Граф Кавур. Человек, который создал Италию - Алексей Васильевич Бабина

года в Министерстве иностранных дел Пьемонта Кавур принял австрийского специального посланника барона Эрнста Келлерсперга в сопровождении прусского посла в Турине и представителя Мальтийского ордена (напомним, что в условиях отсутствия дипломатических отношений между двумя странами контакты осуществлялись через третьи страны).

В ходе всей встречи премьер-министр Пьемонта был вежлив и любезен. После обмена приличествующими в таких случаях дипломатическими формулами вежливости Кавур выслушал австрийского представителя, который сообщил, что уполномочен имперским правительством вручить правительству Сардинского королевства соответствующий ультиматум. В переданном документе перечислялись претензии Австрийской империи к соседнему государству и на основе этого содержалось требование в течение трех дней начать отвод пьемонтских войск от границы Ломбардо-Венецианского королевства и их разоружение. В противном случае вся ответственность ложилась на Пьемонт, а имперское правительство было готово применить любые меры вплоть до начала боевых действий.

Прочитав ультиматум, Кавур вынул часы и, посмотрев на время (семнадцать часов тридцать минут[404]), спокойно ответил барону: «Через три дня в этот же час вы получите мой ответ»[405]. Глава правительства Пьемонта ждал этого события очень долго и сумел к нему подготовиться. Ничего более приятного и желанного в данный момент жизни он не мог себе и пожелать. Через несколько часов текст австрийского ультиматума был отправлен по телеграфу в Париж. В тот же вечер, 23 апреля, Наполеон III ознакомился с этим документом[406]. Все сомнения были отброшены, и как позднее императрица Евгения призналась своему другу Просперу Мериме: «У нас хорошее дело, у нас отличная армия, и он (Наполеон III. — А. Б.) полон уверенности и энергии. Ожидания последних трех месяцев повлияли на его здоровье и настроение. Теперь же он счастлив так же, как и я»[407]. Император отдал приказ своей армии немедленно покинуть места постоянной дислокации и отправляться в Сардинское королевство.

25 апреля 1859 года французский посол в Вене довел до сведения австрийского имперского правительства, что если Австрия перейдет границу союзной Сардинии, то это будет воспринято в Париже как объявление войны Франции[408].

Тем временем в означенный час 26 апреля 1859 года Кавур вручил Келлерспергу ответ Пьемонта на австрийский ультиматум, в котором Турин отвергал все обвинения и отказался выполнять австрийские требования. После того как австриец взял документ, Кавур дружелюбным тоном добавил: «Я надеюсь, барон, что мы снова встретимся при более счастливых обстоятельствах»[409]. Когда Келлерсперг покинул Министерство иностранных дел, Кавур с улыбкой сказал своим друзьям, с тревогой ожидавшим его в приемной: «Жребий брошен. Мы творим историю. Давайте же поужинаем»[410].

В реальности ни 26, ни 27, ни 28 апреля 1859 года выстрелы не прозвучали, и шансы сохранить мир оставались. Великобритания сделала последнее усилие по достижению согласия, предложив посредничество между Францией и Австрией. К тому же к британцам присоединились Пруссия и Россия. Все три великие державы осудили ультиматум Вены. Они обратились и к Франции. Французы потребовали, чтобы Австрия отказалась от особых договоров с малыми итальянскими государствами, вывела войска с левого берега реки По, эвакуировала гарнизоны Комаккьо, Феррары, Пьяченцы и дала согласие на разоружение одновременно с Францией и Пьемонтом. Таким образом, французы ловко показали всему миру, что готовы на дальнейшие переговоры, но при условии возвращения Вены ко всем мирным предложениям, ранее ею отвергнутым.

Однако для всех, кто желал сохранить баланс сил в Европе, неприятным фактом оказалась победа в Вене сторонников решительных действий. «В ответ Буоль, — утверждает Тейер, — подготовил манифест об объявлении войны, который император подписал 28 апреля. В нем звучал призыв к Германии, а также ко всем подданным Австрийской империи силой поддержать справедливость требований Австрии»[411]. Судя по всему, в Вене не сомневались, что Германский союз поднимется наравне с Австрией на борьбу с врагами.

Это стало неприятным сюрпризом для европейского общества. За несколько дней общественное мнение, в большей части симпатизировавшее Австрии ввиду несколько авантюрных, задиристых и неумеренных действий Пьемонта, повернулось в сторону маленького итальянского королевства, оказавшегося под угрозой нападения огромной империи.

Через несколько дней Массимо Д'Адзельо подвел итог всему произошедшему. «Относительно решения Австрии, — писал он Кавуру, — как раз в тот момент, когда наше поведение превратило нас в Beniamini в глазах Англии, то это одна из тех лотерей, которые случаются раз в столетие»[412]. Суждение Массимо Д'Адзельо, утверждает Розарио Ромео, точно отражает суть «ошибки первостепенной важности, совершенной Австрией», и говорит нам о том, что Кавур «снова спасся от последствий собственного безрассудства благодаря невежеству его врагов»[413].

Как показала жизнь, многие правители и политики в те весенние дни пытались написать свою историю, которая не отражала реальной ситуации и имела самые пагубные последствия. В этой связи весьма любопытную и глубокую оценку итогам дипломатической борьбы между Пьемонтом и Австрией в апреле 1859 года, приведшей к большой войне и последовавшей цепи событий в Европе, сделал Хердер. По его словам, «19 апреля австрийский министр иностранных дел граф Буоль подготовил ультиматум для отправки в Турин, в котором требовал осуществить демобилизацию в течение трех дней. 28-летний император Франц Иосиф одобрил ультиматум, а Кавур правильно и без особых сожалений отверг его. Он вырвал войну из того опасного состояния, которое больше походило на мирное решение „итальянского вопроса“. Ультиматум выставил Австрию в самом неприглядном виде в глазах европейской дипломатии. Даже лондонское правительство консерваторов направило в Вену резкий протест. Однажды австрийское правительство сделало аналогичную ошибку (но с гораздо менее серьезными последствиями), когда распорядилось секвестрировать собственность итальянских аристократов после попытки восстания Мадзини в Милане в 1853 году. Ему предстояло сделать еще одну, не похожую на другие, грубую ошибку (но с куда более серьезными последствиями), когда оно направило ультиматум Сербии в 1914 году»[414].

Однако время глубокого анализа и размышлений на данную тему еще не наступило. Европе предстояло пройти через череду ужасных войн и событий, прежде чем осознание их причин и последствий привело к каким-либо выводам.

Возвращаясь к апрельским дням 1859 года, следует отметить, что тревожные ожидания Кавура с момента получения австрийского ультиматума и ответа на него никуда не исчезли. Он опасался немедленного вторжения императорских войск в Пьемонт, которое так эффективно использовал в свое время фельдмаршал Радецкий. Однако Дьюлаи не выучил уроки своего командира, и обеспокоенность 27 апреля, на следующие сутки, сменилась более приятными чувствами, когда выяснилось, что австрийская армия так и не подала признаков жизни.

При этом Кавур ощущал неуверенность, связанную с тем, что Англия продолжала плести миротворческие козни. С учетом этого он срочно послал послу во Франции Вильямарине телеграмму следующего содержания: «Австрийцы