Синдикатер - РуНикс

«Я думаю, нам теперь нужно задать Луне несколько вопросов».

Он провел пальцами по шрамам на ее запястье. «Что вызвало это?»

Она рассказала ему о своих подозрениях, что она беременна, о том, как она не хотела говорить об этом Тристану, пока ее сомнения не развеялись. были подтверждены. Данте молча выслушал ее теории. Это было то, что они делали с тех пор, как она себя помнила, просто лежали в постели и обсуждали то, что у них на уме, делясь друг с другом тем, что они никогда не расскажут никому другому. До ее мужа и ее любовника Данте был ее лучшим другом, ее первой любовью, и она была так рада, что это все еще так же верно. Быть замужем за мужчиной, которого она любила, мужчиной, который был ее другом в худшее время ее жизни и стал чем-то большим, мужчиной, который был ее первой любовью, ее первым поцелуем, ее первой любовью, это заставило ее чувствовать себя липкой внутри.

Темпест заскулил от треска рации, и Амара нежно поцеловала Данте. «Я покормлю зверя».

Он ухмыльнулся, прикусив ее нижнюю губу.

Она вошла в соседнюю комнату, которую они превратили в детскую, и взяла свет своей жизни. Темпест перестала ныть, увидев Амару, вместо этого надувшись от того, что ее заставили ждать.

«Извините, ваше высочество», — проворковала Амара, подняв ее и поместив на бедро, вес которой теперь был ей очень знаком. Она села в кресло-качалку, стянув бретельку платья вниз и обнажив сосок. Ее дочь покачнулась к нему, и Амара поморщилась, когда она сжала его, усиленно сося и вытягивая молоко, которое вытекало для нее. Они медленно отлучали ее от груди и переходили на бутылочку в течение дня, но она становилась очень капризной по утрам, если не получала еду прямо из источника.

Движение заставило ее поднять глаза и увидеть ее великолепного мужа без рубашки, прислонившегося к дверному проему, сложив руки на груди, и наблюдающего за обеими своими девочками с чрезвычайно довольным выражением на лице. Она умело поменяла груди, переместив Темпест на другую сторону, оставив одну мокрой и открытой. Данте шагнул вперед, наклонился и полоснул своим ртом по ее губам, опустошая ее губы и одновременно сжимая ее освобожденный сосок, заставляя ее ахнуть.

Он выпрямился, слизнул каплю молока с большого пальца, глядя ей в глаза. «Офигенно сексуально».

Обморок.

Повернувшись, он ушел, чтобы пойти и подготовиться к дню, огромная татуировка дракона, дышащая огнем на его спине, колыхалась от движения его бедер, и вздохнул с удовлетворением. Он был тем, кто был чертовски сексуален.

Когда она закончила кормить Темпест, она быстро собралась на день и оставила свой шарф. Она начала оставлять его вне своего наряда все больше и больше, выпуская наружу свои шрамы, гораздо более уверенная в своей коже, чем когда-либо. Может быть, это было из-за того, что она стала матерью. Может быть, это была любовь хорошего человека. Может быть, это было из-за того, что она была доктором Марони. Она не знала, но когда она собралась и вышла, ее мать пришла, чтобы забрать Темпест на утро, она направилась прямиком к дереву.

Ее маленькая Серенити росла прямо рядом с беседкой. Она коснулась листьев один раз и сказала слова, которые она говорила каждое утро.

"Мама любит тебя". Каким-то образом, произнеся эти слова и заботясь о дереве, она сама начала заживлять рану от потери. Хотя она никогда не заживет полностью, это был ее и Данте способ наполнить ее золотом.

Амара задержалась, готовясь к предстоящему дню, прежде чем вернуться в особняк.

Когда она двинулась к подъездной дорожке, дверь в кабинет привлекла ее внимание. Она остановилась как вкопанная. Данте либо пошел в свою студию, либо потренировался по утрам. Поскольку Альфа был там, она сделала ставку на то, что двое мужчин будут драться как мальчишки. Его кабинет открылся только тогда, когда он спустился после душа. Поэтому тот факт, что дверь была слегка приоткрыта, вызвал у нее тревогу.

Бесшумно, что было немного нелепо с ее каблуками, она подошла к двери и заглянула внутрь, проверяя, есть ли там кто-нибудь.

Там было пусто. Толкнув дверь пошире, она вошла в комнату, которая когда-то пугала ее, а теперь напоминала детский сад, и пробежала глазами по всему. Ничто не выглядело не на своем месте. Неужели Данте забыл ее запереть? Она сомневалась в этом, но ничто другое не объясняло этого. Удовлетворенная тем, что все в порядке, она повернулась, чтобы уйти, когда что-то на столе привлекло ее внимание. Наклонив голову набок, она подошла к нему и взяла что-то похожее на полароид.

В тот момент, когда изображение зафиксировалось, фотография выпала из ее рук.

Дрожа, она наклонилась и подняла его, снова уставившись на него. Ксавье — ее биологический отец и преступник — лежал мертвым на столе в луже собственной крови. Это была кровавая картина, которую она не могла себе представить, чтобы Данте просто оставил ее на виду у всех. Нет. Кто-то сломал ее и оставил там для них. Угроза? Информация? Она не знала, но она развернулась на каблуках и пошла к зданию снаружи, где мужчины тренировались друг с другом.

Увидев, как она выходит на траву с миссией и каблуками, некоторые мужчины снаружи окликнули Данте.

Ее муж тут же выбежал, его кожа блестела от пота, а брови были озабоченно опущены.

«Что случилось?» — спросил он, подбежав к ней и встретив ее на полпути.

Амара сунула ему фотографию. «Я нашла это на столе. Кто-то взломал, Данте».

Его челюсть сжалась, когда он позвал одного из главных охранников. «Мне нужны все чертовы камеры наблюдения со вчерашнего вечера. Сейчас же!»

Мужчины разбежались, побежали, чтобы завершить задание. Взлом был большой брешью в безопасности, к чему никто из них не относился легкомысленно.

Альфа подошла к ее мужу сзади, делая фотографию. Данте объяснил, кто это был, и она увидела, как его единственный глаз устремился на нее. Не то чтобы она была расстроена. Она не испытывала никакой привязанности к этому придурку. Но она была обеспокоена, как за их безопасность, так и за своего старого друга Вина, поскольку именно Ксавьер забрал его и поместил под прикрытие.

«Как ты думаешь, что с ним случилось?» — размышляла Амара вслух, пока они стояли там.

Лицо Данте было мрачным. «Я думаю, нам следует приготовиться к худшему, Амара».

Она прерывисто вздохнула, и ее глаза содрогнулись. Она не хотела представлять себе худшего. Она