На кончиках твоих пальцев (СИ) - Туманова Лиза

– Ты.., – дрожащим голосом проговорила Эльвира, но, совладав с собой, заставила слова звучать ровно, с налетом гнева, – Ты решила отобрать у меня всё? Тебе и Северского оказалось мало? Почему ты не оставишь меня в покое! Прекрати!

Видимо, Вася на радостях от моего звонка, решил тут же расправиться со своей невестой. Пожалуй, в этом на самом деле была большая доля моей вины.

Но я понимала, что Эльвира находилась на взводе, который граничил с истерикой, больше от того, что я вовсе не была наивной маленькой лгуньей, как она решила, которой связь с Маратом Северским позволила возомнить, что она может играть судьбами чужих людей. Напротив, я сама была той силой, что увлекает сердца на свою сторону. Я была музыкой.

– А Шелест оказалась не такой уж и простой, – с долей уважения заметила Алена, подходя ко мне ближе и, как будто впервые рассмотрев, – Мне даже на миг почудилось, что ты ведьма – какая-то другая на сцене стала, опасная и… нереальная, – она с прищуром, пристально и медленно оглядела меня, точно до сих пор искала повод усомниться в том, что я – это я, а не какой-нибудь материальный призрак театра «Орфей».

– Что с того? – почти успокоилась Эльвира, наконец-то возвращая способность владения ядом в своем голосе на должный уровень, – Она всё еще жалкое препятствие. Дурочка, ты думала, что я позволю тебе вот так со мной поступать? Ты же сама себя выдала. Таких девочек, как ты, нужно хорошенько учить жизни, чтобы не выпендривались и сидели тихо, в своих омутах, со своими чертями. Вот там ты можешь творить все, что тебе угодно, но то, что ты сделала сейчас, я тебе не прощу, так и знай! – она сделала шаг вперед.

– О чем ты? – нахмурилась Елисеева, кажется, не до конца осознавая план подруги.

– Раз она забрала у меня самое ценное из жизни, то я поступлю с ней точно также, – она едва заметно улыбнулась, а потом обратилась ко мне, – Я буду ломать твои пальцы один за другим, пока ты не почувствуешь, какого это – потерять всё, я буду методично, одну за другой, выбивать из тебя слезы, пока ты не высохнешь и не превратишься в тень. Кому ты будешь нужна после такого? – она усмехнулась. В глазах девушки горел огонь безумия, – И всё встанет на свои места. Тихушница Шелест. И принц с королевой.

– Эльвира, послушай… Тебе не кажется, что это слишком? – неуверенно возразила Алена, косясь на меня и от волнения сжимая губы, – Это ведь как-то… жестоко. Бесчеловечно…

– Бесчеловечно действовать у меня за спиной, дорогуша, – подняла бровь Эльвира, обращая свою злость на подругу, которая виновато потупила взор, – Даже не мечтай о Северском. Или хочешь занять ее место? Что, хочешь? Я могу и тебе крылья обломать, ты же знаешь.

– Не нужно. Я с тобой, – Елисеева выбивала себе прощение, а я, с безумно колотящимся от страха сердцем, следила за тем, как две разъяренные девушки желали смерти моей душе.

– Вы не посмеете, – едва слышно выдохнула я, делая шаг назад. Я была слабее и едва ли могла справиться с двумя подругами, увеличившими свои силы жаждой мести.

– Потом скажешь спасибо, за то, что избавили тебя от выбора, кто же все-таки лучше из братьев, – издевалась Эльвира, – А то ты вся измучилась, мечась от одного к другому. Жадность – это грех, Шелест. Похоже, ты сегодня получишь много ценных уроков, – она попыталась меня поймать, но я вывернулась и побежала в другую сторону. Но меня перехватила Алена. Я сотрясалась от паники, страх не давал нормально мыслить и всё, что я могла, – это метаться в чужих руках. Они держали меня крепко и куда-то волокли, вероятно, Тихомирова вознамерилась разбить мои руки железной дверью запасного выхода, с силой захлопнув ее о мои дрожащие конечности. Всё это я осознавала как-то отрешенно, независимо от страха, сковавшего тело. Я не могла поверить в происходящее безумие, которое больше походило на страшный сон, – жуткий, до ужаса реалистичный кошмар.

Глаза застлала дымка, они не желали видеть происходящего. Нет, это не могло происходить со мной.

Не меня тащили на растерзание.

Не я бессмысленно металась, как загнанный в ловушку зверь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не я почти теряла сознание от страха, когда страшный суд вот-вот должен был свершиться, отобрав у меня смысл всей моей жизни.

Внезапно мир завертелся. Сильные руки вырвали меня из лап смерти, подняли, крепко сжали, потом поставили на место и отчаянно затормошили, возвращая к жизни онемевшее тело.

Я сделала несколько безуспешных попыток прийти в себя. Впервые стекла моего купола разбивались в мою сторону, раня осколками нежную кожу и оставляя глубокие борозды. Слух был повязан с ощущениями в пальцах, но сейчас всё разрушилось, а точнее, обратилось в режим сбережения силы – я боялась пошевелиться и нарушить баланс хаоса, отклонение в ту или иную сторону от которого могло меня разрушить. Но трещина света все расширялась, а сквозь неё пробивался бесконечно зеленый и невероятно яркий огонь. Он выводил своими щупальцами мое имя и обеспокоено метался, потому что я едва ли на это реагировала. Но вот он приблизился ещё больше и оставил на моих губах сухую печать огня, которая как будто впустила в легкие воздух. И я все поняла.

Марат стоял, чуть согнувшись, сжимал мои плечи и обеспокоено заглядывал в лицо. Он не казался ни злым, ни отстранённым, только бесконечно заинтересованным в том, чтобы до меня достучаться. Многократно повторенное им мое имя заворачивалось в соленые капли в уголках глаз.

Чтобы быть прощённой, нужно прийти в себя. А иначе все окажется напрасным.

– С-Северский – сказала я шепотом , с придыханием, в излюбленной манере влюблённых в него девушек, – Я все соврала.

– У тебя все нормально? – он озабоченно посмотрел на мои руки.

Я, возмущённая его непониманием, заставила его посмотреть на себя:

– Марат, – он поднял на меня взгляд, – Прости меня.

Парень едва склонил голову, его взгляд не изменился. Внезапно он заговорил так резко и холодно, что я вздрогнула от неожиданности.

– Стоять!

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что говорит он это вовсе не мне, а девушкам, которые суетливо пятились прочь, в надежде под шумок наших разборок смыться и не столкнуться с гневом Северского. Но он не был бы собой, если бы не держал все под контролем и позволил им просто так уйти. При взгляде на него даже мне становилось страшно, и я все ещё сомневалась в его способности легко меня простить. Однако уже сам тот факт, что Северский оказался здесь, и, что было уже неудивительно, в который раз меня спас, вселял в меня робкую надежду на примирение. Пока же парень первоочередной задачей видел расплаву с двумя покусившимися на меня подругами. И я не собиралась ему мешать.

Он приблизился к ним, холодный, как тысяча тысяч многолетних льдов, и такой же опасно-безразличный.

– Вам со мной, – отчеканил он и указал им в сторону стрелкового клуба. Усмехнулся, когда заметил, как дрожат девушки, – Вы же такие бесстрашные. Или смелость ограничивается запугиванием неугодных вам личностей?

– Что там? – бесцветно покосилась на соседнюю с «Орфеем» дверь Алена.

Северский не по-доброму улыбнулся.

– Помню, ты хотела получить номер Татарского? Дерзай, у тебя появился отличный шанс, – он сделал несколько шагов, и под его напором Тихомировой и Елисеевой пришлось сдвинуться с места в нужном направлении. Про меня то ли забыли, то ли намеренно игнорировали. Мне показалось, что Марат замер, перед тем, как окончательно скрыться в сумраке здания, но даже не оглянулся. И что же мне стоило сделать, как вести себя, нужно ли было подождать, либо он думал, что я пойду туда, за ними, по чудовищно крутым ступенькам? В прошлый раз я справилась, но исключительно благодаря поддержке парня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я подошла ко входу в клуб и коснулась двери пальцами. Животный страх, испытанный мною ранее, прошёл. То, что сделали со мной девушки, было настолько непростительным, что даже стало не по себе от того, как быстро я успокоилась и перестала об этом думать. А вот о Северском я перестать думать не могла. Несколько высоких ступеней, каждая величиной с мой страх, стояли между нами преградой. Он помнил, он всё, конечно, помнил. Что же это было? Проверка? Желание заставить меня делать выбор? Как сильно ломалась граница страха, если до этого все ужасы мира свернулись в несколько секунд?