь. Но говорить об этом падишаху было опасно. Хитрый Юсуф решил немного обождать. Он успел уже договориться с кизляр-агаси, что сегодня для повелителя будет приготовлен особый подарок – совсем молоденькая девочка-черкешенка. Юсуф-Коджа сам приобрел ее для султанского гарема, а главный евнух пообещал ему, что лично проследит за приготовлениями новой наложницы к брачному ложу величайшего из владык.

- Стены Очакова непреодолимы для гяуров, число которых тает с каждым днем от огня мужественных защитников ислама. Кроме того, их поразил гнев Аллаха, наградив всех русских неизлечимыми болезнями. – Скороговоркой пробормотал визирь. Немного помолчав, и убедившись, что Абдул Гамид не собирается продолжать беседу, Юсуф-Коджа добавил: - Я вижу, мой повелитель, что тебя ожидает твой верный кизляр-агаси, позволь мне, прахоподобному, не отвлекать тебя от более важных дел?

Абдул Гамид и на этот раз промолчал, лишь чуть шевельнул драгоценными перстнями на толстых пальцах. Подметая пол длинной бородой, и усиленно отбивая поклоны, чуть ли не касаясь лбом мрамора покоев султана, Юсуф быстро нашел двери, бесшумно растворившиеся перед толстым задом главного визиря Оттоманской империи. Поднявшись, наконец, с колен, он снял чалму и вытер струившийся пот услужливо поданным полотенцем. Здесь же, за дверью его поджидал и главный евнух, огромного роста упитанный, лоснящийся негр со сморщенным лицом. Абсолютно лысый и неопределенного возраста. Его маленькие, маслянистые глаза проблескивали сквозь щелки кожи, и внимательно следили за выползшим из покоев султана визирем. Толстые губы расплылись в широкой улыбке, отчего лицо превратилось в сплошное скопище морщин, напоминавших морскую губку:

- Как настроение повелителя? – вежливо осведомился евнух у Юсуф-Коджи.

- Теперь все зависит от тебя, кизляр-агаси. Тень пророка на земле должна забыть обо всем на свете в ближайшие два-три дня и не заметить, как завтра я принесу ему плохую весть о несчастье, постигшем наш флот возле этого проклятого острова змей . – Юсуф пытался отыскать глаза евнуха.

- Иначе, нашему великому визирю может не повезти, ха-ха-ха, - затряслись морщины евнуха.

- А ты просто лишишься больших денег! – зло отозвался Юсуф.

- Мой дорогой визирь, - примиряющее сказал кизляр-агаси, и дотронулся до плеча Юсуфа, - я никогда не подводил тебя за долгие годы нашей дружбы. Наш повелитель сегодня будет на небесах от наслаждений! Он забудет обо всем, это я – главный евнух султана, тебе обещаю, или я ничего не понимаю в женщинах, а значит и в жизни.

- Что, девчонка и, в правду хороша? – успокаиваясь, спросил так, для порядку, визирь.

Евнух лишь зацокал языком.

- А как тебе удалось так быстро ее обуздать? – не удержался Юсуф и полюбопытствовал. – Впрочем, - он тут же поправился, - извини, это секреты твоей профессии.

- Да нет здесь никаких особых секретов. – Развел руками в стороны евнух. – Девчонка немного была диковатой, но она мусульманка, и это снимает с нас много забот. Она сейчас пребывает на вершине счастья, что сможет ублажить саму тень Аллаха на земле. А нам, грешным слугам падишаха, лишь оставалось научить ее танцам и премудростям искушений и любви. – Кизляр-агаси скромно опустил голову.

- Интересно, когда ж тебя сделали евнухом? – мелькнула мысль у визиря. – В детстве, или позднее? – Но вслух произнес:

- Я надеюсь на тебя!

Кизляр-агаси закивал головой, не поднимая глаз.

Ну что ж, наступало время евнуха, и великому визирю нужно было возвращаться к своим делам. А они складывались плачевно. Турки в эту войну терпели поражение за поражением. Сначала проклятый шайтан Суворов отбил все попытки высадить десанты на Кибургскую косу, затем этот Пол Джонс, американец на русской службе вместе с принцем Нассау разгромил их флот в лиманах, а теперь и сам Гасан-паша, гроза морей, еле унес ноги от какого-то там Ушак-паши. Что-то там будет с Очаковым? Устоит ли Гуссейн-паша перед натиском русских? Известие о том, что шведский Густав начал воевать с русскими, порадовало, слов нет, но… это так далеко, где-то на севере… В тяжелых раздумьях Юсуф-Коджа побрел прочь из Топ-Капу.