Забытый сад - Кейт Мортон

— Паразиты, ленточные черви. Они обитают в собаках, но часть жизненного цикла проводят в людях или овцах. Обычно они поражают почки или печень, но иногда добираются и до легких. — Он посмотрел на нее. — Подходит, но, боюсь, если не спросить ее саму или не найти еще чего-то в альбомах, ты никогда точно не узнаешь.

— Я еще раз сегодня посмотрю, может, что-нибудь пропустила.

— А я еще подумаю.

— Спасибо. Но особо не старайся, мне просто любопытно.

Кассандра надела перчатки, соединяя пальцы, чтобы посильнее их натянуть.

Кристиан пару раз копнул лопатой землю.

— В ней было слишком много смертей.

Кассандра взглянула на него.

— В моей работе, в онкологии. Она была слишком безжалостна. Пациенты, семьи, утраты. Я думал, что смогу вынести, но, знаешь, это накапливается со временем.

Кассандра подумала о последних днях Нелл, жутком стерильном запахе больницы, холодном, бездушном взгляде стен.

— По правде говоря, я никогда не подходил для нее. Я понял это еще в университете.

— Ты не думал сменить дисциплину?

— Я не хотел расстраивать маму.

— Она мечтала, чтобы ты стал врачом?

— Не знаю. — Их взгляды встретились. — Она умерла, когда я был ребенком.

И тогда Кассандра поняла.

— Рак.

Поняла и то, почему он так стремился забыть прошлое.

— Ради бога, прости меня, Кристиан.

Он кивнул, глядя на низкий полет черной птицы.

— Похоже, дождь собирается. Когда грачи так пикируют, жди дождя. — Он робко улыбнулся, как бы извиняясь за резкую смену темы. — Синоптикам далеко до корнуоллских примет.

Кассандра подобрала садовые вилы.

— Давай поработаем еще полчаса, и хватит на сегодня.

Кристиан посмотрел вниз и пнул земляной ком ботинком.

— Знаешь, я собирался выпить в пабе по дороге домой. — Он взглянул на нее. — Ты, наверное, не… то есть, может, составишь мне компанию?

— Конечно, — услышала Кассандра собственный голос. — Почему нет?

Кристиан улыбнулся, и его лицо словно расслабилось.

— Отлично. Просто отлично.

Свежий, влажный порыв соленого бриза бросил на голову Кассандры большой кленовый лист. Она смахнула его и вернулась к заросли орляка, вонзая маленькие садовые вилы под длинный тонкий корень и пытаясь вырвать его. Она улыбалась сама себе, толком не понимая причины.

В пабе выступала группа, поэтому они остались и заказали пироги и жареную картошку. Кристиан рассказывал самоуничижительные истории о том, как жил дома с отцом и мачехой. Кассандра поведала о некоторых странностях Нелл: ее отказе пользоваться картофелечисткой, потому что та чистит не так экономно, как она сама ножом, ее привычке подбирать чужих кошек, о том, как она оправила зуб мудрости Кассандры в серебро и повесила на цепочку. Кристиан смеялся, и звук его смеха так нравился Кассандре, что она смеялась в ответ

Было уже темно, когда он наконец довез ее до отеля, в густом сыром воздухе фары машины мерцали желтым.

— Спасибо, — сказала Кассандра, выпрыгивая наружу. — Я чудесно провела время.

То была чистая правда. Она провела время неожиданно хорошо. Призраки, как всегда, были с ней, но держались поодаль.

— Рад, что ты пошла со мной.

— Да. Я тоже.

Кассандра улыбнулась через плечо, секунду подождала и закрыла дверцу. Она помахала вслед машине, исчезающей в тумане.

— Телефонное сообщение. — Саманта потрясла кусочком бумаги, когда Кассандра вошла в фойе. — Вы выходили?

— В паб.

Кассандра взяла листок, не обращая внимания на поднятые брови Саманты. «Телефонный звонок от Руби Дэвис, — было написано на листке. — Приезжает в Корнуолл в понедельник. Забронировала номер в отеле «Чёренгорб». Ожидает отчета об успехах!»

Кассандру окатило волной искренней радости. Она сможет показать Руби и коттедж, и альбомы, и тайный сад. Она знала, что Руби поймет, какие они особенные. И Кристиан ей тоже понравится.

— Вас кто-то подвез? Похоже на машину Кристиана Блейка.

— Спасибо за сообщение, — улыбнулась Кассандра.

— Я случайно увидела, — крикнула Саманта, когда Кассандра исчезла на лестнице. — Не думайте, будто я шпионила за вами!

Вернувшись в номер, Кассандра набрала полную ванну горячей воды и кинула в нее немного лавандовой соли, которую Джулия разыскала для ее больных мышц. Она взяла с собой альбомы и положила их на сухое полотенце, разосланное на кафельном полу. Стараясь не мочить левую руку, чтобы переворачивать ею страницы, Кассандра забралась в ванну и вздохнула от удовольствия, когда шелковистая вода сомкнулась вокруг, затем откинулась на фарфоровый край и открыла первый альбом, надеясь, что какая-нибудь пропущенная подробность об отметинах Розы бросится в глаза.

Вода остыла, ступни Кассандры сморщились, но она так и не нашла ничего полезного. Только то же самое завуалированное упоминание об отметинах, которые смущали Розу.

Зато нашла кое-что другое, не связанное с отметинами, однако любопытное. Не столько слова, сколько сам тон записи поразил Кассандру. Она не могла избавиться от ощущения, что заметка значит больше, чем кажется на первый взгляд.

Март 1909 года. Начались работы над стеной коттеджа. Мама считает, и правильно, что лучше пока ей заняться этим, ведь Элиза не может. Коттедж слишком уязвим. Он мог оставаться открытым прежде, когда использовался нечестиво, но сейчас незачем подавать сигналы в море. Совсем наоборот, никто из нас не желает открытости. И никакие предосторожности не будут чрезмерными, ведь, хоть мы можем многое приобрести, потерять можем еще больше.

Глава 39

Роза плакала. Ее щека была теплой, а подушка мокрой, но она продолжала плакать. Она зажмурила веки от коварного зимнего света и плакала так, как не плакала с раннего детства. Гадкое, гадкое утро! Как смеет солнце так спокойно вставать, чтобы посмеяться над ее горем? Как смеют люди так уверенно заниматься своими делами, когда Роза вновь просыпается, чтобы обнаружить, что конец всем ее надеждам написан кровью? Она гадала, сколько еще ей терпеть это ежемесячное отчаяние?

В каком-то жутком смысле лучше было знать правду, поскольку, несомненно, самые тяжелые дни лежали посередине — длинные дни, когда Роза позволяла себе воображать, мечтать и надеяться. Надежда — как же она возненавидела это слово! Коварное семя, посеянное в людской душе, тайно растущее без малейшего ухода и вдруг расцветающее столь волшебно, что просто невозможно не лелеять его. Именно надежда мешает человеку делать выводы из опыта. Ведь каждый месяц, по окончании недельного кровотечения, Роза ощущала возрождение предательской надежды, и грифельная доска ее опыта становилась чиста. Она забывала собственные обещания, что на этот раз не станет подыгрывать, что больше не падет жертвой жестокого и благодушного внутреннего шепота, как прежде. Ведь отчаявшиеся люди цепляются за надежду, точно моряки за обломки корабля. В течение года была одна небольшая передышка от ужасного цикла. Месяц, когда кровотечение не пришло. Разумеется, доктор Мэтьюс был вызван, провел осмотр и произнес благословенные слова: она ждет ребенка. Какое счастье слышать, как твою заветную мечту озвучивают столь спокойно, без малейшей мысли о предшествовавших месяцах разочарования, с твердостью и уверенностью, что все пойдет своим чередом. Ее живот разбухнет, и ребенок родится. Восемь дней она лелеяла драгоценные новости, шептала слова любви своему плоскому животу, ходила, говорила и мечтала по-иному. А потом, на девятый день…

Роза услышала стук в дверь, но не пошевелилась. «Уходи, — подумала она, — уходи и оставь меня в покое».

Дверь скрипнула, и кто-то вошел, раздражая уже тем, что пытался не шуметь. Что-то поставили на прикроватный столик, затем раздался тихий голос над ухом.

— Я принесла вам завтрак.

Снова Мэри. Как будто мало, что она видела простыни, отмеченные темным укором.

— Бодритесь, миссис Уокер.

Миссис Уокер. От этих слов у Розы сжался желудок. Как она хотела стать миссис Уокер! После того как встретила Натаниэля в Нью-Йорке, танцевала с ним танец за танцем и сердце билось в груди, осматривала залу, пока не находила его, задерживала дыхание, пока их взгляды не встречались и его губы не растягивались в улыбке, предназначенной ей одной.

А теперь это имя — ее, и все же она оказалась недостойной Натаниэля. Жена, которая не может выполнить главную задачу замужней женщины. Не может дать своему мужу то, что обязана дать хорошая жена. Детей. Здоровых, счастливых детей, которые будут носиться по поместью, понять тележные колеса по песку, прятаться от гувернантки.

— Не надо плакать, миссис Уокер. Рано или поздно это обязательно случится.