Ночная смена - Dok

Раз так, то пока мне тут делать нечего. Прошу лопоухого провести меня к заграждению.

Не успеваем выйти из ворот, как навстречу идут Николаич со Званцевым, оба местных майора и пара тех — с Дворцового моста. Замыкает шествие седой сапер. Лицо у него странное — вроде бы и удовлетворен делом. А вроде что-то и ест его в душе.

— Ну, как?

— Забор поставлен, сейчас уже утихомирились.

— Не нравится мне этот забор. Ненадежен и нефункционален. Эрзац — теперь понятно, чем сапер недоволен.

— Пару дней постоит.

— Почистим набережную, растащим машины — усилим. Стройматериалы разгрузили. Так что справимся.

— Если не потеплеет. Покойники на солнышке пошустрее будут. Как змеи.

— Мы поторопимся.

Лопоухий делает странное порывистое движение к Званцеву. Тот протягивает ему руку, словно останавливая:

— Здравствуй, сын!

— Здравия желаю!

— Ну, как?

— Нормально.

— Отведи доктора на «галошу» — комендант просил его прибыть побыстрее.

— Доктор — тут у Вас дела еще есть?

— Срочных нет.

— Тогда стоит уважить коменданта — говорит Николаич — И возьмите пару сигар из запаса. Пригодятся.

Явно знает что-то, чего не говорит.

Лопоухий сопит обиженно. Похоже, что сухая встреча с отцом его огорчила. Парень явно ожидал совершенно другого. Ну, понятно, суровые морские волки, никаких сюси-пуси…

Залезаю на «Хивус» — водила незнакомый, но белая кобура с наганом — очень знакома. Кивает мне водила и отваливает от пристани, на лестнице остается обиженная фигурка лопоухого Званцева — младшего, маленького на фоне строительных конструкций, сваленных кучей. Хороший парень. Зря отец с ним так сухо…

— Как прошло?

— Вроде без потерь. Осталось еще зачистить дома жилые, да в Адмиралтействе тоже в некоторых помещениях мертвяки.

— Спасенных много?

— Не меньше двух сотен.

— Курсанты?

— И преподаватели и штатские тоже есть.

— Теперь, наверное, то же с Училищем имени Фрунзе делать будут — там тоже курсанты заперты. Но там, на Васькином острове упырей много больше.

— Наверное.

— А мы сегодня видели три бронетранспортера — шли по Литейному мосту от Большого Дома.

— Ну, так не мы одни живы…

— Похоже на то…

«Галоша» сквозит почти до самых ворот. Как только слезаю с нее на пристань — разворачивается и уходит опять к Адмиралтейству.

Непонятно — брать сигары и идти к Овчинникову, или наоборот — сначала комендант. А потом сигары? И почему две? Я с армии не курю. Ладно, пойду к коменданту без сигар.

— Хорошо, что Вы пришли… — меня встречает старый знакомый — Павел Александрович. Тот, что предупредил об опасности поедания медвежьей печени. — Я Вас уже давно жду, а времени мало.

— Меня попросили зайти к коменданту.

— Так я Вас и ждал поэтому. Идемте, не хотелось бы опоздать.

— А комендант где?

— В Артиллерийском…

— Да в чем дело-то?

— Вы слыхали, что во время зачистки Зоопарка пострадали два человека?

— Да. Слыхал.

— Один из них — наш коллега. Он не просто пострадал — он спас другого человека — молодого парня из гарнизона. Тот растерялся, а наш сотрудник его успел отпихнуть, спас таким образом. А сам — не успел. Он просил, чтоб Вы к нему зашли. Ему уже совсем плохо, но до конца десанта к Адмиралтейству не хотел Вас отвлекать. Теперь там все успокоилось.

— Но я ж ничем помочь не могу, Вы же знаете, Павел Александрович.

— Значит можете. В конце концов попа тут нет, да и неверующие мы тут большей частью… А врачебная тайна не хуже тайны исповеди.

— Я его знаю?

— Вы его наверняка видели. Он предложил кандидатуру Овчинникова на пост коменданта.

Ага, тот сухонький старик с планками… Две «Красной Звезды», одна — «За Отвагу»… Жаль, похоже хороший был человек, а я даже и познакомиться с ним не успел.

— Ну что ж, пошли… Только я на секунду заскочу к нам в «Салон».

Во дворе Артиллерийского идет возня — люди раздвигают стоящие во дворе экспонаты, и если я правильно понимаю их намерения — открывают дорогу инженерным слонопотамам, увешанным экскаваторными ковшами, бульдозерными ножами и прочими милыми штучками. С другого края — торчит пара БРДМок, там тоже копошатся.

Идем по первому залу дальше поднимаемся наверх по лестнице мимо библиотеки на втором этаже и поворачиваем направо — в давно закрытый четвертый зал. Тридцатые годы сейчас немодны — Халхин-Гол, Хасан, Зимняя война… Множество экспериментальных образцов оружия, трофеи, неслыханно героические картины… давно здесь не был.

Старик лежит рядом с витриной, где выставлены пробные образца пистолетов — пулеметов. Тогда конкурс выиграл ППД — и неудачливые конкуренты оказались в музее. Мне из них всегда нравился ПП под нагановский патрон — этакий маленький карабинчик с маленьким магазином и трогательно выточенной деревяшкой с выемками для пальцев, наполовину прикрывающей магазин…

— Приветствую Вас! (Ну да, здравия желать не получится… Плох старик… Очень плох. Вздутое багровое лицо — его укусили то ли в скулу, то ли в щеку и на рану неряшливо прилеплен грязный и нелепый носовой платок с дурацкими розовыми свинками и цветочками, уже омерзевшая каша во рту при разговоре и все прочие признаки близкой смерти от укуса зомби…).

— Взаимно. Хорошо, что пришли. Паша, ты иди пока, мы поговорить должны…

— Да, конечно, конечно…

— Располагайтесь, доктор. (Звучит как «расплыгатсь доктр»).

— Слушаю Вас. Чем могу быть полезен?

— Есть просьба. Или пожелание. Точнее и просьба и пожелание. Просьба — нет ли у Вас чего-нибудь покурить? Не по чину собирать старые хабарики, как сейчас многие делают, положение обязывало, а курить хочется до зеленых чертей.

(Вот чертов Николаич! Откуда знал-то?)

— Да, захватил вот — такие подойдут?

— Не может быть! Кубинские! Еще как пойдут, если не пересушены. Да хоть и пересушены. Да, эти были у меня любимыми, тем более, что я на Кубе пожил долго.

Лучше не придумать!

Старик довольно ловко, хоть руки и трясутся, проводит манипуляцию обрезания кончика, закуривает и с наслаждением полощет рот дымом. Видно, что ему больно из-за порванной щеки, но момент слишком хорош, чтоб на такую мелочь обращать много внимания.

— Просто замечательно. Уважили, как принято говорить, старика. Теперь пожелание. Как Вам известно, наверное, я совершил невероятно героический поступок, самоотверженно спасая жизнь другого человека, пожертвовал так сказать своей жизнью за други своея.

— Да слышал. (Что-то старик больно патетичен. Конечно, у стариков есть такой пунктик, но этот не таков — железный старик. Скорее ехидствует и иронизирует.)