Айвенго - Вальтер Скотт

— Ладно, — сказал храмовник, — оставайся, коли хочешь, но помни, что и я сдержал своё слово. Какие бы соколы ни прилетали, полагаю, что от них можно укрыться в прецептории Темплстоу, — это убежище надёжное, туда я и отправлюсь, как цапля в своё гнездо.

Сказав это, он поскакал дальше, а за ним и его свита.

После отъезда храмовника те из защитников замка, которым не удалось бежать с ним, продолжали оказывать отчаянное сопротивление осаждавшим, так как не надеялись на пощаду. Огонь быстро распространялся по всему зданию. Вдруг Ульрика, виновница пожара, появилась на верху одной из боковых башен, словно какая-то древняя фурия, и громко запела боевую песню, похожую на те, какие во времена язычества распевали саксонские скальды на полях сражений. Её растрёпанные волосы длинными прядями развевались вокруг головы, безумное упоение местью сверкало в её глазах, она размахивала в воздухе своей прялкой, точно одна из роковых сестёр, по воле которых прядётся и прекращается нить человеческой жизни. Предание сохранило несколько строф того варварского гимна, который она пела среди окружённого огнём побоища:

Точите мечи,Дракона сыны!Факел зажги,Хенгиста дочь!Мы не на пиршестве мясо разрежемКрепким, широким и острым ножом.Факел не к мирному ложу невестыПламенем синим нам путь осветит.Точите мечи — ворон кричит!Факел зажги — ревёт Зернебок!Точите мечи. Дракона сыны!Факел зажги, Хенгиста дочь!Тучею чёрною замок окутан,Как всадник — на туче летящий орёл.Наездник заоблачный, ты не тревожься,Пир твой готов.Девы Валгаллы, ждите гостей -Хенгиста племя вам их пошлёт.О чернокудрые девы Валгаллы,Радостно в бубны бейте свои!Множество воинов гордых придётК вам во дворец.Вот темнота опустилась на замок,Тучи вокруг собрались.Скоро они заалеют, как кровь!Красная грива того, кто леса разрушает,Взметнётся над ними!Это он, сжигающий замки,Пылающим знаменем машет,Знамя его багровеетНад полем, где храбрые бьются.Рад он звону мечей и щитов,Любит лизать он шипящую кровь,что из раны течёт.Всё погибает, всё погибает!Меч разбивает шлемы,Копьё пронзает доспехи,Княжьи хоромы огонь пожирает.Удары таранов разрушат ограду.Всё погибает! Всё погибает!Хенгиста род угас,Имя Хорсы забыто!Не бойтесь судьбы своей, дети мечей!Пусть кинжалы пьют кровь, как вино!Угощайтесь на пиршестве битвы!Озаряют вас стены в огне!Крепко держите мечи, пока горяча ваша кровь,Ни пощады, ни страха не знайте!Мщения время пройдёт,Ненависть скоро угаснет,Скоро сама я погибну!

Неудержимое пламя победило теперь все препятствия и поднялось к вечерним небесам одним громадным огненным столбом, который был виден издалека. Одна за другой обрушивались высокие башни; горящие крыши и балки летели вниз; сражающиеся были вытеснены со двора замка. Немногие из побеждённых, оставшиеся в живых, разбежались по соседним лесам. Победители с изумлением и даже со страхом взирали на пожар, отблески которого окрашивали багровым цветом их самих и их оружие. Исступлённая фигура саксонски Ульрики ещё долго виднелась на верхушке избранного ею пьедестала. Она с воплями дикого торжества взмахивала руками, словно владычица пожарища, ею зажжённого. Наконец и эта башня с ужасающим треском рухнула, и Ульрика погибла в пламени, уничтожившем её врага и тирана. Ужас сковал язык всем бойцам, и в течение нескольких минут они не шелохнулись, только осеняли себя крёстным знамением. Потом раздался голос Локсли:

— Радуйтесь, иомены: гнездо тиранов разрушено! Тащите добычу на сборное место, к дубу у Оленьего холма: на рассвете мы честно разделим всё между собою и нашими достойными союзниками, которые помогли нам выполнить это великое дело мщения.

Глава XXXII

Есть в каждом государстве свой порядок:

Уставы городов, царей указы,

И даже у разбойников лесных

Гражданственности видим мы подобье.

Так повелось не со времён Адама -

Законы были созданы позднее,

Чтобы тесней объединить людей.

Утренее солнце озарило лужайки дубового леса. Зелёные ветви засверкали каплями жемчужной росы. Лань вывела детёныша из чащи на открытую поляну, и не было поблизости ни одного охотника, чтобы выследить и облюбовать стройного оленя, который величавой поступью расхаживал во главе своего стада.

Разбойники собрались вокруг заветного дуба у Оленьего холма. Они провели ночь, подкрепляя свои силы после вчерашней осады: одни — вином, другие — сном, а многие слушали или сами рассказывали различные происшествия боя или же подсчитывали добычу, попавшую после победы в распоряжение их начальника.

Добыча эта была очень значительна. Несмотря на то, что многое сгорело во время пожара, бесстрашные молодцы всё-таки награбили множество серебряной посуды, дорогого оружия и великолепного платья. Однако никто из них не пытался самовольно присвоить себе хотя бы малейшую часть добычи, в ожидании дележа сваленной в общую кучу.

Место сборища было у старого дуба. Но это было не то дерево, к которому Локсли привёл в первый раз Гурта и Вамбу. Этот дуб стоял среди лесной котловины, на расстоянии полумили от разрушенного замка Торкилстон. Локсли занял своё место — трон из дёрна, воздвигнутый под сплетёнными ветвями громадного дерева, а его лесные подданные столпились кругом. Он указал Чёрному Рыцарю место по правую руку от себя, а слева посадил Седрика.

— Простите меня за мою смелость, благородные гости, — сказал он, — но в этих дебрях я повелитель: это моё царство, и мои отважные вассалы возымели бы низкое понятие о моём могуществе, если бы я вздумал в пределах своих владений уступить власть кому-нибудь другому… Но где же наш капеллан? Куда девался куцый монах? Христианам прилично начать деловой день с утренней молитвы.

Оказалось, что никто не видел причетника из Копменхерста.

— Помилуй бог! — сказал вождь разбойников. — Надеюсь, что наш весёлый монах опоздал потому, что чуточку пересидел, беседуя с флягою вина. Кто его видел после взятия замка?

— Я, — отозвался Мельник. — Я видел, как он возился у дверей одного подвала и клялся всеми святыми, что отведает, какие у барона Фрон де Бефа водились гасконские вина.

— Ну, — сказал Локсли, — пусть же святые, сколько их ни есть, охранят его от искушения там напиться. Как бы он не погиб под развалинами замка. Мельник, возьми с собой отряд людей и ступай туда, где ты его приметил в последний раз. Полейте водой изо рва накалившиеся камни. Я готов разобрать все развалины по камешку, только бы не лишиться моего куцего монаха.

Несмотря на то, что каждому хотелось присутствовать при дележе добычи, охотников исполнить поручение предводителя нашлось очень много. Это показывало, насколько все были привязаны к своему духовному отцу.

— А мы тем временем приступим к делу, — сказал Локсли. — Как только пройдёт молва о нашем смелом деле, отряды де Браси, Мальвуазена и других союзников барона Фрон де Бефа пустятся нас разыскивать, и нам лучше поскорее убраться из здешних мест… Благородный Седрик, — продолжал он, обращаясь к Саксу, — добыча разделена, как видишь, на две кучи: выбирай, что тебе понравится, для себя и для своих слуг, участников нашего общего сражения.

— Добрый иомен, — сказал Седрик, — сердце моё подавлено печалью. Нет более благородного Ательстана Конингсбургского, последнего отпрыска блаженного Эдуарда Исповедника. С ним погибли такие надежды, которым никогда более не сбыться. Его кровь погасила такую искру, которую больше не раздуть человеческим дыханием. Мои слуги, за исключением немногих, состоящих теперь при мне, только и ждут моего возвращения, чтобы перевезти его благородные останки к месту последнего успокоения. Леди Ровена пожелала воротиться в Ротервуд, и необходимо проводить её под охраной сильного отряда вооружённых слуг. Так что мне бы следовало ещё раньше отбыть из этих мест. Но я ждал не добычи — нет, клянусь богом и святым Витольдом, ни я, ни кто-либо из моих людей не притронется к ней! Я ждал только возможности принести мою благодарность тебе и твоим храбрым товарищам за сохранение нашей жизни и чести.

— Как же так, — сказал Локсли, — мы сделали самое большее только половину дела. Если тебе самому ничего не нужно, то возьми хоть что-нибудь для твоих соседей и сторонников.

— Я достаточно богат, чтобы наградить их из своей казны, — отвечал Седрик.

— А иные, — сказал Вамба, — были настолько умны, что сами себя наградили. Не с пустыми руками ушли. Не все ведь ходят в дурацких колпаках.