Клан двурогих - Сергей Шведов

– Король Седрик самый сильный из гуярских королей, – нахмурилась Ингерна.

– Но он не вечен, – совсем не случайно вырвалось у благородного Хольдрика.

Ингерна, как показалось окту, взглянула на него с любопытством. И еще один человек отреагировал на слова, не предназначенные для его ушей. Суранец Бьерн чуть заметно ухмыльнулся в светлые усы. Это ухмылка не понравилась октскому вождю, но он сдержал себя, в конце концов, суранец мог улыбаться своим мыслям, безотносительно к чужому доверительному разговору.

А разговор этот происходил в большом зале нового дворца, который заканчивали расписывать художники. Оттар сидел под потолком и насвистывал под нос веселенький мотивчик. Его брат Рагнвальд трудился внизу, обучая прекрасную Даллу Гоголандскую нелегкому ремеслу художника. Вел он себя, по мнению окта, слишком вольно: левая его рука, обнимавшая девушку лежала так низко, что это место при всем желании уже нельзя было назвать талией. Красавица по этому поводу только розовела, но отнюдь не протестовала. Будь на ее месте гуярская девушка, Хольдрик, возможно, вмешался, но с лэндками иной раз не знаешь, как себя вести, дабы не попасть впросак.

– Ты мог бы попросить своего брата, не столь откровенно обнимать девушку?

Вопрос благородной Ингерны был предназначен Бьерну, сидевшему на лесах всего лишь в двух шагах от рассерженной принцессы, но услышали его все. Даже Оттар свесил голову, любопытствуя. О гуярских кумушках из свиты самой Ингерны и говорить нечего, эти буквально обратились в слух.

Хольдрику показалась, что несчастная Далла сейчас заплачет, от унижения и обиды у нее затряслись губы. Конечно, Ингерне стоило вмешаться, но зачем же так громко, привлекая внимание всех собравшихся в зале.

– Я всего лишь обучаю благородную Даллу искусству рисования, – немедленно отреагировал Рагнвальд. – И очень жаль, что некоторые особы усматривают в этом нечто предосудительное.

– Тебе следует умерить пыл, суранец, – отрезала Ингерна. – Я отвечаю за девушку перед ее родителями, пока она находится в моем доме.

По мнению благородного Хольдрика, прекрасная Ингерна уж слишком многое позволяла суранским мазилкам. Конечно, все трое были умными и воспитанными людьми, но это еще не повод, чтобы сажать их за один стол с гуярами и проводить целые дни в их обществе. Немудрено, что мальчишки обнаглели до такой степени, что стали заглядываться на благородных девушек.

– Кое-кто слишком много мнит о себе, забывая, что рожден в грязи. – Ингерна смотрела при этом не на Рагнвальда, а на невозмутимо продолжавшего малевать стену Бьерна.

– Если благородной принцессе угодно, то мы сегодня же покинем ее дом.

– Вы покинете этот дом, когда я захочу, и не раньше, чем закончите работу.

– Мы поторопимся, – небрежно бросил Бьерн.

Хольдрик испытывал сильнейшее желание проучить наглеца, но побоялся обидеть неловким вмешательством Ингерну.

– Я всего лишь требую элементарного соблюдения приличий. Неужели так трудно это понять?

Суранский мазилка даже головы не повернул в ее сторону. Это было уж слишком, Ингерна вспыхнула от гнева и направилась к выходу. Хольдрик поспешил за ней следом, проклиная суранцев и сожалея, что их с Ингерной разговор был так нелепо прерван. Но он надеялся, что принцесса не пропустила мимо ушей сказанные им важные слова.

Нравы при дворе киммаркского короля были патриархальные. Благородный Леир не чурался за обеденным столом самой разношерстной компании, от старейшин до простых киммарков, являвшихся порок к королю, как в трактир, выпить и закусить. Немудрено, что и благородная Ингерна порой допускала к себе кого попало. Однако на этот раз кроме нескольких гуярских девушек из знатных киммаркских семей, Хельги Хилурдской и обиженно дувшей губы Даллы Гоголандской никого не было.

Благородный Хольдрик неожиданно для себя оказался здесь единственным мужчиной, если не считать двух старичков-киммарков, давно уже перешедших на постоянное харчевание у благородного Леира.

– Прибыл купец из Сурана, – седой слуга склонился перед Ингерной. – Он просит твоего внимания, благородная госпожа.

Благородный Хольдрик с интересом оглядел вошедшего молодца. Чем-то он был похож на суранских художников: такой же широкоплечий и статный, с загорелым лицом. И смотрел на благородных господ так же нагловато и насмешливо.

– Гуяры готовят поход в страну Хун, – Ингерна передала письмо замешкавшемуся соседу. – Есть над чем подумать, благородный Хольдрик.

Она еще о чем-то расспрашивала посланца, кажется о благородной Урсуле и ее предстоящем замужестве, но Хольдрик почти не слышал пространных ответов суранца. Ему вдруг стало очевидным, что Ингерна не только слышала, что он ей сказал, но и догадалась о его тайных планах. Поход Осея привлечет многих гуяров, а значит, у тех, кто останется, появится возможность вершить свои дела в куда более выгодных условиях. Хольдрика поддерживают многие лучшие октские семьи, и надо сделать все, чтобы их мощь не ослабла в эти решающие месяцы. Благородная Ингерна согласна выйти замуж за Хольдрика, но только при условии, что он станет октским королем. Боже мой, каким же Хольдрик был дураком, не разгадав с самого начала характер этой на редкость честолюбивой киммаркской красавицы. Благородная Ингерна не желала брака своего отца ни с Хельгой Хилурдской, ни с Даллой Гоголандской, ибо этот брак сразу же отодвигал ее на вторые роли в Киммаркском королевстве, а уж рождение у Леира наследника и вовсе делало ее будущее незавидным. И с суранцами она фамильярничала не случайно. Оттар и Рагнвальд должны скомпрометировать Хельгу и Даллу в глазах и самого Леира, и всей гуярской верхушки, которая и без того всячески старается помешать браку. В этом объяснение сегодняшнего поведения Ингерны, раздувшей практически из ничего, из детской шалости грандиозный скандал. Интересно, эти ребята в курсе происходящего, или прекрасная гуярка использует их вслепую? Впрочем, суранец Бьерн не похож на наивного человека. Смотри как ловко он подыграл Ингерне сегодня утром. А Хольдрик хорош, нечего сказать! Под его носом разворачивалась сложнейшая интрига, с далеко идущими последствиями, в том числе и для него самого, а он только сейчас, чуть ли не месяц спустя, стал улавливать ее суть. Каким же дураком он казался принцессе. Ведь Ингерна намекала ему на возможность создания в Лэнде единой империи, а он почему-то решил, что она хлопочет об отце, благородном Леире, и уклонился от разговора. Не об отце, а о самой себе хлопочет киммаркская красавица. Если Леир умрет, не оставив наследника, то муж благородной Ингерны вполне законно сможет претендовать на его место, особенно если этот муж король Октии и способен подтвердить претензии силой.