Завещание - Джон Гришэм

Другой уже знакомой темой стала провальная служба Рекса в «Филан групп». Еще два мучительных часа были посвящены растранжиренным пяти миллионам, полученным Рексом от отца на совершеннолетие.

В половине шестого Нейт вдруг заявил, что у него все, и вышел из зала.

Два свидетеля за четыре дня. Видеозапись зафиксировала нравственный стриптиз двоих мужчин, и, надо сказать, зрелище было не из привлекательных. Адвокаты Филанов, рассевшись по машинам, отправились домой.

Их клиенты были испорченными детьми, выросшими без отцовского внимания, выброшенными в жизнь с солидными банковскими счетами в возрасте, когда молодые люди еще не умеют обращаться с деньгами. При этом от них ожидали жизненного успеха. Они сделали неправильный выбор, но вина за это ложилась прежде всего на самого Троя. Такова была общая стратегия, выработанная адвокатами Филанов.

Либбигайл ввели в зал в пятницу утром. Она была острижена почти под ежик: дюймовый хохолок на макушке и прилизанные бачки. Шея и запястья обвешаны дешевой бижутерией. Когда Либбигайл подняла руку, чтобы произнести клятву, комната наполнилась звоном.

На Нейта она смотрела с ужасом, так как братья уже поведали ей о том, что он делает со свидетелями.

Но была пятница, Нейт мечтал поскорее убраться из города. Улыбнувшись свидетельнице, он начал с легких вопросов: дети, работа, замужества. Минут тридцать все шло очень мило, но потом он стал углубляться в ее прошлое и в какой-то момент внезапно спросил:

— Сколько раз вы лечились в клиниках от алкоголизма и наркозависимости? — Вопрос шокировал ее, поэтому Нейт добавил: — Я, например, четыре, так что не смущайтесь.

Его простодушие обезоружило Либбигайл.

— Вообще-то я не помню, — ответила она. — Но в течение шести лет я ничего не употребляю.

— Превосходно, — похвалил Нейт как наркоман наркомана. — Тем лучше для вас.

Начиная с этого момента они разговаривали так, словно, кроме них, в зале никого не было. Нейту приходилось все же «копать», но он постоянно извинялся за это. Он спросил ее о пяти миллионах, и она без тени юмора поведала ему историю, изобиловавшую облегчающими жизнь наркотиками и осложняющими ее мужчинами. В отличие от братьев Либбигайл обрела наконец опору в жизни. Этой опорой стал Спайк, бывший байкер, тоже излечившийся от наркомании.

Они живут в небольшом домике в пригороде Балтимора.

— Что бы вы сделали, если бы получили шестую часть отцовского наследства? — спросил Нейт.

— Купила бы кучу разных вещей, — ответила она. — Так же, как и вы. Как и всякий другой. Но на этот раз я буду распоряжаться деньгами по-умному.

— А что бы вы купили в первую очередь?

— Самый большой «харлей» в мире для Спайка. Потом дом получше, но все же не квартиру в жилом доме. — По мере того как она тратила несуществующие деньги, глаза у нее разгорались.

Ее Нейт допрашивал менее двух часов. Следующей была ее сестра Мэри-Роуз Филан-Джекмен, которая тоже смотрела на Нейта так, словно он был вампиром. Из пяти взрослых детей Филана Мэри-Роуз единственная по-прежнему состояла в первом браке, хотя была второй женой своего мужа.

Одета она была со вкусом, ее драгоценности производили достойное впечатление.

После первых вопросов выяснилось, что она, так же как остальные, училась с большими перерывами, но никогда не исключалась из учебных заведений, не подвергалась арестам и не употребляла наркотиков. Получив пять миллионов, жила в течение трех лет в Тоскане, потом два года — в Ницце. В двадцать восемь вышла замуж за врача, родила двух дочерей, одной из которых сейчас семь лет, другой — пять. Было неясно, сколько у нее осталось денег из этих пяти миллионов, так как инвестициями занимался муж, однако Нейт вычислил, что они на исходе. Согласно разысканиям Джоша, Мэри-Роуз с мужем имели солидный дом с множеством припаркованных на подъездной аллее иностранных автомобилей и квартиру во Флориде. Предполагаемый доход доктора составлял три четверти миллиона долларов в год. Двадцать тысяч он ежемесячно вносил в банк в погашение ущерба от провалившегося предприятия по спекулятивной скупке акций автомоечного бизнеса в северной Виргинии.

У доктора была также квартира в Александрии, где жила его любовница. Мэри-Роуз и ее мужа редко видели вместе.

Но эту тему Нейт решил опустить. Он вдруг заторопился, но постарался, чтобы никто этого не заметил.

Рэмбл, ссутулясь, вошел в зал после обеденного перерыва в сопровождении своего адвоката Йенси. На сей раз волосы у парня были огненно-красными, в тон прыщам. На лице не осталось живого места: бесчисленные кольца, серьги, какие-то заклепки сверкали и обезображивали его. Воротник черной кожаной куртки был поднят а-ля Джеймс Дин, длинные серьги, касаясь его, позвякивали.

Нескольких вопросов оказалось достаточно, чтобы понять: внешний облик парня соответствует его непроходимой глупости. Поскольку он пока не имел возможности разбазарить свои деньги, Нейт оставил его в покое. Выяснил лишь, что школу Рэмбл посещает от случая к случаю, живет один в нижнем этаже материнского дома, никогда нигде не работал и не зарабатывал денег, любит играть на гитаре и собирается стать рок-звездой. Его новая группа, как и следовало ожидать, называлась «Дьявольские обезьяны», но он не был уверен, что они станут выпускать диски именно под этим названием. Спортом он не занимался, никогда не видел, как выглядит церковь изнутри, с матерью старался общаться как можно реже и все то время, когда не спал и не играл на гитаре, предпочитал смотреть Эм-ти-ви.

Чтобы вылечить этого несчастного ребенка, нужен миллиард долларов, подумал Нейт. На него он потратил менее часа.

Джина была последней на этой неделе свидетельницей.

Через четыре дня после смерти ее отца они с мужем Коуди подписали купчую на дом, стоивший три миллиона восемьсот тысяч долларов. Когда Нейт огорошил ее этим вопросом сразу же после принесения присяги, она стала заикаться, что-то невнятно бормотать и беспомощно искать глазами своего адвоката миссис Лэнгхорн, для которой эта информация оказалась неожиданностью.

— Как вы собирались расплатиться за дом? — поинтересовался Нейт.

Ответ был очевиден.

— У нас есть деньги, — задиристо сказала Джина, тем самым вложив оружие в руки Нейта.

— Что ж, давайте поговорим о ваших деньгах, — с улыбкой предложил он. — Вам тридцать лет. Девять лет назад вы получили пять миллионов долларов, не так ли?

— Да.

— Сколько у вас осталось?

Она долго молчала. Ответить было не так просто. Коуди заработал в свое время немало денег. Кое-что они вложили, много потратили, все так перепуталось, что, взглянув на их баланс, нельзя было точно сказать: от пяти миллионов осталась такая-то сумма. Нейт бросил ей конец веревки, и она медленно затягивала петлю на своей шее.

— Сколько денег сегодня на счетах у вас и вашего мужа? — спросил он.

— Мне нужно проверить.

— Пожалуйста, назовите приблизительную цифру.

— Шестьдесят тысяч долларов.

— Какой недвижимостью вы владеете?

— Только домом.

— Во сколько оценивается ваш дом?

— Я его не оценивала.

— Ну приблизительно.

— Триста тысяч.

— А сколько вы должны выплатить по ипотеке?

— Двести тысяч.

— Какова приблизительная стоимость ценных бумаг, которыми вы владеете?

Джина что-то нацарапала на бумажке и, закрыв глаза, ответила:

— Около двухсот тысяч долларов.

— У вас есть еще какие-нибудь существенные доходы?

— Вообще-то нет.

Нейт произвел собственные подсчеты:

— Таким образом, через девять лет от пяти миллионов осталось триста-четыреста тысяч долларов. Так?

— Не может быть. То есть я хочу сказать, что это… так мало.

— Теперь еще раз поясните нам, как вы собирались расплачиваться за дом?

— Из зарплаты Коуди.

— А как насчет наследства вашего покойного отца? Его вы во внимание не принимали?

— Ну, в какой-то степени.

— Продавец дома потребовал у вас оплаты через суд, не так ли?

— Да, но мы подали встречный иск.

Джина отвечала уклончиво, лгала, бойко выдавала полуправду, и Нейт подумал, что она может оказаться наиболее опасным противником. Они прошлись по рискованным коммерческим предприятиям Коуди, и вскоре стало очевидно, куда ушли деньги. Миллион он потерял, играя на фьючерсах медных рудников в девяносто втором году. Полмиллиона вложил в «Сноу-пэкт чикенз» и потерял все. Ферма по разведению шелкопряда в Джорджии унесла еще шестьсот тысяч.

Джина и Коуди были двумя великовозрастными детьми, живущими на чужие деньги не по средствам и мечтающими где-нибудь сорвать куш.

Ближе к концу опроса Джина заявила, что ее интерес к наследству отца не имеет никакого отношения к деньгам, она обожала его, и если бы он был в здравом рассудке, то позаботился бы о своих детях. Он же все отдал чужому человеку, и это свидетельствует о его психическом расстройстве.