История Льва - Микита Франко

Но потом вернулся папа, и Лёва понял, что такое настоящие кошмары. Мама перестала ходить с ним на разведение, и он начал скучать по мосту, по тому времени, которое осталось в памяти как совершенно особенное, и ему хотелось, чтобы папа куда-нибудь исчез (и иногда даже хотелось, чтобы Пелагея исчезла тоже), и чтобы всё стало как раньше: он, мама и Дворцовый мост.

Вот чего хотел Лев на самом деле: не посмотреть на мост, а посмотреть на мост вместе с Яковом. Может, им и правда было бы скучно в первый раз. Может, они бы даже сказали: «Ничего особенного» (Лев бы точно так сказал). Но если бы они ходили к нему хотя бы иногда, если бы устроили пикник на ближайших холмах или прогулялись по пляжу, это бы стал их мост. У них бы появилось своё место. И тогда, думая о Власовском, Лев бы думал не о подвале, бите и скинхедах, а о Золотых Воротах, и, если бы кто-то другой говорил: «Золотые Ворота», он представлял бы не красные башни с подвесными торсами, а Якова.

Однажды, когда Яков, утомленный долгой дорогой на поезде и быстрым сексом, засыпал в его постели (в почти такой же комнате, как и в кампусе Беркли), Лев, осторожно водя подушечками пальцев по его коже на спине и плечах, спросил шепотом:

- Почему у нас нет ничего нормального?

Тогда, говоря о «нормальном», он впервые не имел в виду «гетеросексуального». Он хотел спросить о другом. О своих местах, о любимых фильмах, о песнях, которые играют в торговых центрах только для них, потому что именно под эту песню случилось что-то особенное, о доверительных разговорах по ночам, о том, как это – когда твоих родителей съели крокодилы, о том, как это – когда твоего отца съела война. Почему они ничего друг о друге не знают? Ничего, что действительно стоило бы знать.

Но Яков уже спал, и тогда Лев, отвернувшись к стене, обнял подушку, как он делал всегда, если засыпал один, а тогда подумал: это же всё равно, что спать одному, это же как в одной постели с незнакомцем.

Самое впечатляющее, что Лев увидел в Кастл-парке: парковка детских колясок. Он так и не сообразил, настоящая она или импровизированная: люди выстраивали коляски вдоль цветочных клумб и уходили, ничуть не обеспокоенные сохранностью имущества. Лев подумал, не стать ли ему Робином Гудом для бедных матерей-одиночек? Отнимать коляски у богачей и отдавать нуждающимся. Хотя, наверное, с такими идеями лучше идти в Диснейлэнд: вот где настоящие богачи Америки.

Он и сам не знал, почему выбрал Кастл-парк в качестве первой достопримечательности на своём туристическом маршруте. Может, потому что он был ближе всего к его общежитию, может, потому что на Диснейлэнд у него не было денег, а может, потому что на рекламном щите напротив Волмарта было написано, что Кастл-парк впечатлит как детей, так и взрослых. В любом случае, ему нужно было найти, чем себя занять, потому что Яков стал приезжать только в выходные дни, ссылаясь на загруженный рабочий график.

Кастл оказался обыкновенным парком аттракционов — ничем не лучше тех, что Лев видел в России. Вот, например, крутящаяся махина с качелями на цепочках была и в Петербурге, в парке Победы возле его дома, и среди ребят ходили легенды, что однажды эта махина так раскрутилась, что цепи не выдержали и сидение качелей оторвалось вместе с маленькой девочкой – они улетели куда-то за деревья и, ясное дело, девочка разбилась. Когда Лев рассказал эту легенду Пелагее, та восхитилась: «Правда что ли? Прикольно!», а когда повторил в очереди за билетами в Кастл-парке чья-то чернокожая мамаша попросила его уйти.

Американских (ну, или русских, как они там говорят) горок в парке не оказалось, и вообще он выглядел слишком детским: много ярких конструкций из лошадок и паровозиков, и слишком мало по-настоящему опасных сооружений, на которых можно убиться. Лев не хотел убиться всерьёз, но хотел почувствовать, что близок к этому.

В конце парка он нашёл тир: странное здание цвета хаки, больше похожее на склад боеприпасов, чем на тир в парке развлечений, и от этого оно выглядело ещё скучнее, чем всё остальное. Лев хотел пройти мимо, пока не наткнулся взглядом на объявление: «Ищем инструктора по стрельбе, оплата почасовая». Лев проскользнул внутрь (места оказалось мало – в трех шагах от двери стойка, с которой нужно стрелять, а дальше – мишени), и обратился к управляющему: - Какой инструктор вам нужен?

Управляющий – дядька-мексиканец лет за пятьдесят – смерил Льва недоверчивым, даже уничижительным взглядом:

- Ты точно не подойдёшь, пацан.

Лев нахмурился:

- Я умею стрелять.

- Да, как и каждый второй школьник.

- А что нужно, чтобы работать у вас? – не сдавался Лев.

- Быть старше двадцати одного. А я сомневаюсь, что ты старше, sprat.

Лев не понял, как тот его назвал. Килька? Рыбёшка? В смысле, он считает, что Лев похож на маленькую рыбку или что?

- Давайте я вам покажу, - предложил Лев.

- Что покажешь?

- Как стреляю.

- Если хочешь пострелять, плати два бакса, – мексиканец кивнул на табличку с ценником.

Лев, мысленно назвав его жлобом, покорно положил две долларовые купюры на стойку. Мексиканец начал готовить для него ружьё, но Лев сказал:

- Я сам.

Так делать было нельзя, не по инструкции, но управляющий передал ружьё Льву: «Значит, заинтересовался» - удовлетворенно подумал тот.

Это была легкая пневматическая винтовка, Лев раньше имел дело с похожими: когда они с отцом ходили в тир (в рамках подготовки к военной академии), тот обычно предлагал ему Байкал МР-512.

Лев надел наушники, ударил кулаком по стволу и разместил в магазине свинцовые пули. Вернув ствол на место, он перезарядил ружье, прицелился – мишенями выступали тряпичные человечки, набитые соломой, с рисованным жутковатым лицом – и каждому, поочередно, снёс голову.

В ожидании одобрения посмотрел на мексиканца.

Тот, хмыкнув, подготовил для него пистолет, похожий на Макарова, и показал на бумажные мишени-круги, прикрепленные к стене.

- В центр попадёшь?

Лев ощутил укол неуверенности: вспомнил, как пытался попасть в Москву дротиком, а в итоге улетел в Новосибирск. Обхватив рукоять ладонью, он вытянул руку вперед, вспоминая, чему учил отец: пистолет – это продолжение руки, это невидимая линия: глаз - целик - мушка – мишень. Может, не так сильно он хотел в Москву, раз не вспоминал об этом тогда? Но дротик –