История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

– Хочешь чаю? – продолжая игру, предложил Форин. – Правда, он здесь больше напоминает отвар листьев бузины, который мы пили в детстве, когда запретили торговлю с Синтийской Республикой.

Смотрителю давно не приходилось оказываться в чужом реальнейшем. Он уже отвык от этого ощущения, похожего на попытки читать вслух при ураганном ветре. Надо было освежить в памяти ту часть сознания, которая отвечала за подчинение обстоятельствам.

Поздний гость улыбнулся и сказал:

– Если ты не против, я предложил бы кофе. Думаю, поблизости вряд ли можно найти тот, который не оказался бы какими-нибудь жареными корнями.

Форин скривился: действительно, кофе здесь был в дефиците. А его собственный тар-кахольский запас растаял ещё в первый месяц. Вспомнив, какой кофе подают в столичной «Кофейной соне», он не смог отказаться.

Едва Смотритель кивнул, на деревянном столе, за которым он наблюдал свечение ламп, возникли две чашки, и запах не оставлял ни малейшего сомнения в их содержимом – даже сами чашки были такими же, как тогда, когда он последний раз был в «Кофейной соне». «Продался за чашку кофе», – грустно подумал Форин, но это нисколько не помешало ему насладиться напитком.

На галерее был только один табурет – нарочно без спинки и ужасно неудобный, чтобы не заснуть, поддерживая длиными, похожими на вечность осенними ночами огонь в лампах. Поэтому гость взял свою чашку и забрался на высокий каменный подоконник, что придало ему какой-то мальчишеский вид.

– Уютно тут у тебя, – задумчиво отметил он. – Идеально, я бы даже сказал.

Смотритель напряжённо взглянул на своего собеседника: «Уж не затем ли ты явился, чтобы лишить меня этого?» И вспомнил, как они встретились в первый раз, когда Форин был ещё совсем молодым, а мир казался ему утекающим сквозь пальцы песком, который нужно во что бы то ни стало удержать. Сейчас он уже приспособился к тому миру, что существовал за пределами его головы, – выдумав для этого множество разных уловок, – а тогда это непонимание ещё вставало перед ним непреодолимой чёрной стеной, как только он решался сделать шаг в любом направлении. Разбив нос и лоб об эту стену, но не сумев понять мир, он решил научиться им управлять. Так и сказал тогда Мастеру Всего, впервые оказавшись в реальнейшем: «Я хочу управлять миром!» Мастер засмеялся и ответил: «Ну, будь по-твоему». Знай Форин тогда, что всё так обернётся – был бы поосторожнее с выражениями. Но никто ему не объяснил, как себя вести в реальнейшем. В реальности, по крайней мере, родители хотя бы пытаются объяснить ребёнку, как ему теперь жить в этом непонятном пространстве. Впрочем, своих родителей Форин тоже никогда не знал…

Мастер Всего внимательно смотрел из-за своей чашки. Он легко мог читать мысли в реальнейшем, но никогда этого не делал. «Мысли – как ветер, – говорил он. – Они создают волны на поверхности, но ничего не меняют на глубине». Слова он, как ни странно, почитал чуть больше. «Великодушие требует от нас, чтобы мы принимали то, что человек говорит, выбросив закопчённое стёклышко своих сомнений и домыслов».

– Что-то неладное творится в Королевстве, – вздохнул гость, аккуратно ставя чашку на каменный подоконник. – Люди не хотят быть счастливыми. И я не знаю, что им ещё нужно.

Форин усмехнулся:

– Значит, не всё в твоей власти?

– Не всё, – грустно кивнул Мастер Всего. – Вот, например, придумали себе Смерть – и никуда теперь от неё не деться. Может быть, и меня скоро найдёт.

Смотритель удивлённо уставился на собеседника.

– А что будет… со Всем? – тихо произнёс он.

– Беспокоишься? – усмехнулся Мастер Всего. – Чувствуешь ответственность?

Форин раздражённо передёрнул плечами.

– Нет, с чего мне. Так, любопытствую. Людям свойственно.

– Ну-ну, не сердись, – улыбнулся гость. – Я и сам не знаю – я ведь не умирал пока. Может, и ничего не изменится. А может, и Всё исчезнет.

Смотритель кивнул и забросил взгляд на горизонт – туда, где в свете луны сияли белые паруса.

– А твоя семья? – спросил Форин, и сам удивился своему вопросу.

Никогда его не интересовали чужие семьи. Да и какие-либо вообще семьи. Собрание святых людей, которые принимают тебя таким-какой-ты-есть (будь благодарен!), которые тебя понимают (да-да, ты ведь не силлогизм Олдеша) или ещё того страшнее – любят (а нужно ли тебе это – кому интересно?). Улица в твоих глазах вдруг разбивается на много-много разноцветных кусочков, которые забивают нос и рот так, что невозможно дышать, а они говорят своё «успокойся» – и ты понимаешь, что не успокоишься уже никогда…

А ещё он не мог понять, как тот, кому подвластен весь мир, мог отвлекаться на такие человеческие дела.

Мастер Всего молчал. А потом сказал, нахмурившись:

– Это оказалось сложнее, чем я думал. Сложнее, чем всё реальное и реальнейшее. Думаю, в этом я провалился, – он тяжело вздохнул – и море за окном, как будто эхо, повторило его вздох. – Но они – часть это мира. И я люблю их.

Смотритель вспомнил, как тогда, когда нужно было срочно найти нового короля, Мастер Всего, чтобы не тревожить сына, осторожно, словно вор, выбирался по ночам из своего дома, и они с Форином и Тэлли бродили по улицам ночного Тар-Кахола, споря и выбирая меньшее из всех зол шейлирских семейств столицы. «Они уже перестали преклоняться перед королём, но не перестали ещё желать во что бы то ни стало занять его место», – горько говорил тогда Мастер Всего.

– А что Тэлли? – спросил гость, как будто прочтя в его памяти то, какой решимостью и восторгом сияло тогда лицо Тэлифо – гордой оттого, что с ней обращаются не как с девочкой из приюта, а как с равной.

Форин помрачнел – и если бы это было его реальнейшее, то звёздное небо тотчас скрыли бы тучи.

– У нас был уговор, – тихо сказал он.

Мастер Всего кивнул, не став спорить.

– Кстати, об уговорах: Оланзо оказался не таким безобидным, как мы думали. Ещё чуть-чуть, и он начнёт убивать. Сначала воображаемых врагов, потом всех подряд.

Смотритель не хотел ничего такого знать. И пока ему это хорошо удавалось.

– Но ведь пока всё в порядке? – спросил он, упирая на слово «пока» – так, как спрашивают, заранее принимая только один ответ. Так, как не спрашивают в реальнейшем.

И Мастер Всего мгновенно указал Форину на его ошибку: горизонт, куда Смотритель поспешно отвёл взгляд, накренился, а все парусники съёжились, скатились по наклонной плоскости, цепляясь друг за друга спичечными мачтами, и покорно устремились к небытию, как бумажные кораблики в водовороте канализации.

– Потребуется твоя помощь, – бесстрастно сказал гость.

Когда нужно было, он умел говорить так, что спорить не приходилось.

– Но я не могу оставить Маяк. Здесь ведь корабли! – отчаянно воскликнул Смотритель. Он был похож на ребёнка, у которого грозятся отнять любимую