Будет только хуже - Виктор Климов

Военные в защитных костюмах осматривали транспорт и пассажиров, делая замеры радиационного фона. Если будет превышение норматива, их отправят в "душевую", а заражённые пожитки так и вообще отправят на утилизацию. Но судя по происходящему, пока всё было спокойно.

Людям предложили остаться в лагере, но колонна из нескольких автомобилей явно намеревалась проехать дальше после улаживания формальностей и получения пропусков, которые им теперь однозначно понадобятся. Без бумажки ты букашка...

Задерживать без лишней необходимости их никто не собирался, так как совсем скоро здесь могла возникнуть совсем другая проблема - нехватка мест для всех пострадавших. Поэтому командование проводило вынужденную сортировку.

С неба начинал падать редкий снег, но учитывая спокойствие военных и мерное потрескивание дозиметра, можно было понять, что пока осадки не представляют радиационной опасности. Да, теперь даже снег может быть опасен так, как никогда до этого не был.

Наконец, Влад дошёл до палатки, в которой им местное командование выделило три койки. Он прошёл через всю палатку туда, где у самой брезентовой стены лежала, накрывшись шерстяным одеялом, Джессика, и присел на край своей, стараясь не шуметь и не разбудить невольную спутницу.

Американка лежала, отвернувшись на раскладной кушетке и спала. Так, по крайней мере, показалось Владу. Он бы и сам не прочь был забыться сном. Второй день в лагере их допрашивали по несколько часов, что выматывало само по себе.

Внутри палатки было тепло, обогреватель, как и освещение работали от переносного дизельного генератора, мерно тарахтящего где-то за брезентовой стеной. Налетающий порывами ветер периодически запускал по стенам волны, из-за чего брезент хлопал подобно полощущимся парусам.

- Влад? - не оборачиваясь, подала голос Джессика.

Он в очередной раз удивился тому, как хорошо она говорит по-русски. Почти без акцента. Свои же знания в английском языке Влад постепенно терял, не имея нормальной практики общения, а просить Джессику, по понятным причинам, было не к месту. Не до жиру, быть бы живу, как любила говорить его прабабка, сначала потерявшая мужа в Финскую войну, а потом братьев в Великую Отечественную, и испытавшая на себе все прелести немецкой оккупации с венгерским душком.

- Да, - откликнулся он.

- Как ты думаешь, куда он нас ведёт? - она тщательно подбирала русские слова, стараясь не делать ошибок в падежах и склонениях. - И зачем?

- Я знаю не больше твоего, Джессика, - и это было правдой. - Только то, что он рассказал нам тогда, в полиции.

- Ты ему вообще веришь? - её голос был уставшим и слегка осипшим.

Плакала? Может быть. Учитывая всё ими пережитое и то, что пограничник особенно не деликатничал, когда сообщал, что город, в котором жили её родители, был также уничтожен. Понятно, что надежды на то, что они смогли выжить, были, мягко говоря, призрачными.

Одно дело остаться в живых во время взрыва боеголовки, другое дело - выжить после: воздух наполнен радиоактивными частицами, фонит буквально всё вокруг, ну и дождь, тот самый радиоактивный дождь, который выпадает образовавшегося облака.

Так что если вы каким-то чудом выжили в время взрыва, не испарившись во время вспышки, а оказались на достаточном удалении от эпицентра и вас не разорвало взрывной волной и не завалило обломками, то у вас всегда есть возможность схватить дозу, надышавшись радиоактивной пыли или попав под такие же осадки.

- Я уже не знаю, чему верить. Мир перевернулся с ног на голову, и долбиться башкой об асфальт, - замотал головой Влад и провёл ладонями по лицу. - Знаю только, что у меня пока есть хоть какая-то цель в этой жизни. А иначе что? Воевать? Это какая-то другая война. Всё кругом горит, но вражеских войск не видно. Просто взять автомат и пойти убивать, надеясь, что американская пуля прекратит всё это, я... я не знаю...

Он запнулся, вспомнив, что перед ним гражданка той страны, которая прямо или опосредованно причастна к развязыванию войны, и к смерти Али. При других обстоятельствах, он должен был бы ненавидеть Джессику, и даже, не исключено, попытаться её убить. Но почему-то ненависти он не испытывал. Жалость. Сопереживание. Усталость. Очень большая усталость, которая давила на веки, заставляя их закрываться.

Странно, очень странно. Вроде вот перед ним воплощение режима, ответственного за миллионы и одну смерть, но никакой злобы не было. Только усталость.

- И ты просто будешь следовать за ним? - спросила она, всё так же не оборачиваясь.

Влад поймал себя на мысли, что американка негативно относится к Алексею, что, учитывая обстоятельства знакомства, не было удивительным, однако, а какие были варианты? Да, Алексей был тем гонцом, который принёс вести о гибели её родителей и друзей в результате ответного удара. Да, он вырубил её ударом в челюсть (синяк до сих пор красовался на левой стороне лица), но как бы поступил сам Влад? Наверное, тогда это был наиболее эффективный и рациональный способ решения возникшей проблемы сохранения её жизни. Если американка не хотела или не могла идти с ними, её надо было заставить. Знать бы ещё, зачем она ему понадобилась. Зачем они вообще ему нужны живыми? А пограничник именно, что хотел сохранить им жизни, по крайней мере, до определённого момента.

- А что мне остаётся?

- Разве ты не можешь не идти?

Джессика повернулась на другой бок и посмотрела Владу в глаза. Её веки действительно были розовыми и припухшими от слёз. Ветер снаружи продолжал полоскать брезентовые стены.

- Я не вижу причин не следовать за ним.

Джессика поднялась со своей кровати, сделала шаг и села рядом с Владом, взяв его за руку. Он не стал её одёргивать.

- Мы поедем в Москву?

- Вероятно.

- И что он хочет там найти? - спросила Джессика. - Я слышала, что нам надо добраться до Сарова. Это вообще где?

Влад попытался вспомнить, где слышал это название. Кажется какой-то закрытый город. По крайней мере, был таким в советское время, а как дела обстоят сейчас, Влад не знал. Скорее всего, тоже город с особым режимом въезда-выезда. В памяти всплыла история с российскими спортсменами, которые тренировались в закрытом городишке, а комиссары WADA, которых туда не пустили, сделали из этого вывод, что атлеты там принимают тонны секретного допинга.

Но почему он не сказал об этом обстоятельстве Владу? Нет, капитан, конечно, не обязан просто так по доброте душевной делиться с ним информацией, если не считает это нужным, но всё-таки...

Мысли завертелись в голове Влада, цепляясь одна за