Жена самурая - Виктория Богачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Три пары рук пригвоздили его к земляному полу. Держали крепко — не пошевелиться, не вырваться.
Такеши смог лишь вскинуть голову, чтобы увидеть, как Нобу Тайра обнажает катану.
— Не все части твоего тела столь же ценны, как ты, — сказал он.
Минамото дернулся, когда солдаты содрали остатки кимоно с его левой руки и прижали ее к земле. Он напрягся всем телом — так, что налились кровью глаза, но не смог сдвинуться ни на сун*.
Такеши взглянул на Нобу из-под упавших на лоб волос. Он видел, как Тайра занес катану, изготавливаясь для удара, как направил лезвие вниз. Он слышал свист воздуха, рассеченного мечом, слышал шелест кимоно Тайра.
Он видел и слышал, но все равно не был готов, когда катана отсекла кисть его левой руки. Такеши взвыл, не в силах сдержаться, и неосознанно дернул руку на себя, но ему не позволили. Солдаты крепко держали его, накладывая тугой жгут на запястье и заливая края раны крепкой настойкой.
Сквозь тупую пелену боли до него откуда-то издалека донесся голос Тайра:
— Может быть, это послужит для твоего отца напоминанием.
У Богов, в которых Такеши никогда не верил, было милосердие и для него. Он почти сразу потерял сознание, провалившись в бездонную пропасть. Он уже не чувствовал, как с него сняли жгут, как наложили на рану мазь, как крепко забинтовали чистыми тряпицами. И хотя в его забытьи почти не было боли, оно не принесло ему облегчения. Такеши остро ощущал нехватку, отсутствие чего-то — в бессознательном состоянии он толком не мог понять, что именно ему не достает, но тупая, ноющая тоска не позволяла ни забыться, ни отвлечься.
Такеши очнулся спустя несколько долгих часов: открыл глаза и сразу же попытался сесть, когда приступ боли от потревоженной руки опрокинул его навзничь, заставил лежать неподвижно пару минут.
Где-то с потолка капала вода. Он слышал ритмичный стук капель, и этот звук помог притупить резкую боль. Такеши попробовал сесть снова — медленно и осторожно на этот раз. Потянулся правой — теперь единственной — рукой к кувшину, с трудом поднес его ко рту и сделал несколько жадных глотков.
Он едва не выронил кувшин, когда опускал его обратно на землю, а дернувшись его удержать, вновь потревожил раненую руку.
От собственного бессилия крепко сжал кулаки… теперь уже кулак, и почувствовал, как левая кисть отозвалась фантомной болью.
Такеши поднес ее к глазам, рассматривая повязку: та была наложена крепко и умело, чтобы не допустить заражения и потери крови. Он был нужен Тайра живым.
«Чтобы резать по кусочкам».
Прикрыв глаза, он коснулся затылком стены. Боль была ужасающей — от нее не удавалось отвлечься, про нее не удавалось забыть. Такеши едва мог терпеть ноющую, не заканчивающуюся пульсацию, а ведь он за свою жизнь привык испытывать боль. Но, кажется, только сегодня узнал ее по-настоящему.
Он кое-как поднялся и неожиданно для себя вспомнил, как падала перед ним Наоми во время их боя. А он стегал ее: «вставай».
Его жена казнила отца.
«Они хотят подчинить младшую ветвь Токугава», — Такеши сделал несколько нетвердых шагов и остановился, чтобы перевести дух. Он чувствовал себя так, словно заново учился ходить. Немудрено.
В последнее время он редко вставал со своей подстилки.
«Но Токугава не пойдут за Наоми. Она принадлежит теперь Минамото, и нет никакого смысла… никакого разумного объяснения… если только…»
У него резко зашумело в ушах, и Такеши был вынужден сесть на холодный земляной пол прямо там, где стоял.
«Невозможно».
Он потряс головой и по привычке вскинул левую руку, чтобы отбросить упавшие на лоб волосы. Осекся на половине движения и резко остановился, растревожив рану.
Наоми не могла носить его ребенка.
Такеши прищурился, вглядываясь в пляску огня в факеле, что служил единственным источником света в его клетке.
Почему же невозможно?
Он был с Наоми достаточно раз, чтобы зачать сына. Она вполне может носить сейчас их ребенка. Его ребенка.
Невозможно, потому что чудес не бывает. Его клан — клан на грани уничтожения, единственный наследник которого в плену. Идет война, и они ее проигрывают. И вдруг посреди пролитой крови, посреди убийств и страданий, посреди грязи, тягот и лишений, посреди отчаяния — ребенок? Продолжение рода. Появление союзников. Маленький Минамото, жизнь которого будет стоить смерти?
«Рядом с ней должен быть я».
Он никогда не боялся своей смерти. Никто из живущих не посмел бы назвать его трусом, а те, кто смел, уже были мертвы.
Он обменял себя на отца, зная, что плен сулит ему лишь смерть. Он сделал это без капли сожаления, не задумываясь, потому что Кенджи — глава его клана, его отец, и жизнь Такеши принадлежала ему.
Он сделал бы то, что сделал, снова, и снова, и снова, и до скончания веков. И никогда не посмел бы роптать.
Но сейчас, когда к нему пришло осознание, что Наоми может — вполне может! — носить его ребенка, он захотел оказаться не в заточении, не в каменной клетке, а рядом с женой.
Такеши облизал сухие губы. К горлу подступила тошнота, и по всему телу разлилась столь ненавистная ему слабость. Он покосился на обрубок — сил, чтобы повернуть голову, не было — и поморщился.
Безрукий калека. Кого бы он смог сейчас защитить?
Мысли стихийно перескакивали с одного на другое, и голова будто бы сделалась почти ватной, мягкой. Он закрыл глаза, будучи не в силах бороться, будучи слабым, и медленно сполз по стене на земляной пол, лишившись сознания.
Как когда-то прежде, он очнулся от негромкого детского голоса.
«Хоши», — подумал Такеши и с трудом открыл глаза — казалось, что веки налились свинцом.
— Ты приходишь всякий раз, как я ранен, — прохрипел он отчего-то сорванным голосом. — Может, ты все же мне снишься?
— Вы кричали, Такеши-сама, — испуганно отозвалась Хоши. — Очень громко.
Даже в темноте он смог разглядеть бурые — засохшие — и алые — совсем свежие — разводы на повязке. Верно, во сне он бился об пол или стену обрубком, и рана открывалась.
Он чувствовал себя много хуже, чем раньше. Такеши с трудом повернул голову — тело казалось окаменевшим — и разглядел в полутьме силуэт девочки.
— Меня наказали за то, что я приходила к вам.
— Заслуженно. Ты приходишь к врагу, — отозвался он и скорее почувствовал, нежели увидел, как отшатнулась от решетки Хоши.
— Вы мне
