Дом Солнц - Аластер Рейнольдс

— Мы бы так не сделали. Переписывать историю слишком ответственно и сложно. Другие цивилизации…

Я пыталась возразить не потому, что не верила Гесперу. Я просто хотела понять.

— В этом зверстве участвовала не одна Линия. Союз принял необходимые координационные меры. Последующие сборы, Тысячи Ночей, использовались для уничтожения и изменения ключевых воспоминаний. Этим занимались вы сами, а не абстрактные, неподвластные вам силы. Параллельно подделывались общие исторические документы Союза. Каждую Линию обязали принять новую версию истории. Отказавшихся исключали. Лишенные поддержки и информационной подпитки Союза, они постепенно угасли.

— Не верю, что в геноциде участвовали только Линии. Другие цивилизации непременно заметили бы присутствие роботов в космосе.

— Они заметили. Только их самих смололи жернова перерождения. Ну и без помощи Линий не обошлось.

— В каком смысле?

— Союз гордится своими добрыми делами — поддержкой и защитой молодых цивилизаций. По праву гордится. Но при этом Линии участвовали в их порабощении и уничтожении. Неужели ты веришь, что за шесть миллионов лет такого не случалось?

Тошнота, опустошенность — меня словно выпотрошили.

— Ты не можешь все это знать. Одно дело — контактировать с древними цивилизациями, встретить Геспера…

Он хотел отвернуться, очевидно раздосадованный тем, что я не принимаю его слова за чистую монету, но застыл вполоборота ко мне:

— Портулак, ты сомневаешься, что засада связана с геноцидом, о котором я говорил? Пять миллионов лет спустя ваши преступления наконец разоблачаются. Старт дала Вигильность. Не раскопай кураторы артефактов машинной цивилизации, ничего не случилось бы. Но именно вам, Горечавкам, с вашей сорочьей страстью к новому, интересному, блестящему, выпало привлечь внимание к реликвиям. Если бы ваш шаттерлинг привез на очередной сбор исчерпывающие доказательства существования древней машинной цивилизации, со временем восстановилась бы вся картина. Думаешь, представители машинного народа отмахнулись бы от прошлого и простили бы вам давние ошибки? Нет, они почувствовали бы родство с древней культурой и гадали бы, не устроите ли вы геноцид им, если подвернется благоприятная возможность. Союз был бы дискредитирован, и это далеко не все. Неминуемо развязалась бы макровойна людей и роботов. Открытие следовало утаить. Уничтожение Линии Горечавки, тысячи бессмертных душ, показалось весьма сходной ценой. Хранители секрета без колебаний уничтожили бы миллион, миллиард. Они целую цивилизацию истребили бы.

— Старт дала Вигильность. Что же хранители секрета не уничтожили Вигильность, не доводя до всего этого?

Наивность моего вопроса искренне позабавила Геспера.

— Тебя послушать, дело яйца выеденного не стоит! Вигильность не уничтожишь. Это же огромный рой Дайсона, практически невосприимчивый к внешней агрессии. Вигильность существует более пяти миллионов лет и, по всей вероятности, переживет все цивилизации галактики. К счастью, кураторы не осознали важность своей находки. Они слишком зациклены на себе и на Андромеде, чтобы растрачиваться по мелочам.

— Ты нас ненавидишь? — спросила я после долгой паузы.

— Ну что ты, вы же столько для меня сделали! Я чувствую не ненависть к вам, а скорее жалость, как к участникам страшного преступления.

— Я себя преступницей не чувствую.

— В нем участвовал каждый из вас. Некоторые возражали против того плана, но не достаточно активно. Некоторые, наоборот, считали, что бомбу следовало активировать, когда она более-менее распространится среди роботов. Твоя позиция мне неизвестна. Это целиком на твоей совести.

— Стертые воспоминания… Есть шанс их восстановить?

— Человеческий мозг при всей своей простоте полон загадок. Его нельзя воспринимать как шкаф с ящиками, содержимое которых можно менять, как захочется.

— Знаю, — тихо отозвалась я. — Геспер, мне очень жаль, что мы так поступили. Нет, «жаль» мягко сказано. Только детей не наказывают за преступления их родителей.

— Вы детьми не были.

— После того как отформатировали себе память, мы практически стали детьми. Разве можно наказывать нас за то, что мы едва помним?

— Удивишься, если скажу, что согласен?

— Уже не знаю, что думать. Хочу поступить правильно, найти выход из тупика. Если для этого нужно сдаться машинному народу — пусть рассудят, виноваты мы или нет, — возможно, так и стоит сделать.

— В нынешней ситуации я бы не слишком полагался на машинный народ.

— А как насчет Каскада и Каденции?

— Я до сих пор не знаю, зачем их послали.

Мы с Геспером составили план действий и белыми коридорами двинулись к люку ковчега. С помощью приборов наблюдения уже было выяснено, что, после того как кончился воздух, большие устройства в отсек не проникали.

— Почему Каскад и Каденция еще не здесь? Странно, что они не караулят тебя.

— Рано или поздно они появятся. Сейчас, наверное, им важнее оторваться от погони. С этого момента не пускай на борт никого, кроме меня. Используй пароль, о котором мы условились.

— Дремлик и лебеда, — произнесла я, словно уже могла забыть.

Геспер кивнул:

— Помни, для Каскада и Каденции элементарно скопировать мою внешность и речь. Но они считают меня только Геспером, а не Геспером и Вальмиком. Если я назову пароль, но все равно буду тебе подозрителен, ищи во мне Вальмика. Это твой последний вариант защиты. Если не услышишь речь Вальмика, значит я не Геспер.

— Что мне тогда делать? Разве трудно им открыть люк и ворваться в ковчег?

— Здесь ничего посоветовать не могу, — отозвался золотой робот. — У тебя есть синтезатор.

— Хочешь сказать, что мне лучше совершить самоубийство?

— Если Каскад и Каденция хотят убить тебя, то как минимум один шанс уже упустили.

«К чему это он?» — подумала я, а вслух сказала:

— Они очень старались воспользоваться им, когда опорожняли отсек.

— Но ты уцелела. Подозреваю, что они хотели не убить тебя, а заблокировать в одном месте. Портулак, по-моему, им что-то от тебя нужно, какие-то сведения. Иначе почему ты до сих пор жива?

Я содрогнулась при мысли о допросе прекрасными роботами, белым и серебряным. На какие пытки они пойдут, чтобы добиться своего?

— Я ничего не знаю, — пролепетала я.

— Очень может быть, но важно лишь то, что думают Каскад и Каденция. — Геспер открыл дверь в переходный шлюз, готовясь выбраться в глубокий вакуум грузового отсека.

— Как ты будешь со мной разговаривать? В вакууме же ни звука не издашь.

— В шлюзе есть простой радиоретранслятор. При необходимости я с тобой свяжусь. До тех пор буду молчать — не хочу, чтобы Каскад с Каденцией меня выследили.

— Долго тебя не будет?

— Час или два, в зависимости от обстоятельств. Точнее не скажу.

— Идти лучше мне. Благодаря скафандру и знанию отсека…

— Быстрее меня ты все равно не управишься. Когда нужно, я ношусь как ветер.

Я погладила мускулы под броней его руки:

— Береги себя, Геспер.

— Обязательно, — отозвался он и через секунду добавил: — Портулак, мне стало легче. Я думал, ты возненавидишь меня за то, что пришлось рассказать.

— За расстрелом посланников меня прежде не замечали. Ты поступил правильно.

— А ты очень правильно реагируешь. Будем надеяться, другие Горечавки последуют твоему примеру.

Геспер исчез за дверью шлюза. Через стеклянную перегородку я наблюдала, как он мимикрирует: золотая кожа стала пепельной. Не думала, что роботы так легко меняются, хотя насчет Геспера удивляться уже не следовало. Пепельная фигура превратилась в размытый штрих — робот пулей вылетел из шлюза. Потом закрылся внешний люк, и на белом ковчеге я осталась наедине со своими переживаниями.

Лишь тогда меня осенило: я единственное биологическое существо на борту «Серебряных крыльев зари».

Часть седьмая

Вот уже шесть лет Реликта держали в самой глубокой из наших подземных темниц, но в условиях, совершенно непохожих на тюремные. Ему выделили две комнаты: одну — для сна, другую — для еды и занятий. Ему позволяли греться у огня и выбирать книги для чтения, приносили свечи, бумагу, перья и чернила. Его кормили и поили не хуже, чем высших чинов нашей армии. Порой ему даже куртизанок доставляли. А вот колдовать не разрешали. Лишь во время еды с него снимали тяжелую маску, которая заглушала голос так, что не поколдуешь. Стражники связывали ему руки за спиной, кормили с ложечки и вливали вино в рот. Как и было велено, они относились к Реликту с пиететом. Один стражник постоянно караулил чуть поодаль, готовый к любым провокациям со стороны арестанта, и имел при себе нож, чтобы при необходимости перерезать Реликту горло.