Пожиратель Душ - Антон Орлов

Ник остановился. Так и есть. Что-то в этом роде он и опасался от Дэлги услышать.

Не все в жизни срань собачья, иногда происходит и что-нибудь хорошее. Донат Пеларчи отдубасил Келхара цан Севегуста.

По ихним охотничьим понятиям, если ученик провинился, он должен покорно снести наказание от своего наставника, поэтому высокородный зазнайка не защищался.

Маленько обидно, что он даже побои умудрился вытерпеть с аристократическим достоинством, но бока-то, небось, болят… Ксават находился в приподнятом настроении, чего с ним давно уже не случалось.

После Раума поехали в Эслешат. Донат предположил, что оборотень отправился туда, в имение престарелой переговорщицы Орсенг цан Аванебих.

– Аванебихи – предатели. У них особое воспитание, их сызмальства приучают думать, что Король Сорегдийских гор – не тварь окаянная, а добрый друг, поскольку от него и богатства на Аванебихов сыплются, и чудодейственные лекарства. Слышал я также, что они ему своих детей отдают, которые из-за генетических нарушений рождаются больными.

– На съедение? – искренне ужаснулся Ксават.

– Не угадали. Он их выхаживает. Каким-то своим, тварским способом. Взял уродца с неизлечимыми патологиями – вернул родителям здорового ребенка. Подробностей не знаю, слышал я это от одной старой служанки, хлебнувшей сигги. Аванебихи ее выгнали за пьянство.

– Может, набрехала?

– Может, и набрехала. А вот то, что он из своих жизненных соков готовит лекарства, которые получше других лекарств, – это истинная правда. Знаменитая мивчалга, например, его продукт, хотя официально об этом нигде ни полслова. Еще пример, Орсенг цан Аванебих перевалило за девяносто, а выглядит дамочка на шестьдесят, потому что получает от бывшего любовника омолаживающие снадобья.

– Старая сука, срань собачья! – проворчал Ксават, подавив завистливый вздох. – Девяносто лет, а сама туда же, молодится, тьфу… Стыда никакого!

– Дело не в этом, – возразил Донат. – Как я уже сказал, целебные снадобья он делает из своих собственных жизненных соков, когда находится в истинном облике, а питается пожиратель душ живой человеческой плотью и плененными душами, вот и получается, если проследить эту цепочку от конца к началу, что приготовлены его лекарства из живых людей.

В салоне охотничьего внедорожника наступила тишина, только шины по бетону шуршали. Ксавату и вовсе стало муторно: выходит, если бы двадцать четыре года назад окаянное чудище его слопало, из него бы потом, по цепочке превращений, понаделали бы всяких мазей и пилюль для Аванебихов? От таких мыслей и не хочешь, да блеванешь, а Донат потом заругается, что машину ему загадили.

Хвала Пятерым, удержался, не блеванул. Не оскандалился перед охотниками.

– Когда забьем дичь, будут кое-какие трофеи, – тягуче продолжил Донат. – Он обычно таскает с собой аптечку, и медикаменты наверняка его собственного изготовления. Все это уничтожим, так будет правильно.

«Еще чего! – Ксават сразу отвлекся от тошнотворных мыслей, дала о себе знать коммерческая жилка. – Продать же можно за хорошую цену, зачем навар упускать? Ну уж нет, хошь не хошь, старый хрыч, а аптечку эту золотую я к рукам приберу…»

Он отвернулся, чтобы Донат не заметил у него в глазах заинтересованного блеска. Глядя на кустарник за обочиной, трепещущий от непрерывной суеты мелких птичек, сизых, желтых и зеленых, начал строить планы, пока еще умозрительные, как бы обдурить охотников и спасти товар, который немалых денег стоит.

К вечеру доехали до моря. Ксават смотрел на него с раздражением и тоской: ну, совсем не то море, что простирается к востоку от Хасетана, даже сравнивать нельзя, а все равно душу разбередило!

– Когда мы уехали из Оренбурга, мне было восемь лет, я перешел в третий класс. Мой папа был инженером, ему предложили работу и новую квартиру. Две смежные комнаты, вместе они были почти с эту лоджию. Хотя, не были, – Ник грустно усмехнулся. – Они и сейчас есть, только живут там другие.

– С эту лоджию?.. – переспросила Эннайп. – Такая крохотная квартира для семьи?

– В Оренбурге у нас была еще меньше, однокомнатная. С лестничную площадку за этой дверью, – Ник кивнул на стеклянную дверь с молочно-белыми и синими ромбами.

Эннайп, выросшая во дворце и привыкшая к простору, с трудом могла представить себе такие масштабы.

На третий или четвертый день Ник понял, что влюбился.

Свои длинные волосы, похожие на черный шелк, Эннайп обычно стягивала в хвост на макушке, и это чудо ниспадало ниже пояса, до небольших изящных ягодиц. Под фарфорово-бледной кожей проступали ветвящиеся голубоватые жилки. Тонкая талия, маленькие холмики грудей, узкие бедра, миниатюрные кисти рук – все в ней выглядело утонченно-хрупким, но при этом она не производила впечатления слабого создания. Элиза с ее хорошо развитыми формами при мысленном сравнении казалась более незащищенной, а в Эннайп угадывалась сила тонкой стальной пружины.

– Сестра Миури учила тебя ворожить?

– Нет. Вообще, Дэлги сказал, что мне еще рано этому учиться.

– А я кое-что умею. Было бы странно, если бы не умела… Король Сорегдийских гор – мой донор, так что в моих жилах течет кровь самой могущественной твари подлунного мира.

– Тебе делали переливание крови?

– Не переливание. Мама с папой поженились, потому что полюбили друг друга, но они оба – высокородные иллихейцы, с близкими генетическими нарушениями. Я родилась больной, и тогда меня отвезли к нему в горы. Люди обычно не помнят самое начало своей жизни, но у меня есть несколько впечатлений… Наверное, на самом деле это воспоминания. Первое – страх и боль, присутствие вокруг меня чего-то огромного, кошмарного. И как будто в мое тело вонзаются иглы – в грудь, в живот, в мозг, они пронизывают насквозь, но не убивают. После этого я словно растворяюсь в огромном существе, которое окружает меня со всех сторон, и боль постепенно уходит. А второе – это ощущение сокрушительной силы, нечеловеческого могущества… Как ты понимаешь, оно не мое. Король Сорегдийских гор поглотил меня, не разрушая, и сделал здоровой. В течение некоторого времени мы были единым организмом. Взрослый человек от этого сошел бы с ума, поэтому взрослых он так лечить не может, только новорожденных детей. Есть еще впечатления совсем смутные и такие странные, что их даже словами не передать, потому что это были его ощущения, – Эннайп взглянула Нику в глаза и добавила: – Не думай, что я рассказываю об этом всем подряд.

В нее можно влюбиться. Главное, что она недосягаема.

Ник – иммигрант, неимущий полугражданин, а Эннайп – почти принцесса и вдобавок наложница Короля Сорегдийских гор. Рассчитывать не на что, но как раз это и хорошо. Ведь если бы у него началась с какой-то девушкой взаимная любовь, они могли бы пожениться, а потом…

Он уже знал, как это бывает: живешь налаженной жизнью, и вроде бы все в порядке – и вдруг какая-нибудь кровавая неразбериха, твоя благополучная жизнь рвется, как папиросная бумага, и оказывается, что под ней спрятаны разбитые окна, пылающий палаточный лагерь, засыпанные снегом мусорные контейнеры в зимних дворах… Больше не надо. Больше он в эту западню не попадет.

Лучше любить недостижимое и знать, что тебе ничего не светит (она ведь каждую ночь спит с Дэлги!), лучше такая боль, чем та, которую ему пришлось вытерпеть на родине. И Ник наконец-то позволил себе влюбиться.

Однажды он случайно подслушал разговор Дэлги и Эннайп. В старой южной части дворца, в одной из башен, лестницы так хитро переплетались, как будто древний архитектор решил подбросить своим высокородным заказчикам пространственную головоломку – или, может, взялся за чертежи, не оправившись после белой горячки. Ник полез туда, вооружившись планом-схемой, словно турист, осматривающий историческую достопримечательность.

Круглая пыльная площадка, белокаменное ограждение, из щелей торчат травинки, трепещущие на ветру. Все остальное – с высоты птичьего полета. Ник разглядывал плывущие мимо дали, неосознанно вцепившись в выветренный зубчатый парапет. Посмотрев напоследок на каменные стебли дворцовых башен (всего их было семь), он стал спускаться вниз и на полпути остановился, услышав знакомые голоса.

Вероятно, Дэлги и Эннайп находились на одном из полукруглых балкончиков. От Ника их заслоняли изгибы соседних лестниц.

Запыленные перила. Яркие солнечные пятна на ступеньках. Вкрадчивый сквозняк.

Негромкий голосок Эннайп:

– …Тогда пусть терраса будет малахитовая, и по краям малахитовые вазы в половину человеческого роста, с вечнозелеными растениями. И еще… Вы говорили, что можно сделать большую ванну из цельного аквамарина?

– Отчего же нельзя? – засмеялся в ответ Дэлги. – Ванна – это самое главное… Вот приедешь месяца через полтора ко мне в гости на озеро Рюин, и новый павильон будет готов – такой, как ты хочешь.