Есть ли жизнь после отбора? - Наталья Самсонова

бастард сделал шаг назад. – Что мне не хватает сил. Что я во всём лучше Кристофа.

- Приготовь все к ритуалу пожертвования силы,- в голосе старика появились шипящие нотки.

И бастард, вздрогнув всем телом, начал приготовления.

- Менталистика? – восхитилась я,- потрясающе.

- Ты тоже можешь это получить,- старик одобрительно посмотрел на меня,- почистишь мой мир от грамрлов и я, так и быть, проведу тебя по грани. Я не злодей, милая. Мне просто нужно получить назад то, что я потерял. Власть… Власть лишь способ добиться желаемого.

Я не смотрела на старика. Во все глаза я следила за бастардом – он расцвечивал пол своей кровью, раскладывал частички мертвых тварей и, не скрываясь, плакал. По безмятежному, неестественно расслабленному лицу катились крупные слезы. И выглядело это, честно говоря, жутко.

- Ты не задаешь вопросов, Вильгельмина,- старик проследил за моим взглядом,- ах, оставь. Только не говори, что тебе его жаль. Насколько мне известно, именно ты перепугала моего неудачного сына до мокрых штанов.

- До мокрых штанов? – я нахмурилась,- насколько я помню, штаны остались сухими.

- Это я образно,- поморщился старик.

- Мне нечего спрашивать. Если только… Кто же заблудился? Для кого на моей груди сияет свет?

- Для моих подданных, разумеется,- старик хихикнул,- они скоро будут здесь. Их всего-то трое.

Трое? У старика были доверенные люди? Он взял их с собой, чтобы получить мертвую, отравленную силу?

- Псы,- через силу выплюнул бастард,- псы.

О.

- Никогда не предадут и знают, кто их хозяин. В отличие от детей. Один хорош, во всем, но… Тц, характером пошел в своего покойного деда. Второй, увы, слаб и мягок.

- Я помог тебе! – выкрикнул бастард, сбрасывая с себя подчинение. – С самого моего рождения ты говорил, что только я достоин власти. Что только я достоин носить твою фамилию. Что Кристоф – ошибка! Я делал все, что ты говорил. Я пожертвовал своим единственным другом, я стал чудовищем и все это… Все это ради того, чтобы ты был мною доволен. Чтобы ты признал меня!

Бастарда трясло, вдоль линии роста волос выступил пот. Он побледнел, а рот, напротив, стал слишком ярким.

- Ты не чудовище,- отмахнулся старик. – Ты пробудил свою истинную суть. Но не смог обратиться до конца.

Истинную суть… Чудовище…

Династия Рентийских идет от последнего дракона. Считается, что каждый из Рентийских, чисто гипотетически, может стать драконом. Обрести крылья. Оттого и невест зовут «крылатыми». Но что если…

- Вы драконы,- медленно произнесла я. – Настоящие. Не ушедшие и не потерянные. А вы…

Я перевела взгляд на старика:

- Вы утратили возможность оборачиваться драконом! И это все только ради того, чтобы тайно покрываться чешуей?!

- Чтоб ты понимала,- скривился старик. – Драконы летают не в нашем небе, девочка. Когда ты взлетаешь, ты оказываешься в совсем ином мире. Мире, который виден лишь из поднебесья. Ты становишься совершенно другой личностью. Душа получает мир и покой.

Он говорил об этом с такой уверенностью, с такой болью, что я… Я растерялась.

- В том мире живут и другие драконы. Именно они, ушедшие, оставили нас здесь. Род Рентийских – род стражей. Мы бережем наш мир от атак извне. Потому-то нам запрещено воплощаться в истинную суть. Ибо после этого невозможно оставаться в этом мире. Мы, драконы, скользим меж всех миров.

- Я запуталась. Вы в поднебесье или меж миров? – попыталась разобраться я.

- Везде и нигде. Драконы созерцают миры,- старик сердито цокнул,- чем ты слушаешь?

- Ушами,- охотно откликнулась я. – Значит, через ту девицу вы хотели вытянуть из Кристофа его дракона?

Было сложно помнить о придуманной девице, но, ничего, и не с таким справлялась.

- Не дракона, а затаенную силу воплощения,- терпеливо поправил меня старик. – Это у оборотней в средоточии силы скрывается второе тело. Они даже животные инстинкты не приобретают, а просто меняют тела! Драконы же с рождения таят внутри себя крошечную сферу. Мы взрослеем и сфера взрослеет вместе с нами. Каждый поступок, каждое принятое решение отражается на этой сфере.

Он замолчал, а после напустился на бастарда – тот, заслушавшись, прекратил выкладывать мясную мозаику.

- Я не хотел ее смерти,- сказал вдруг старик. – Я потерял все, в день когда она умерла. Почему? Почему именно эта глупая, жадная до побрякушек женщина стала важна для меня?

Мне все стало кристально ясно. Очевидно, что мать принцессы Мири стала для старика той самой, единственной. Той, которую он должен был поднять в воздух. Той, для которой пел его Ветер.

Я, правда, пока что не очень хорошо понимаю, что все это значит, но… Если через меня можно вытянуть эту таинственную сферу из Кристофа, значит… Значит, смерть той актрисы могла уничтожить и сферу старика? Хм, возможно.

- Вы сказали, что ваши поступки отражаются на силе воплощения,- медленно произнесла я. – Смерть вашей возлюбленной…

- Я не мог любить глупую актрису! – взвыл старик. – Не мог! Она не была достойна моей любви!

- Это вы ее отравили,- ахнула я. – Не кто-то там, из придворных. Вы сами споили ей яд.

Старик вздрогнул, понурился и едва слышно прошептал:

- У меня не было выбора. Я не мог…

Утративший душевное равновесие, он выпустил бастарда из-под контроля. И тот, сжимая в руках витой рог такпачи, подскочил к отцу.

- Ненавижу тебя,- выплюнул бастард и, не медля более ни секунду, насадил отца на рог.

В ту же секунду бастарда разорвало на части проявившимися из ниоткуда лианами.

Счет пошел на секунды.

Один.

В моей руке появился отцовский клинок.

Два.

Ко мне бросился десяток лиан.

Три.

- В сторону!

Я бросилась на пол и перекатом ушла налево. И только после этого поняла, что это был голос Кристофа!

Он, закованный в черную броню, молча крошил лианы в мелкую пыль. Вот только его клинок не был окраинным!

- Возьми мой! – крикнула я.

И тут старик, укрывший себя матовым, полупрозрачным щитом, оскалился:

- Ты солгала мне! Это ты! Ты!

Он, пронзенный рогом такпачи, захохотал и рухнул на колени.

- Осторожно, там колдовские знаки!

Я успела предупредить Кристофа, но совершенно не подумала о себе…

Мир потемнел. Меня будто сжало, а после растянуло и отпустило в полет.

Портал!

Секунда и я оказываюсь в воде. Под водой. Под горько-сладкой, отвратительной водой!