Какого цвета страх - Хинштейн Александр Евсеевич

Своими глазами я видел большие суммы наличных, которые ходили по «Роскомтеху». Помню, из Оренбурга деньги еженедельно привозили даже в мешках. По тем временам цифры огромные — сто, двести, триста тысяч рублей.

Монастырецкий отвозил их в ФАПСИ. Прямо говорил: повез шефу «зарплату»…

— На ваш взгляд, Старовойтов — хороший бизнесмен? В принципе, кто он больше — бизнесмен или федеральный министр?

— Не знаю, какой он министр и генерал — мы общались только в определенной плоскости, но бизнесмен прекрасный. Деньги Александр Владимирович зарабатывал с удовольствием, очень талантливо.

— Как вообще получилось, что вы, бизнесмен, смогли так близко сойтись с генералами, руководителями спецслужбы?

— Для меня они были не генералы, а компаньоны.

…Со Старовойтовым и Монастырецким я познакомился осенью 91-го. Вместе искали красную ртуть.

Если помните, это было время массового психоза. Все были просто ослеплены возможностью сказочно обогатиться. Я же работал в «Лицензионторге», и именно мне Минатомэнергопромом было поручено заниматься красной ртутью. Выяснять, кто и где её производит, можно ли продавать её на экспорт.

О моих усилиях знали многие. В том числе и Старовойтов. Он вышел на меня, предложил заниматься красной ртутью вместе с ними. Точнее, с учрежденным Комитетом правительственной связи (так тогда называлось ФАПСИ) концерном «Симако», генеральным директором которого был Монастырецкий.

— Зачем им это было надо?

— Речь шла о сумасшедших деньгах. Возможная прибыль оценивалась в десятки миллионов долларов.

Любой человек, любая структура были заинтересованы к этой работе приобщиться. В том числе и ФАПСИ, никакого отношения к красной ртути не имеющее. Только непреодолимое желание заработать заставило Старовойтова искать всему какое-то объяснение.

— Он его нашел?

— Притянул за уши. Дескать, ФАПСИ — недавно созданная спецслужба, она ещё не успела стать коррумпированной. Потом, в Подмосковье есть много секретных объектов, которые можно приспособить под временные базы для хранения красной ртути.

По просьбе Старовойтова ФАПСИ было включено в проект распоряжения правительства по экспорту красной ртути как один из спецэкспортеров. Всего же «продавцов» было трое — ещё Комитет по внешнеэкономическим связям и Минатомэнергопром.

— А вам какой резон «делиться» со Старовойтовым?

— У «Лицензионторга» было очень мало средств и возможностей. А у «Симако» и ФАПСИ было все: деньги, связи. Они спокойно могли арендовать самолет 235-го правительственного авиаотряда, заказать маршрут в закрытые города — например, в Красноярск-26. ФАПСИ выделяло нам автомобили со спецсвязью, личную охрану.

То, над чем я бился бы неделями, Старовойтов решал одним телефонным звонком. Он организовал даже испытание полученных образцов в институте Курчатова.

— И чем все закончилось?

— Должен сразу сказать, что красной ртути мы так и не нашли, хотя бились над этой проблемой около года.

(Особо дотошным рекомендую прочитать книгу генерала МВД Гурова «Тайна красной ртути», в которой подробно рассказывается о «краснортутной эпопее». Трижды там встречается и имя Кущева. Один раз упоминается таинственный генерал КГБ «Монастырский». — А.Х.)

Заработать — не заработали, но зато познакомились, сблизились. Старовойтов и Монастырецкий пригласили меня поработать заместителем генерального директора в концерн «Симако». Произошло это в мае 92-го.

— Что собой представлял «Симако»?

— Если следовать названию — «Системы массовых коммуникаций», то концерн был призван развивать телекоммуникационные системы под патронажем ФАПСИ. Фактически же занимался он мелкими спекулятивными операциями. Торговали всем, чем угодно, — компьютерами, галошами, сахаром. Прокручивали льготные госкредиты. Организовывали откровенные аферы.

Вот такой пример. В 92-м году один из руководителей «Симако» выехал в африканскую республику Сьерра-Леоне и встретился с тамошним президентом. Пообещал какие-то баснословные товарные кредиты — экскаваторами, МАЗами, КамАЗами. В общем, посулил горы золотые.

В качестве залога под этот проект президент Сьерра-Леоне вручил уникальный алмаз ценой в полмиллиона долларов. Предполагалось, что алмаз будет заложен в банке, под него получат кредит, купят технику, а затем Сьерра-Леоне рассчитается деньгами и «Симако» вернет неграм алмаз.

Но вышло все с точностью до наоборот. Этот руководитель вывез алмаз в Париж, получил кредит и деньги присвоил. А когда один из сотрудников посольства Сьерра-Леоне в Москве попытался потребовать этот алмаз обратно, «симаковский» вышибала Володя Шумаков просто набил дипломату морду. Этого Шумакова специально держали в концерне для того, чтобы запугать кого-то, избить.

Африканцы поняли, что алмаза им больше не видать.

— Старовойтов с Монастырецким знали об истории с алмазом?

— Знали, конечно, но никаких мер к тому, чтобы остановить авантюриста, не принимали. Они даже не сообщили о случившемся в КГБ, хотя были прекрасно осведомлены, что алмаз собираются вывозить в Париж.

…В «Симако» я проработал недолго. Летом 92-го Монастырецкий и Старовойтов вдрызг поругались с Горским — президентом «Симако». Было решено создать новую коммерческую структуру ФАПСИ — «Роскомтех». В августе я стал вице-президентом «Роскомтеха», а Монастырецкий — президентом.

2. Как Старовойтов открыл 700 километров госграницы

— В октябре 93-го Монастырецкий ушел из «Роскомтеха» обратно в ФАПСИ. Почему?

— Старовойтову были нужны свои кадры. Монастырецкий мне прямо говорил: дескать, Александр Владимирович попросил вернуться. Кругом воры и жулики, того и гляди доведут до тюрьмы. А Монастырецкий — свой, ему можно доверять.

— Они были настолько близки?

— Исключительно близки. Не было все эти годы человека ближе к Старовойтову, чем Монастырецкий.

— Перейдя в ФАПСИ, Монастырецкий прекратил заниматься коммерцией?

— Нет, он остался фактическим руководителем концерна «Роскомтех». Хотя президентом назначили меня, никто не передавал мне дела. Я не принимал ни кассу, ни документы.

Единственное — Монастырецкий стал реже бывать в концерне. Приходилось ездить к нему в ФАПСИ. Мы встречались почти каждый день, обсуждали текущие вопросы.

— А со Старовойтовым?

— Монастырецкий приходил к нему ежедневно. Я — раз в неделю, а то и чаще, особенно если речь шла о каких-то серьезных проектах.

При этом мы оба — Монастырецкий и я — однозначно подчинялись генеральному директору ФАПСИ. Он был в курсе всех дел, все вопросы согласовывали только с ним.

— Что за дела и проекты?

— Я могу рассказать о нескольких. Скажем, о том, как Александр Владимирович открывал речной порт.

В мае 93-го к нам в «Роскомтех» пришел некто Изотов, директор речного порта Комсомольска-на-Амуре. Предложил сотрудничать.

К этому времени мы всерьез занялись экспортом стали из России, в первую очередь в Китай. Активно искали порты для вывоза металла — Находка, Владивосток и Ванино были перегружены. На железных дорогах тоже творилось черт знает что. Идея Изотова показалась заманчивой. Но имелась одна проблема: Комсомольск-на-Амуре был закрыт для обслуживания экспортно-импортных грузов.

Изотов предложил: если мы поможем ему открыть порт, то он в течение двух лет будет платить нам комиссию: 2 доллара с каждой тонны экспортно-импортных грузов, 20 центов — со всех остальных.

— Нечто вроде рэкета?

— Ну нет, рэкет — это когда деньги платят ни за что. А здесь мы должны были все-таки пробить распоряжение правительства.

Сделать это было непросто. Проект распоряжения, которое подготовили в аппарате первого вице-премьера Шумейко (с ним Старовойтов договорился легко), нужно было ещё завизировать у 13 ключевых министров — руководителей ФПС, ФСК, ГТК, Минтранса, МПС, МВЭС.

Старовойтов с Монастырецким вынуждены были пойти по большому кругу. Пользуясь своим положением, они ездили к министрам, уламывали, убеждали. Кое-кто — например, министры путей сообщения Фадеев и транспорта Ефимов — были против. К ним Старовойтову пришлось ходить два или три раза.