Игра Хаоса - Алексей Свадковский

      - А теперь бегите отсюда, пока я добрая.

      Заниматься дальнейшими грабежами расхотелось: пропало настроение. Да и зачем? Собранного за века службы у нага хватит на десять жизней и ей, и Саюри, в любом из сотен миров, куда бы их ни отправил Шепчущий. Свобода - почти забытая мечта среди слуг, а ведь она когда-то ею обладала. В стране Небесных драконов, в жемчужном дворце, воины её клана охраняли богоподобного императора. Её с детства учили повиновению и преклонению. Тяжелейшие тренировки, безжалостные учителя, эликсиры алхимиков и заклятья магов. Она и подобные ей были куклами, живыми марионетками, не имеющими ни мыслей, ни страхов. Лишь воля императора была для них законом, а они - его гневом. Они были его руками, и несли смерть тем, кто противился его воле. Безжалостные убийцы и верные телохранители, последняя гвардия императора и опора трона.

      Но, несмотря на безжалостные тренировки, на заклятья магов, Танаша так и не стала безвольной куклой. Её душа смогла сохраниться где-то в глубине тела; её бунтарство так и не смогли вытравить учителя, годы служения, задания и новые тренировки. Её учили многому, превращая её в безжалостное оружие; подобно тому, как кузнец удар за ударом выковывает идеальный меч, из неё создавали оружие, не знающее страхов и сомнений, способное выполнить любой приказ. Если надо, она могла достойно вести себя на большом императорском балу, поддерживать светскую беседу и правильно пользоваться любым из столовых приборов. Она могла быть актрисой и танцовщицей, притвориться аристократкой или шлюхой из портовых районов, менять облики и имена, чтобы в нужное время нанести удар и оборвать жизнь неугодных имперской власти. Эликсиры изменили её тело так, что внешне хрупкая девушка не уступала в силе пещерному медведю; её глаза видели в темноте, и гораздо дальше обычных человеческих глаз: её лёгкие набирали достаточно воздуха, чтобы проплыть не меньше сотни шагов под водой ни разу не вынырнув на поверхность, а её ногти были так же остры, как когти хищника, и прочностью не уступали стальным клинкам. Позволяя ей если надо лазать по отвесным скалам или стенам домов. Её глаза и волосы меняли цвет, на её коже мог появляться и исчезать загар. Из её тела сделали оружие против врагов империи и императора. И вся её жизнь состояла из служения, тренировок, заданий и смерти.

      Она до сих пор помнила то утро, когда боль в животе скрутила её, придя так неожиданно. Она как раз недавно вернулась с задания, которое успешно выполнила: нужно было втереться в доверие к главарю пиратов и контрабандистов, стать близкой подругой, и почти два года ждать момента, чтобы нанести удар, устранить цель и украсть списки. В них были имена тех, кто продавал оружие пиратам и передавал сведения о маршрутах торговых судов; имена тех, кто покупал и продавал розовую пыль, наркотик, наводнивший империю.

      Она как всегда безупречно выполнила работу: умелая обольстительница, утомив ласками и постельными утехами главаря пиратов, подарила ему смерть. Маленький укол заколкой для волос - и могучий двухметровый здоровяк, неудержимый на поле боя, заснул навеки, а она незаметно пробралась в тайник и выкрала записи. Потом была погоня, поиски, но это уже была рутина, к которой она привыкла...

      А теперь внезапная боль в животе. Что это? На подгибающихся ногах она потащилось к врачу, держась за стены, и почти потеряла сознание в лазарете. Там её осмотрели, обследовали, сделали анализы и сообщили: она беременна. Пожалуй, если бы ей сказали, что её назначили императрицей, или ей предстоит убить бога-дракона, она бы удивилась меньше. Ещё в школе убийц, после ежедневных приёмов всех этих эликсиров, изменявших тело, ей сказали, что у неё никогда не будет детей, и она с этим смирилась, свыклась с этой мыслью, лишь иногда украдкой бросая взгляды на детвору, да по ночам плача в подушку. А тут ей сообщают, что у неё будет дитя, что её тело, способное лишь отнимать жизнь, смогло создать новую. Старенький седой лекарь сказал, что нужно прервать этот процесс. Так и сказал: процесс, как будто его родила не мать, а перегонная установка или алхимическая сфера; и тут же отправил её в операционную.

      Она так до неё и не дошла, сбежав по дороге. Наконец в её жизни появился хоть какой-то смысл, и она не могла позволить его отобрать никому: ни своим сёстрам по оружию, ни императору. Её искали лучшие ищейки империи, а она скрывалась, используя всю свою хитрость и полученные за годы службы знания. Ребёнок ей совсем не мешал: животик был небольшим, почти невидимым под одеждой, и ей иногда казалось, что там никого нет, и это всё обман. Но она прислушивалась к себе и слышала стук маленького сердца: тук-тук-тук. И эти слабые звуки придавали ей сил и дарили надежду.

      Ребёнок родился раньше срока, словно торопился поскорее увидеть свет, которого его так хотели лишить злые люди. В маленькой забытой деревушке старуха подала ей в руки крошечное дитя со сморщенной мордашкой, всё ещё помнившее тепло её тела. Саюри. На языке её народа это означало "серебристый снег", в память о деревушке, где она родилась, и о снеге, что падал в ночь её рождения.

      Дальше они странствовали вдвоём. Поиски продолжались: империя хотела вернуть, либо уничтожить обретший свою волю клинок, нарушивший приказы. А Танаше пришлось заняться новым ремеслом: Саюри была больна. Эликсиры, искалечившие тело её матери, не дали ей развиться, как следует. Малышка часто болела, а на врачей были нужны деньги. Большие деньги. Сбережений уже не осталось, и Танаша использовала старые навыки, отточенные за годы службы империи; но только забирать жизни она больше не хотела, поэтому стала отнимать кошельки. Горсть драгоценностей у богача - это капля в море, а десяток золотых или нитка жемчуга могли позволить им с Саюри прожить, не зная нужды, целый месяц.

      И она воровала в домах богачей. Опыт и знания позволяли ей проникать в особняки, дворцы и дома знати. Но её малышка всё чаще болела, всё реже в ней были силы просто даже встать или погулять с мамой по улицам города. Её уже не радовали ни куклы, ни платья; улыбка почти не появлялась на её губах. Ей нравилось лишь перебирать опухшими пальцами драгоценности, которые приносила мама с ночных прогулок: яркие, блестящие камни, золото и украшения. Она любила смотреть, как мама примеряет при ней эти красивые вещи и сменяет наряды. И Танаша воровала, теперь только лишь для того, чтобы хоть на миг увидеть улыбку на губах дочери. А Саюри умирала. Не помогали ни врачи, ни маги, ни самые дорогие эликсиры, стоившие безумных денег. Все, кому она показывала дочь, лишь качали головами и удивлялись тому, как это дитя до сих пор живо. Под конец Саюри уже даже не могла говорить, а лишь часами смотрела на мать, белая, как снег, в честь которого её назвали.