Волчья натура - Владимир Васильев

Второй прибалт, туранец, россиянин Баграт и четверка сибиряков, похожих на бультерьеров-переростков тоже поднялись с шезлонгов-коек.

Себе Генрих выбрал многозарядный пулевик, но не длинноствольный, как пограничные иглометы, а смахивающий на большой пистолет. Штуку достаточно смертоносную и невероятно скорострельную – иглометам-селектоидам такая и в первом приближении не снилась. Правда, имелась у этого и оборотная сторона: все карманы пришлось набить запасными обоймами, да еще обмотаться специальным ремнем-патронташем. Обойм, помимо примкнутой, Генрих взял аж восемь, а выпотрошив ремень можно было снарядить еще шесть.

Никогда прежде Генриху не приходилось вооружаться так основательно. И та его часть, которая не переносила людской смерти, напряглась и задрожала, но Генрих привычным усилием воли подчинил ее мрачной скорлупе-оболочке, которую вылепили европейские психоинженеры перед заданием.

«А ведь если разобраться, – отстраненно подумал Генрих, – психоинженеры просто делают из нас шизофреников. И те, у кого сдерживающая сущность оказывается слабее сущности побудительной, становятся агентами. Чем сильнее разрыв между сущностями, чем легче удается подчинить сдерживающую сущность – тем ценнее агент. И тем больше он может натворить.»

Это не значит, что агент-шизофреник не в состоянии сойти с ума после очередного убийства. Просто он может вынести больше убийств подряд – без профилактической промывки мозгов. Без сдирания старой скорлупы и торжественного запихивания в новую. Только-только вылепленную.

Один за другим они выходили из палатки в вечернюю комариную муть. После неживого химического освещения все казалось преувеличенно темным – и таящийся в зарослях мрак, и последний закатный росчерк на небе, и даже луна, полускрытая символическими облачками.

У палатки стояли Золотых, россиянин Коршунович и майор-пограничник. Лица их тоже казались темными; Генрих видел только слабые отсветы в глазах.

Чуть поодаль вытянулся в шеренгу взвод российского мобильного спецназа. Те, чью судьбу нынешней ночью придется разделить.

Полковник Золотых сделал маленький шаг вперед – Генриху на секунду показалось, что он готов разразиться неуместной напутственной речью, но сибиряк произнес всего две фразы:

– Постарайтесь притащить хотя бы одного живьем. И все, считайте свою миссию выполненной.

Прибалты коротко переглянулись. Эти явно привыкли понимать друг друга без слов. Генрих решил для себя, что там, в лесу, постарается держаться к ним поближе.

Кольцо вокруг оцепленной зоны было тройным. Пограничники – все с регулярными сибирскими иглометами – провожали спецназовцев и передовую группу уважительными взглядами. Генрих под каждым кустом замечал отблески прожекторного света в глазах. Заметил он и то, что ребятки-пограничники очень умело прятались по этим самым кустам и слегка даже позавидовал навыкам истого лесовика. Врожденного. Сейчас такие навыки очень ему пригодились бы.

До предполагаемой границы базы оставалось около километра, когда Генрих уловил слабенький запах озона.

«Начинается», – успел подумать он, и в тот же миг над лесом вспыхнуло зеленоватое зарево парящих осветителей, а спустя пару секунд тишину распороли далекие хлопки ракетниц. А потом заросли впереди ожили. Просто ожили. Шарпей-китаец переломился пополам, но все же успел выстрелить; и тут за спинами очнулись ребята с распылителями.

Волков было четверо. Белесые фигуры, до странности напоминающие призраков, внезапно стали видимыми. Взвесь добросовестно облепила их костюмы, и хитрый полупрозрачный камуфляж перестал растворять волков в ночи.

Прибалты дали дружный залп и одновременно упали на землю. Генрих тоже залег. Чуть в стороне. Очень вовремя, потому что сзади принялись беспорядочно стрелять спецназовцы, да и пограничники со своими иглометами моментально набежали с трех сторон.

Но волки молниеносно разобрались в ситуации и дружно отступили; Генрих заметил, что двое поддерживали третьего, а четвертый прикрывал. Чтобы исчезнуть им понадобилась какие-то три-четыре секунды.

Стрельба не утихала еще секунд двадцать. Потом один из сибиряков из передовой группы предостерегающе поднял руку. Генрих, прильнувший к сухой таежной подстилке, ненадолго прикрыл глаза. Над кронами продолжали вспыхивать и светить ракеты, и мир оттого казался резко-контрастным.

Вскоре стрельба разгорелась немного в стороне, но и там она довольно быстро стихла. Похоже, что волки нащупывали слабину в кольце окружения.

Потом кто-то из россиян-спецназовцев расшвырял светляков – лес в отдалении стал просматриваться гораздо лучше. Прибалты проползли вперед, к неловко лежащему у молоденького кедра шарпею. Кажется, шарпей был еще жив.

Генрих тоже пополз вперед. Он слышал, как сержант докладывает кому-то по рации, что вылазка волков пресечена, но есть потери, около двадцати человек, и что никого из волков не удалось ни пленить, ни устранить.

Он так и сказал – «устранить», а не «убить».

«Двадцать человек! – подумал Генрих озабоченно. – За несколько секунд. Дьявол! Да если волков много, они нас постепенно передавят всех, как клопов. И никакое оцепление не спасет.»

Единственное, что порадовало – никто из людей не впал в шоковое оцепенение после стрельбы. Все-таки накрутили всех как следует. Если и погранцы подготовлены так же, то есть даже небольшие шансы на успех. Наверное…

Рядом оказался россиянин Баграт; задумчиво перезаряжая короткоствольный «Самум» он сказал, обращаясь куда-то в пустоту:

– А с распылителями это они здорово придумали…

– Здорово, – фыркнул из густой тени туранец. – Лучше бы огнеметы принесли, чем распылители.

«Н-да, – подумал Генрих. – Нравы у них вполне сарацинские, там, в Туране. Да и в Халифате тоже.»

– Эй, сержант! – негромко позвал спецназовца прибалт Цицаркин. – Буди своих, и двинули! Цепью. У кого осветители?

– У нас! – с готовностью отозвались два терьера-йоркширца, похоже – близнецы.

– И у нас, – добавил кто-то из темноты.

– Давай! Осветители – вперед, швырнули – подтянулись. И хренью своей поливайте, не мешкайте!

– Слышали? – с нажимом спросил сержант. То ли он полностью согласен был с советами прибалта, то ли просто слегка растерялся и поэтому рад был, что инициативу проявил кто-то другой. – Давай, двинули!

По его команде цепочка передовой группы двинулась к центру оцепленной зоны. Медленно, крадучись, обильно расшвыривая по дороге хемоосветители и оставляя за собой праздничный лес. Сияло сверху, сияло в подлеске, в крови бушевал адреналин, и от этого Генриху почему-то неудержимо хотелось чихнуть.