Секретные операции абвера - Оскар Райле

— Вы поляк, польский офицер. Мне было бы интересно услышать, какие причины побудили вас вести шпионаж против Германии в пользу Великобритании, ради чего вы в течение целого года, занимаясь такой опасной деятельностью, день за днем ставили свою жизнь на карту. Вы же с самого начала давали себе отчет, что рано или поздно попадете в руки абвера.

— Ответ очень прост. Я отдавал все свои силы на благо моей страны. Как офицер, я считал это своим долгом.

— И вы действительно верили, будто ваша шпионская деятельность принесет пользу вашей родине? Если победит Великобритания, от этого выиграет и Советский Союз. Неужели вы думаете всерьез, что ваша страна и народ выиграют, если Советский Союз выйдет из этой войны победителем? Будет ли тогда у Польши свобода, государственность и будущее, о чем вы мечтаете и чего для нее желаете?

— Об этом я пока всерьез не задумывался. Я офицер и исполняю свой долг.

— Может быть, вам стоит все же подумать над моим вопросом. Мы, немцы, рассматриваем Советский Союз и коммунизм как самого большого врага Европы. Если вы взвешенно подумаете над общей ситуацией, возможно, обнаружите некоторые совместные интересы Польши и Германии в борьбе против Советского Союза и коммунизма. Я был бы рад, если бы вы пришли к таким выводам.

На этом я закончил наш разговор.

Когда я несколько дней спустя во второй раз посетил Армана в Фресне, ему уже, как казалось, ход моих мыслей не был антипатичен. Для него было бы крайне печальным, наконец сказал он, если бы его страна оказалась под коммунистической пятой.

При третьем разговоре Арман сам заявил, что он готов тайно работать в пользу Германии, если он этим сможет послужить своей родине и арестованным товарищам. Тут я решил, что пришла пора обсудить с ним разработанный мной договор. Наконец он окончательно решился после инсценированного побега через Южную Францию и Испанию отправиться в Великобританию и там по мере сил и возможностей вести шпионаж против всех держав-противников, за исключением Польши.

Он принял с радостью нашу ответную гарантию, что находящиеся под арестом члены организации Réseau Interallié не предстанут перед судом. Но при подписании соглашения Арман потребовал внести дополнение, что все усилия, прилагаемые им для победы Германии, делались им на благо его родины — Польши.

Складывалась крайне странная ситуация. Пойманный шпион ставит контрразведке вражеской страны, в руках которой он находится, условия будущего сотрудничества. Тем не менее можно было рассчитывать на то, что шеф нашей службы согласится и мы сможем заключить договор, введя дополнение, о котором просил Арман. Нашей службе приходилось хвататься за любую предлагаемую возможность, чтобы получать как можно больше точной информации из Великобритании.

Конечно, следовало учитывать и то, что Арман мог дать признательные показания в Интеллидженс сервис или своему польскому начальству, действующему в Лондоне, о заключенном с нами соглашении, и тогда вражеская разведка попытается передавать нам дезинформацию. Но даже из подобной дезинформации противника мы, в определенных условиях, могли выуживать важную информацию.

Чтобы как можно надежнее нас обезопасить, в проект договора включили еще один пункт, что абвер будет считать себя свободным от принятых обязательств в отношении арестованных шпионов Réseau Interallié, если Арман выдаст противнику заключенный с нами договор.

Нам показалось довольно своеобразным требование Армана, что его вклад после окончательной победы Германии должен пойти на пользу Польше. Верил ли Арман в победу Германии или его требование заключало иронию? У такого опытного контрразведчика, как Арман, нельзя было исключать возможность издевки. Тем не менее нынешнее положение дел в принципе не могло исключать счастливого исхода войны для Германии.

Японцы после нападения на Пёрл-Харбор сообщали о новых многочисленных победах. На Восточном театре фронт на юге после суровой зимы снова покатился дальше на восток, а в Северной Африке у фельдмаршала Роммеля имелись серьезные успехи. Арман в последние месяцы в тюрьме получал только немецкие газеты. Вполне возможно, что сейчас, благодаря многочисленным сообщениям в нашей прессе о победах, он действительно был убежден, что Германия выиграет войну.

Теперь нам необходимо только решение и согласие шефа службы в Берлине. Полковник Роледер, начальник службы контршпионажа, поддержал мой замысел, и адмирал Канарис дал санкцию. Текст договора в окончательной редакции подписали Арман и я. Тем временем наступил май 1942 года.

Теперь начались технические приготовления к запланированной операции. Ее кульминация приходилась на инструктаж Армана, на что в Великобритании ему следует в первую очередь направить свое внимание и каким способом передавать разведданные. Поэтому необходимо научить его собирать рацию из обычных радиодеталей. Кроме того, следовало освежить его радиотехнические знания.

В несколько недель Арман овладел необходимыми навыками.

Для инсценировки его побега, который не вызвал бы подозрения, что это уловка абвера, назначили день 14 июля 1942 года. Память о взятии Бастилии и начале Великой французской революции, которое приходилось на этот день, всегда выводили население на улицы. В прошлом году они были просто переполнены. И в этот раз ожидалось то же самое.

При прекрасной погоде Париж кипел от народа, обстоятельство, благоприятное для проведения операции. Под предлогом, будто Арман вызывается на допрос в одно из ведомств в Париже, его забрали из тюрьмы Фресне и повезли в открытой легковой машине. На одной из самых оживленных улиц Арман выпрыгнул из машины и скрылся в толпе. Его официальные конвоиры бросились за ним и имитировали погоню за сбежавшим арестантом столь правдоподобно, что сотни зрителей-французов, случайно оказавшихся на спектакле, уверились в подлинности побега.

Уловка удалась. Будет ли спланированная против британской Интеллидженс сервис контригра и в дальнейшем развиваться столь успешно?

С Арманом условились, что через несколько дней после разыгранного побега он попытается уйти в Париже в подполье и разыскать членов Сопротивления, чтобы найти у них убежище и с их помощью проинформировать о побеге какую-нибудь группу в Южной Франции, борющейся против Германии. Через три дня он должен прийти на явку в Париже. Я собирался дать последние инструкции.

А если в эти три дня Арман установит контакт с каким-либо подразделением Сопротивления и донесет им о явке? Он ведь по-настоящему свободен: слежка за ним была не в интересах абвера. Это могло бы повредить начатой контригре. Если бы Арман такое задумал, то уже через несколько часов мог оказаться в Южной Франции, где стал бы недосягаем для абвера.

Объявится ли он через трое суток? Не придет ли он к мысли: к чему рисковать, укроюсь-ка лучше на юге Франции?

Арман сдержал слово, придя на условленную встречу. Он был явно убежден в том, что абвер выполнит условия заключенного с ним договора. Впрочем, он уже вышел на одну группу Сопротивления, имевшую связь с Южной Францией.

Арман поехал на юг Франции. Несколько моих сотрудников следили за ним в этой поездке и установили, что он точно придерживается достигнутых договоренностей. После короткой остановки в Южной Франции он продолжил свое движение в направлении Испания — Португалия. Дальше абвер уже не мог сопровождать и контролировать Армана, окончательно вышедшего из сферы германского влияния. Как-то он, уже свободный человек, будет действовать дальше?

В августе 1942 года радиоцентр абвера, где принимали радиограммы от собственных нелегалов, на каждом сеансе, предназначенном для связи с Арманом, работал на прием. Шли неделя за неделей без какого-либо радиосигнала в эфире от Армана. Но я настоял на том, чтобы радиоцентр продолжал оставаться на его приеме. Возможно, сразу по прибытии в Лондон его арестовали или он еще не подыскал для себя подходящей квартиры и не нашел возможности собрать передатчик и скрытно отправить радиограмму.

Наконец — в конце января 1943 года — в эфире появились позывные от Армана. Устанавливался радиообмен, как и было с ним договорено. С напряжением ждали расшифровки первого сообщения, пришедшего по этому каналу из Лондона в абвер.

Разочарование мое было велико. Сообщение было крайне скудным, а именно: говорилось о наблюдениях за военными мероприятиями в Великобритании, но, с моей точки зрения, они были довольно малозначительны. Было совершенно понятно, что Арман сможет сообщать гораздо более обширные и важные сведения, если будет жить в Лондоне свободно. Приходилось сомневаться в его искренности и желании сообщать нам все, что ему известно о военных и политических событиях в стране. Или тот, кто сидел за рацией там, в Лондоне, был вовсе не Арман, а вражеский радист, передававший только то, что хотела Интеллидженс сервис? Следовательно, радиограммы могли содержать дезинформацию.