100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин

Солдаты для Суворова не были только средством для достижения той или иной цели. Он берёг своих подчинённых, заботился о них так же, как о себе („Возлюби ближнего своего…“). Был поистине отцом родным для солдат. Поэтому потери его войск были минимальными, а то и просто ничтожными в сравнении с потерями противника. „Воевать не числом, а умением“ — его руководство к действию.

В младшие офицеры был произведён в 1754 году. Сначала служил в пехотном полку, потом был назначен обер-провиантмейстером. Выполнял интендантские работы, писал ежемесячные отчёты о наличии, приходе и расходе провианта, фуража и денежной казны. Пребывание на нестроевых должностях позволило на практике освоить непростое умение обеспечивать войска всем необходимым, организовывать тылы.

Первое боевое крещение получил в Семилетней войне, добившись назначения в действующую армию. Чины свои стремился заслужить, а не выслужить. В стычках с пруссаками проявил незаурядное хладнокровие, смётку, решительность и храбрость. На него обратил внимание генерал Берг, назначив его командиром лёгкого кавалерийского полка. Последовала череда подвигов и побед Суворова — всё более значительных. Среди его записей есть такая, на французском языке: „Если я был бы Юлий Цезарь, то назывался бы первым полководцем мира“ (вполне справедливо отмечено; ведь многих завораживают высокие звания, а не деяния; императору прославиться легче, чем боевому командиру). И далее по-русски: „Настоять на этом было бы подобно тому московскому архимандриту, что себя пожаловал в первосвященники“.

Его тяготило пребывание при дворе. „Здесь поутру мне тошно, а с вечеру голова болит! Перемена климата и жизни. Здешний язык и обращения мне незнакомы“. Он не умел пребывать в безделье: „Животное, говорю я, нам подобное, — писал Суворов А.И. Бибикову, — привыкает к трудам, пусть даже с заботами сопряжёнными, и лишившись их, почитает себя бессмысленной тварью: продолжительный отдых усыпляет“.

Другой отрывок из этого письма, помогает понять убеждения и привычки Александра Васильевича: „Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключил доброе имя моё в славе моего отчества… Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей. Жизнь моя была суровая школа, но нравы невинные и природное великодушие облегчали мои труды; чувства мои были свободны, а сам я твёрд… Теперь я изнываю в праздности, привычной тем низким душам, кои живут для себя одних, ищут верховного блага в сладостной истоме и, переходя от утех к утехам, находят в конце горечь и скуку… Трудолюбивая душа должна всегда заниматься своим ремеслом: частое упражнение так же оживляет её, как ежедневное движение укрепляет тело“.

Иногда можно услышать, будто Суворов был кровавым карателем, подавившим польское восстание. Это — ложь. Да, он громил польских конфедератов, но почти всегда имел меньшее количество русских воинов, пленных приказывал щадить, а мирное население не обижать. Варшавяне вручили ему золотую табакерку с лаврами из бриллиантов и надписью: „Варшава своему избавителю“.

А вот, к примеру, напутствие Наполеона своим войскам: „Москва и Петербург будут наградою ваших подвигов. В них вы найдёте золото, серебро и другие драгоценные сокровища… Вы будете господствовать над русским народом, готовым раболепно исполнять все ваши повеления“.

Подобной низости Суворов себе не позволял. И ни разу в трудную минуту не бросал он, подобно Наполеону, свои войска. Даже в преклонные года совершил беспримерный переход со своей армией через Альпы, с честью выйдя из безнадёжной, казалось бы, ситуации. В „Науке побеждать“, наставлении солдатам, он напоминал: „Грех напрасно убить“. И наказывал: „Обывателя не обижай, он нас поит и кормит; солдат не разбойник“ (у прославленного Наполеона были, как видим, иные принципы).

Необыкновенная личность Суворова определённо проявилась в стиле. Он так излагал три воинских искусства. „Первое — глазомер: как в лагере стоять, как идти, где атаковать, гнать и быть. Второе — быстрота (Ура чудеса творят, братцы!). Третье — натиск… Субординация — послушание, экзерциция — обучение. Дисциплина, ордер воинский — порядок воинский, чистота, здоровье, опрятность, бодрость, смелость, храбрость, победа. Слава, слава, слава!“

Чеканные фразы, острые мысли, верные суждения совершенно уникальны. Странное сочетание латинских афоризмов и русских народных пословиц: „Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко… Пуля дура, штык молодец… Береги пулю в дуле“. „Тяжело в ученьи, легко в походе“. „Неприятель сдался? — Пощади!“

Его здравый ум проявлялся и в умении вести сельское хозяйство. Он наставлял своих крепостных: „Лень рождается от изобилия… В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от чего земля вырождается“. Беспокоят его не только „производственные показатели“. Пишет управляющему: „У крестьянина Михайлы Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать… Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег… Особенно почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей. Того ради Михайле Иванову сверх коровы купить ещё из моих денег шапку в рубль“.

Имея крепостной театр, он и тут не остаётся равнодушным: „Васька комиком хорош. Но трагиком будет лучше Никитка… Держаться надобно каданса в стихах, подобно инструментальному такту, — без чего ясности и сладости в речи не будет, ни восхищения… Сверх того французской грамматике заставь учиться исподволь Алексашку, парикмахера“.

…В одном из английских журналов того времени был карикатурно изображён усатый великан с огромной саблей в руке; подписано: таков Александр Суворов, имеющий рост 6 футов 4 дюйма (под два метра!). В одном они не погрешили против истины: был он действительно чудо-богатырём по силе духа и уму, оставался частицей русского народа, воплощая в себе лучшие его качества.

Полководец Суворов не имеет себе равных в истории человечества: он не проиграл ни одного из множества сражений, обычно имея в своём распоряжении меньше войск, чем противник. И дело тут не только в боевой подготовке его солдат, но прежде всего в „искусстве побеждать“, которым Суворов владел в совершенстве. Он не только обладал неординарным мышлением, преподнося сюрпризы неприятелю, но и был умнее своих противников.

При Туртукае, имея 500 человек, он разгромил 4-тысячный турецкий корпус. Потери русских — 200 убитых и раненых, турок — 1500. Совершенно необыкновенным было сражение за Измаил. Крепость считалась неприступной, защищала её отличная, хорошо вооружённая армия. Суворов решился на штурм, имея меньше солдат, чем обороняющиеся! Он взял крепость, потеряв 4 тысячи убитыми и 9 тысяч ранеными, тогда как у турок было убито 26 тысяч, а 9 тысяч сдались.

— Чем я могу наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич? — спросил его после этой победы главнокомандующий князь Г.А. Потёмкин.

— Ничем, князь, — был ответ. — Я не купец, не торговать приехал. Кроме Бога и Государыни, никто наградить меня не может.

Суворов был творцом своей судьбы. От заурядного дворянина был возвышен до князя, которому положены „царские почести“. От солдата поднялся до генералиссимуса. И всё это было добыто на полях сражений, ценой невероятного напряжения физических и умственных сил, с постоянным риском для жизни, да ещё вопреки недоброжелателям и завистникам.

Во многом благодаря его подвигам Россия впервые прогремела на весь мир как великая победоносная держава, а Александр Суворов — как гениальный русский полководец. Его чудачества шокировали придворных. Ничего удивительного: он их глубоко презирал, глядя с высоты своего умственного и духовного величия. Они, в свою очередь, не могли заметить и оценить то, что было выше их понимания.

А. В. Сухово-Кобылин

В 1850 году в Москве произошло убийство, оставшееся нераскрытым. Оно было уникальным, ибо определило два несопоставимых, но взаимно связанных события: трагедию несчастной женщины и появление выдающегося драматурга.

Ночью 8 ноября к начальнику московской полиции обратился А.В. Сухово-Кобылин с заявлением о пропаже его близкой знакомой Симон-Деманш. На следующий день один из дежурных приставов рапортовал: „За Пресненской заставой, на Ходынском поле найдено у дороги мёртвое тело женщины неизвестного звания“. Убитая была молода, красива, хорошо одета. На её горле рана, под левым глазом большой синяк, одно ребро сломано.

Это была француженка Луиза Симон-Деманш. С ней Сухово-Кобылин познакомился в парижском ресторане и был очарован её красотой. Посоветовал ей приехать в Россию, написал рекомендательное письмо к владелице модного ателье и дал тысячу франков на дорогу. Вскоре она устроилась там модисткой. Они встретились, и он предложил ей отправиться с ним жить (но не жениться) в его имение. Она согласилась.