Избави нас от зла - Холланд Том

Какое-то мгновение Паша сверлил его взглядом, потом стал смеяться, и Роберт ощутил приступ гнева, смешанного с отчаянием.

— Мои помыслы так презренны? — спросил он.

— Ваши помыслы не презренны, — ответил Паша, — но, вероятнее всего, чрезмерны.

Он потянулся за ножом, потом распахнул халат, обнажил грудь и провел по ней лезвием. Проступила тонкая полоска жидкости, водянистой и прозрачной, совершенно не похожей на кровь, хотя она и была красноватого цвета.

— Моя кровь, — прошептал Паша, — была когда-то темно-рубиновой и безмерно густой, потому что я был… остаюсь и сейчас самым могущественным среди подобных мне существ. И что вы видите?

Он прикоснулся пальцем к ране и поднял его вверх.

— Я был жестоко изранен, — невнятно прошептал он, словно говорил сам с собой, потом посмотрел на лорда Рочестера. — Вы помните, милорд, каким я был, когда вы нашли меня на дороге? Разве не был я почти трупом?

Лорд Рочестер подтвердил его слова, слегка склонив голову:

— Вы тогда действительно походили на мешок с костями.

Паша горько улыбнулся, еще раз ткнул пальцем в рану и снова поднял его к звездам.

— Я тоже, — тихо заговорил он, — как и вы, Ловелас, искал способ одолеть Азраила, даже, как видите, сразился с ним. И все это время, пока я лежал едва живой после нашей страшной схватки, меня не покидала надежда, пусть даже пустая, что умереть должен был мой враг, а не я.

Он задумчиво облизнул кончик пальца и сказал:

— А потом пришло письмо от лорда Рочестера, в котором он сообщил мне, что познакомился с вами.

Он сделал паузу, и его глаза стали расширяться. Они разгорались ярким пламенем, и Роберт внезапно почувствовал, что взгляд Паши рыщет в глубинах его разума, слой за слоем разгоняет огнями глаз темноту его памяти. Он увидел образ матери, которую пожирали языки пламени. Потом отца, вертевшегося и раскачивавшегося под напором ветра на веревке, перекинутой через перемычку между двумя камнями, медленно истекавшего последними каплями крови, которые с глухим стуком падали то там, то здесь на землю. Роберт внезапно вскрикнул и прикрыл руками глаза, вообразив, что перед ним воочию возникло исчадие ада, обретавшее форму, по мере того как с него сползала плавившаяся оболочка плоти. Возникшая фигура искала его, тянулась к нему, норовила заморозить насмерть. Он истошно завопил… Его снова пронзила боль в животе, словно в него вонзился осколок льда… Потом он почувствовал, что к его губам, как и в прошлый раз, приложили бутылку.

Он выпил мумие, и боль в желудке стала утихать, но продолжалась в крови подобно отголоскам пронизывающего холода. Роберт открыл глаза. Возле него на коленях стоял лорд Рочестер. Паша опустил веки так, что они почти полностью скрывали глаза.

Роберт поднялся на ноги.

— Вы покидаете нас? — прошептал Паша.

— Если нет надежды, — ответил Роберт, — то я не вижу смысла оставаться.

— Я не говорил, что надежды нет.

— Вы сами подтвердили, что не смогли его уничтожить.

Паша почти незаметно передернул плечами.

— Уничтожить, вероятно, не смог. Но изувечил, Ловелас, изувечил до почти полного уничтожения.

— Нет, — возразил Роберт, решительно тряхнув головой. — Я видел его посреди камней. Он пришел в себя, совершенно восстановился. Какие бы раны вы ему когда-то ни нанесли, все они уже полностью залечены.

— Не полностью, нет, еще нет.

— Я говорю вам, что видел его.

— А я говорю вам, что, если бы он больше не страдал от ран, вся ваша страна и все, что расположено вблизи нее, уже тонуло бы в океане крови, а оставшиеся в живых только глядели бы на эту резню, причитая, что пришло время вселенской погибели, наступил Апокалипсис. Так что, прошу вас, сядьте на ваше место.

Паша сопроводил свои слова жестом руки, но стал задыхаться от нового приступа боли, однако успел добавить:

— Я должен многое вам рассказать.

Боль заставила его согнуться вдвое. Он не смог произнести больше ни слова. Когда ему подали бутылку с мумие, он не отрывался от нее, пока не осушил до последней капли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наконец он лег на спину и закрыл глаза. В комнате воцарилась тишина, такая же тяжелая, как ароматы клубившегося ладана.

— Дело не в слабости, — негромко заговорил Паша, — а в раболепии и отчаянии, причина которых кроется в самой мысли о том, что ты слаб. До тех пор пока кто-то считает себя непобедимым, он остается сильным. Пока есть желание реванша, оно настойчиво напоминает о себе снова и снова. Посмотрите на меня, Ловелас.

Он распахнул халат, указал на свою рану и продолжил:

— Я знаю, о чем говорю. Вполне возможно, что тем же самым, чем смертные являются для существ моей породы: объектом для наших насмешек и пищей для удовлетворения аппетита, — мы сами служим для тех, кто выше нас. И все же не сыскать более глубокого отречения от сути себя самого, чем утрата веры в то, что рано или поздно я смогу их одолеть и совершить, на пути к этой цели, много хорошего, много доброго…

Пока он говорил, блеск его глаз стал тускнеть, а голос все более слабел. Снова наступила тишина. Роберт наклонился вперед, облизнул губы и шепотом спросил:

— Что это за существа, которые могущественнее вас?

— Я не могу с уверенностью сказать, — ответил Паша, — есть ли они на самом деле, потому что даже Азраил мог быть когда-то существом вроде меня, а толки и слухи о них, возможно, не более чем отзвуки мыслей и страхов, таких же, как мои собственные.

— Но вы не верите, что их нет? — спросил лорд Рочестер.

Паша покачал головой:

— Кем бы они ни были, ангелами, демонами, низложенными древними божествами, у меня нет иного выбора, кроме веры в то, что они могут быть найдены, ибо, обладай я их мудростью, их могуществом, что может быть мне не по силам? Я смогу избавиться от своей жажды крови. Я смогу любить, не уничтожая разум того, кого люблю. Я смог бы — кто знает? — обрести силу, чтобы одолеть Азраила и покончить с ним навсегда.

Он посмотрел на Роберта, и на его лице появилась слабая улыбка.

— Достойная награда, — прошептал он, — или вы так не считаете?

Роберт замер на месте.

— И вы уже сколько-нибудь приблизились, — спросил он с расстановкой, — к обретению этой силы?

Паша прошептал, продолжая улыбаться:

— Возможно.

Роберту показалось, что внезапно наступившая тишина парализовала его. Он буквально заставил себя разомкнуть губы, чтобы заговорить.

— Больше никаких секретов, — прошептал он. — Расскажите мне все! Пожалуйста.

Паша пошевелился, превозмогая боль, подоткнул подушку, чтобы голова лежала удобнее, закутался в мантию и начал рассказывать свою историю.

«Но больше всех равви Лев боялся священника Тадеуша, который ненавидел евреев и был ярым приверженцем колдовских наук…»

Еврейская народная сказка

— В самом конце прошлого столетия, — заговорил Паша, — мне довелось быть гостем маркизы де Мовизьер в Париже. Не скажу, что мы были с ней друзьями, но время от времени оказывались партнерами в совместных поисках способов проникновения в таинства нашей природы. Маркиза тогда еще не была тем, чем со временем стала: рабой собственных предрассудков. Исследования, которые она тогда проводила, еще не привели ее к нынешней вере в то, что существует Властелин ада, который и есть Бог всего мироздания, поэтому мы одинаково представляли себе, как совместить наши интересы. В духе такой совместной работы Маркиза и рассказала мне об отчетах, полученных от Тадеуша, одного священника, самоуверенного и честолюбивого, которого незадолго до этого она избрала, чтобы сделать существом, подобным нам. Этот Тадеуш слал ей письма из своей родной Богемии, где описывал странные случаи заболевания чумой и деревенские слухи об этой чуме, но очень туманно, словно ему не хотелось уточнять, что именно могли означать эти слухи. Меня это особенно заинтриговало. Я всегда говорил, что если человек был священником, то его работой навсегда останется придумывание таинств, какой бы пустяк для этого ни подвернулся. Я планировал вернуться на Восток, поэтому мне так или иначе предстояло проезжать через Богемию. Я решил немного отклониться от прямою пути, нанести ему визит и посмотреть, не скрывается ли за его туманными намеками что-то большее.