Награда для Иуды - Андрей Троицкий

Тростина так торопилась, что даже не кинула взгляд на нездешнюю темно зеленую «девятку» с московскими номерами, стоявшую на противоположной стороне улицы, наискосок от ее дома. Помахивая сумкой, она, огибая лужи, пошла по своей стороне улицы вдоль бесконечных заборов и скрылась за поворотом.

Мальгин включил заднюю передачу, проехав метров сто, развернулся, загнал машину в незнакомый темный переулок без названия. С одной стороны тянулась кирпичная стена какого-то склада, напротив, через дорогу прямо на тротуар строители выгрузили металлические трубы, вырыли траншею, которую сейчас заливал дождь, и скрылись. Мальгин, надвинул на лоб козырек кепки, заспешил обратной дорогой, на ходу застегивая пуговицы куртки. Итак, Тростина сняла с веревки еще сырое белье и вышла из дома, даже не заперев веранду. Она спешила и раскрыла зонтик, когда поняла, что дождь сильный, после десятиминутной прогулки она в своем легком плаще промокнет насквозь. Все эти суматошные, на первый взгляд, беспорядочные действия могли означать следующее: в доме остается человек, и этот человек ожидает гостя или гостей.

Если бы хозяйка просто вышла в ближайший магазин за харчами, оставив дом пустым, она поступила с точностью до наоборот: не тронула бы застиранное бельишко, все эти старые трусики и бюстгальтеры, которые неловко показывать постороннему человеку, заперла веранду и повернула деревянную завертку на калитке. И еще: гости появятся скоро, иначе не было бы этой спешки. Возможно, в запасе жалкая четверть часа или того меньше, но бессмысленно ждать лучшего момента, чтобы застать Поляка в одиночестве. Мальгин шагал быстро, сбиваясь на бег.

Осенние сумерки быстро сгущались, но было еще слишком светло, чтобы незамеченным пробраться напрямик от калики до веранды дома. Если Поляковский, ожидая скорого возвращения сожительницы, смотрит в окно, то все пойдет насмарку. Заметив чужака, он высадит заднее окно и в одних подштанниках удерет неизвестно куда. Ищи его потом, бегай. Значит, напрямик нельзя. Дошагав до того места, где начинается забор Тростиной, Мальгин бросил взгляд за спину: пешеходов не видно, только старуха с клюкой, покачиваясь от порывов ветра, бредет куда-то, внимательно глядя себе под ноги. Он уперся ладонями в деревянный столб, подпрыгнув, легко перемахнул штакетник забора. Прячась за корявыми ветками вишен, пригнулся и побежал к углу дома. Мягкая, пропитанная дождями земля, превратилась в настоящее болото.

Добежав до угла, Мальгин сбавил темп, прокрался к крыльцу, встав на нижнюю ступеньку, потянул на себя дверь. Чуть слышно скрипнули петли, Мальгин проскользнул на веранду, вжался спиной в простенок между окном и входной дверью, обитой черным войлоком. Прислушался. Казалось, дом спал мертвым сном и видел мрачные сны, слышно лишь как дождевые капли бьются в стекла веранды, в жестяные желоба. Мальгин расстегнул куртку, вытащил из-под ремня пистолет и, передернув затвор, сделал шаг к двери, потянул за ручку. С проворством кошки переступил порог, закрыл за собой дверь, едва не споткнувшись о помойное ведро, полное бумажного мусора и объедков. Пахло сигаретным дымом и сырой шерстью. В сенях не было окна. Мальгин застыл на месте, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку. Впереди узкий коридор, который, видимо, ведет на кухню, по левую руку прикрытая дверь, за которой жилые комнаты.

Здесь, в доме, все звуки стихли. Стлало слышно, как в комнате на стене тикают ходики. Мальгин снова вслушался тишину, показалось, на кухне что-то скрипнуло. Ступая на носки ботинок, он прокрался мимо двери, вдоль стены, сделав несколько шагов, пригнулся, чтобы не задеть плечом висящее на стене оцинкованное корыто, днище которого проела ржавчина. До конца коридора оставалось несколько шагов, когда Мальгин услышал другие звуки, отчетливые и ясные. Лязгнули пружины матраса, за стеной, в комнате, прошлепали по полу босые ноги, с места на место передвинули стул. Что-то звякнуло, будто бутылочное горлышко ударилось о стакан. Мальгин повернулся, свободной рукой сдвинул кепку на затылок, провел ладонью по горячему лбу.

Он попятился в обратном направлении, задел плечом корыто, о котором совсем забыл, до боли прикусил нижнюю губу, и услышал громкий скрип половицы под своим каблуком.

– Аля, это ты? – крикнул из комнаты Поляковский.

Тишина и громкие удары сердца.

– Ларик с тобой?

Пути назад для Мальгина не было. Он медленно переместился к противоположной стене коридора, сделал вперед еще один шаг, чувствуя пустоту и холод в груди. Теперь дверь находилась под прицелом.

– Алевтина, ты чего там совсем оглохла? Или как? Я, кажется, задал вопрос.

Отправив сожительницу в магазин за харчами и выпивкой, а заодно уж за парой всегда веселых собутыльников, Поляковский снова бухнулся на кровать и, отвернувшись к стене, долго разглядывал светлые обои в мелкий цветочек. Он думал о том, что сегодня нажрется, как три поросенка на поминках волка. Ближе к ночи, если Михалыч не забудет принести гармонь трехрядку, они как обычно в два голоса исполнят что-нибудь веселенькое, а не те заунывные, тянущие душу песни, что Поляк выучил на зоне. Пошла на хрен вся эта лагерная лирика, сентиментальная лабуда про старенькую маму, выплакавшую глаза в ожидании сына, про кудрявую рябину, срубленную по пьянке на дрова, про всякие там централы, которые тошно вспоминать тем, кто там в натуре припухал. Но веселые песни почему-то стерлись в памяти. Или вовсе не было тех песен?

Чтобы малость освежить закисшие мозги, Поляк слез с кровати, прошлепал босыми ногами в комнату и, оседлав стул, плеснул в стакан «рябиновки». Не поморщившись, влил настойку в распахнутую пасть, словно в воронку.

Из состояния задумчивости вывели странные звуки в коридоре. Значит, вернулась грымза Тростина, которая до сих пор по своей дурости лелеет надежду, что Поляк со дня на день натянет на ее гнутый палец обручальное кольцо. Он дважды крикнул Тростину, но та не ответила.

Поляк, подскочил, повалив стул, рванулся через распахнутую дверь в спальню, бухнувшись на колени перед кроватью, вытянул из-под подушки пистолет. Сунул руку под матрас, достал две снаряженные обоймы. Поднявшись на ноги, опустил обоймы в карман штанов, передернул затвор ТТ. Возможно, те звуки из коридора просто померещились? Но с чего бы взяться этим глюкам, ведь он пил настойку, а не колол в вену кислоту. Выжидая, Поляк замер на пороге спальни. Выставленная вперед рука с пушкой, направленная на дверь, слегка подрагивала.

– Альбина, – крикнул Поляк. – Это ты?

Не надеясь на ответ, он четырежды нажал на спусковой крючок. Среди гробовой тишины выстрелы прозвучали, словно залп тяжелой артиллерии. Пули прошили дверь навылет, выбили врезной замок, засыпали пол трухлявой щепой. Мальгин со своей стороны толкнул дверь носком ботинка и тут же убрал ногу с линии огня. Поляк почувствовал, что руки стал непослушными от волнения.

Он дважды выстрелил в стену, надеясь на то, что пули легко пробьют это препятствие. И не ошибся. Старый дом слеплен по досочке, из никудышного материала, который с годами не становился лучше. Дерево, поеденное жучком, от постоянной сырости местами прогнило, истончалось. Первая пула прошла сквозь стену перед самым носом Мальгина, выбив деревянную труху и клок утеплителя. Вторая пуля сорвала со стены оцинкованное корыто, висевшее за спиной, срикошетив, разбила голубой плафон, над входной дверью в сенях.

Мальгин успел наклонить голову, прикрыть глаза от мелких стеклянных осколков, разлетевшихся во все стороны. Корыто тяжело грохнулось на пол, вылетело ржавое днище.

– Не возьмешь, сука, – заорал из комнаты Поляковский, гадая про себя, кто именно пришел по его душу. – Ну, иди сюда, мразь поганая. Шмальну тебя в очко. Иди…

Поляк пустил еще одну пулю в дверной косяк, надеясь, что его жертва сменила позицию. Судя по звукам выстрелов, по высокой пробивной силе патронов, Поляк жарит из ТТ, значит, в запасе у него всего один выстрел. Важно не дать ему шанса перезарядить пушку. Один патрон… Поляк волнуется, поэтому наверняка промажет. Мальгин врезал подметкой ботинка в разбитую дверь, шагнул вперед и сделал два выстрела в никуда, еще не видя свою цель. Поляк сидел на полу в пустом углу комнаты, обеими ладонями он сжимал рукоятку пистолета, сжатые замком ладони подпер коленом, чтобы ствол не дрогнул в последний решающий момент.

Секунда, и он увидел человеческую фигуру в дверном проеме.

«Ку– ку», -из дверцы в настенных ходиках выскочила деревянная птичка и раскрыла клюв. «Ку-ку», – Поляк, вздрогнув от этого нежданного звука, непроизвольно скосил глаза на стену. «Ку-ку», – хрипло прокричала кукушка из часов, словно ворона прокаркала, оповещая живых, что наступило пять часов вечера. Самое время для дружеского сабантуя с гармонью и морем водки.

Мальгин выстрелил прицельно. Поляк выпустил пистолет, обеими ладонями обхватил правую сторону шеи, сжимая разорванную пулей артерию, из которой фонтаном хлестала кровь. Пороховой дым рассеялся. Мальгин опустил ствол, он понял, что все кончится через две-три минуты. Поляк, двигая задом, зачем-то отполз к подоконнику, поджал ноги и, прижимаясь спиной к стене, встал. Он шатался из стороны в сторону, закрывая пальцами сквозную рану на шее, склонил голову набок. Прошел несколько шагов вперед, поливая густой темной кровью ковер, застекленный сервант и светлые обои. Кажется, он ничего не видел впереди себя. Глаза вылезли из орбит и сделались похожими на большие белые пуговицы, изо рта высунулся язык, который двигался, нижняя челюсть шевелилась.