Любимый незнакомец - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кливленд зарезал курицу, которая несла золотые яйца, – произнес он. – Правительства вечно творят что-то подобное. Они решили, что смогут выжать из богачей чуть побольше обычного, но прижали их слишком сильно, и богачи разбежались. С другой стороны, во всем есть баланс. Быть может, рано или поздно Кливленд снова его обретет и богачи вернутся.
Они прошли мимо обветшавшего здания с колоннами, на котором висело объявление о скором сносе. То был один из особняков в Ряду Миллионеров. Дани вздохнула:
– В Европе есть здания, которым уже много сотен лет. В Риме новые церкви строят прямо на фундаментах старых. Весь город там стоит поверх других, более ранних построек. А мы здесь… сносим здания, едва видим, что они свое отслужили. Мы сносим их дочиста, и о том, что было прежде, не остается даже воспоминаний. Я не могу с этим смириться.
– Но почему? Ведь разваливающиеся здания и устаревшие городские службы никому не приносят пользы.
– Меня это удручает. Здесь, в Америке, ничто не задерживается надолго. Ни одежда. Ни люди. Ни здания.
– Вы слишком молоды, чтобы так рассуждать, – заметил он.
– Лучшие в мире вещи всегда очень старые, – продолжала она. – А у нас здесь ничто попросту не успевает состариться.
– Старые вещи требуют заботы. Порой… проще начать с чистого листа.
Она хмуро взглянула на него.
– Что такое? – спросил он, улыбаясь при виде бури, отразившейся у нее на лице.
– Вполне естественно, что ценные вещи требуют заботы. Именно это и придает им ценность… то, что мы заботимся о них. А стремление начать с чистого листа означает лишь, что нам не хочется заботиться о том, что у нас уже есть.
– Дани Флэнаган, не приписывайте мне того, чего я не говорил.
– О них никто не заботился.
– О чем мы сейчас вообще ведем речь? – осторожно спросил он. – Мы снова вернулись к началу? К несчастным людям?
– Да, – тихо ответила она. – К несчастным людям, о которых никто не заботился.
– Никто? Вы имеете в виду меня? Или Элиота? Или всю прогнившую систему, которую принято именовать жизнью?
– Всю систему. Как заставить людей о ком-то заботиться?
– Никак.
– Но ведь можно сделать этот мир хоть чуточку более справедливым?
– Справедливости нет. Все в мире несправедливо.
– Да почему вы не можете просто со мной согласиться? – воскликнула она, и он расхохотался.
– Потому что размышления об этом меня успокаивают. Успокаивают куда лучше причитаний о справедливости, – ответил он.
– Я не причитаю.
– Люди сложные существа. Мы хотим быть частью целого, но в то же время не хотим ни на кого походить. Как приучить людей к справедливости, честности и равноправию, если мы на каждом шагу из кожи вон лезем, лишь бы показать, что мы не такие, как все? Дани, вы делаете вещи, которых никто больше делать не может. Разве в этом есть равенство и справедливость?
– Думаю, справедливость в том, что каждый дар имеет определенную цену. Я свою цену заплатила сполна.
– Ах вот оно как. Это уже совсем другой разговор, – кивнул он. – Действительно, у всего есть цена.
Они снова помолчали, но в их молчании больше не чувствовалось противоречий.
– Может, зайдем куда-нибудь поесть? Я ужасно проголодалась, – спросила она жалобным голосом, и он с ужасом осознал, что даже не подумал сам это предложить. Бедняжка умирает с голоду, а он кормит ее высокопарными разговорами.
– Да. Конечно. – Он оглядел темные фасады, закрытые двери магазинов и забегаловок. – Вот только куда?
– Тут рядом Короткий Винсент, – с надеждой в голосе произнесла она. – Кажется, прямо впереди.
– Вы хотите, чтобы я отвел вас на Винсент-авеню? – фыркнул он. Короткий Винсент, улочка между Восточной Шестой и Восточной Девятой, представляла собой квартал, куда съезжались кутить влиятельные и совсем не невинные кливлендцы. Целая череда сомнительных и пошлых заведений – бурлеск-шоу, игровые залы, пивные – питалась за счет денег, которые их посетители зарабатывали в более достойных местах: это придавало вертепу налет элегантности и даже шика. Заведения Короткого Винсента были рассчитаны на вполне определенных клиентов, но вереницу бойких рюмочных и заведений с танцующими дамочками разбавляли закусочные, где неплохо кормили. В кафе «Кони-Айленд» в любое время дня и ночи подавали фирменный завтрак – яичницу и тосты с джемом, причем порции все подносили и подносили, пока посетитель не наедался досыта. При мысли об этом у Мэлоуна заурчало в животе. Дани это услышала.
– В прошлом году открылся «Театральный гриль», там кишмя кишат настоящие звезды и вечно кто-нибудь выступает. Там пел сам Фрэнк Синатра.
– Сейчас вечер пятницы. В таком заведении точно нет свободных мест, – помотал головой Мэлоун. – Но я накормлю вас яичницей в «Кони-Айленд».
Мэлоун был прав насчет толп, в пятничный вечер наводнивших Винсент-авеню. Он умело проложил путь среди гуляющих, придерживая Дани за руку, и сумел заполучить последний свободный столик в кафе «Кони-Айленд», рядом с театром «Рокси», лишь на мгновение опередив других проголодавшихся посетителей.
– Нам фирменное блюдо, – сказал он замученной официантке, и та кивнула, даже не удосужившись записать заказ, стандартный, как и цена – тридцать девять центов, вне зависимости от того, сколько раз гость просил добавку.
– Конечно, – ответила официантка, – сейчас принесу.
– Вы здесь уже бывали, – сказала Дани, оглядывая набитое до отказа кафе. Она сидела очень прямо – Зузана бы осталась довольна, – положив руки на колени. Она так разительно не походила на местных завсегдатаев, что Мэлоун почувствовал, как у него засаднило ладони.
– Да. Я здесь бывал.
В свое время он умял три порции яичницы, выжидая, пока из «Рокси» выйдет Макси-Алмаз, кливлендский гангстер и рэкетир, которого выслеживал Айри. Мэлоун тогда только покончил с делом Линдбергов и подключился в последний момент: Айри решил, что ему для работы может пригодиться собственный «гангстер». Два дня спустя дело было закрыто, и Айри отослал Мэлоуна на Багамы – грех жаловаться. Правда, губернатор Огайо, как раз тогда дослуживший срок на посту, в последний день смягчил наказание одному из парней Алмаза. Мэлоун так и не узнал наверняка, действительно ли Макси сумел заключить сделку с властями. Такая развязка никого бы не удивила. Мэлоун старался не думать о подобных вещах. Если бы он размышлял о них слишком долго, то не справлялся бы со своей работой.
– Я здесь никогда не была, – призналась Дани. – Представляете?
– Вполне представляю. Приличные девушки не бывают в таких местах в одиночестве.
Официантка поставила перед ними две тарелки,
